Мириал. В моём мире я буду Богом - Моника Талмер 10 стр.


Я говорил себе, что для Эльзы, наверное, гораздо лучше, что всё закончилось. Судьба, уготованная ей Кертом, была трагичнее смерти. Я говорил себе ещё много всего, стараясь избавиться от мыслей о несправедливости и жестокости, надеясь оправдать Алекса и понять мистера Джека. Но это давалось мне с большим трудом.

Наш господин писатель вскоре оправился и засел за книгу, в которой смерть Эльзы Кауч была лишь одним из многочисленных сюжетов. Жизнь двинулась дальше, несмотря ни на что, и Мириал засверкал на солнце ещё ярче, насытившись очередной невинной душой, принесённой ему в жертву.

Глава 11.

Однажды вечером я решил наведаться к Мерс.

Похоже, она была рада меня видеть. Я помнил главное правило — не задавать никому никаких вопросов, пока они сами не решат тебе кое-что рассказать, и принимать всех такими, какие они есть, не обращая внимания на маленькие странности. Так действительно было легче, особенно с Мерс.

Мы включили музыку и устроились прямо на мягком пушистом ковре голубого цвета с бокалами вина. Мне было как-то удивительно хорошо в этот вечер, я почувствовал явное облегчение после разговора с мистером Джеком, и в мою душу медленно вползала умиротворённость и блаженство. Я, правда, ещё не совсем понимал некоторые вещи, о которых он говорил — что предстоит сделать правильно, в соответствии с каким предписанием, и что же именно приходится контролировать мистеру Джеку, но чувствовал интуитивно, что ответы находятся где-то рядом, и что узнать их мне всё равно суждено.

У Мерс тоже было хорошее настроение. Она ударилась в воспоминания о своей юности, о том, как играла в школьных спектаклях главные роли, об актёрских курсах, о многочисленных неудачных попытках сняться в кино, о знакомстве с Гейраном, которое перевернуло всю её жизнь.

— То есть, Мерс, ты считаешь, что не познакомься ты с ним, ничего бы не было?-Спросил я.

— Наверное, не было бы, -ответила она.-Но ничего не бывает просто так. Это было мне наградой за мою настойчивость и целеустремлённость.

Чьей наградой? Уж не мистера Джека ли?

— Просто когда ты ставишь перед собой, наконец, верную цель, -продолжала Мерс, -весь мир кидается к тебе на помощь. Тебе вроде как и не надо ничего делать -за тобой приходят прямо к тебе домой, всё показывают и объясняют. Единственное, что для этого нужно — чётко сформулировать своё желание. Ну и, естественно — чтобы оно совпало с предписанием.

— Всего-навсего. Но почему ты тогда не прославилась с самого детства?

— А есть одна важная штука, Гэл -надо ещё и доказать.

— Что?

— Что это -ты. Если кто-то другой сделает это лучше тебя, место отдадут ему. Понимаешь, надо ведь будет жить дальше с этим твоим исполнившимся желанием, а это гораздо труднее, и для этого требуется огромное мужество. Надо доказать, что ты это сможешь, ещё до того, как желание исполнится.

— Всё так сложно?

— На самом деле ещё сложней. Вот ты, например, чего ты хочешь?

Я пожал плечами.

— Стать великим актёром?-Продолжала Мерс.-Так ведь?

— Уже и не знаю, Мерс, -вздохнул я.-Не очень-то получается. Начало было таким многообещающим -удачные роли в наших постановках, восторги зрителей, даже Рекс Гейран, лично пригласивший меня на пробы — всё так, как ты говорила. Но ни черта не получилось, и Рекс Гейран пропал бесследно.

— Вот и прекрасно, Гэл, -сказала Мерс.-Какой ужас был бы, если бы ты получил эту роль и прославился. Тебя, видать, ждёт судьба получше.

— Ужас?-Удивился я.-Почему?

— Хватит, Гэл, слишком много разговоров на сегодня, -отрезала Мерс.-Я не собираюсь решать за тебя твои проблемы.

Это было так на неё похоже! Она всегда отстранялась, когда разговор не касался её лично. Ну, что ж, это было её правом, в конце концов, она не должна была нянчиться со мной, как с маленьким. Да и мне в её присутствии больше всего хотелось казаться взрослым мужчиной, серьёзным и умудрённым опытом. По какой-то непонятной причине у меня это получалось! Может быть, потому, что я легко нащупал в ней те слабые места, которые превращали её в маленькую обиженную девочку, и она не боялась демонстрировать мне свою беспомощность, потому что я не представлял для неё серьёзной опасности. Она была права — у меня не было нужды использовать её слабости, потому что я не видел в этом никакой пользы. Это всё было своего рода невинной игрой в поддавки, которая занимала нас обоих хотя бы потому, что составляла разительный контраст с истинным положением вещей.

Мне нравилось наблюдать за ней. Я постоянно пытался заметить в ней то, что должно было быть каким-то отличительным знаком, какой-то печатью свыше.

«Почему она?-Думал я.-Ну вот почему именно она, а не Алина Бэйли, например?»

Киноактрис в мире было великое множество, хороших и плохих, красивых и не очень, сексуальных или считающих себя таковыми. Почему из всего этого изобилия в первую очередь выплывало имя Мерс Сейлор? Почему кинотеатры ломились от наплыва публики, газеты и телевидение захлёбывались от постоянных «сенсационных сообщений», киностудия была завалена тысячами любовных посланий, а режиссёры терзали её агента новыми и новыми предложениями. И всё это за год с небольшим!

Я не находил в ней ничего, что могло было бы быть ответом на мой вопрос. Она была просто до неправдоподобия обычна — ни какого-то особого рокового шарма, ни экцентричного поведения, ни шумных любовных историй. На ночь она выпивала стакан кефира, а по утрам завтракала овсянкой и морковным соком, не употребляла ничего крепче вина и практически не курила. Как я уже говорил, с ней было удивительно легко, как будто рядом была не Мерс Сейлор, а какая-то девочка на один вечер — можешь делать с ней, что тебе заблагорассудится, — можешь отправить домой наутро и забыть в ту же секунду, можешь повстречаться недельку, а можешь вообще расхотеть с ней расставаться.

Она вела себя удивительно просто — никакого намёка на «звёздность». Разве что, немного проступала её сконцентрированность на своём внутреннем мире — она не допускала к себе ничего, что не могло бы быть ей полезным, так или иначе, и делала только то, что имело для неё какой-то смысл. Но в этом, согласитесь, не было ничего необычного.

Даже эти её маленькие странности, когда она говорила фразами из своих фильмов, были вполне объяснимы — если отдаваться роли так, как это делала она, это несомненно накладывает отпечаток на личность актрисы.

Наши чувства друг к другу нельзя было назвать любовью, — уж слишком мало они задевали что-то очень важное внутри. Даже к Тоните временами я чувствовал гораздо больше нежности и страсти. Хотя, может быть, всё это было просто делом времени? Во всяком случае, мне было очень здорово от того, что рядом находилась Мерс, и я чувствовал себя выше на целых три головы. Особенно, когда что-то у неё внутри поддавалось мне и подыгрывало моему самолюбию.

Я поставил свой бокал на столик, подвинулся поближе к Мерс, и нежно обнял её, едва касаясь. Мы просидели так несколько секунд, не шевелясь. Иллюзия сердечности, которую мы оба прекрасно умели изображать и которой позволяли так жестоко себя обманывать, была основой чувственности, на которой держалось всё остальное. Не обманув и не обманувшись, не почувствуешь того, что будет истинно ценным.

Дальше всё уже получилось само собой. Никуда не спешить и изображать чувства — два золотых правила, которых придерживались мы оба. Вероятно, у нас было что-то общее, что позволяло играть в одну и ту же игру по одним и тем же правилам.

Я вышел из её квартиры уже далеко заполночь и тихонько закрыл за собой дверь, стараясь не шуметь. Мерс уснула прямо на полу, и было жаль её будить.

В широком коридоре было почему-то темно, вопреки обыкновению. Не горели ни светильники на стенах, ни лампы над квартирами жильцов. Чертыхаясь, я побрёл наощупь в кромешной темноте, выставив вперёд руки.

Через минуту я сообразил, что иду уже достаточно долго, но совершенно не знаю, куда. Мои глаза так и не смогли привыкнуть к темноте, но я совершенно точно знал, что уже прошёл весь коридор, но мои руки по-прежнему беспомощно шарили в пустоте, ни на что не натыкаясь.

Вот тут-то мне и стало по-настоящему страшно. Идти обратно к Мерс было уже поздно, навряд ли я смог бы найти дорогу, а двигаться вперёд неизвестно куда, не зная, что может ожидать тебя в следующую секунду…

Это был уже не коридор. Я вдруг почувствовал, что там, где я сейчас нахожусь, нет ни квартир, ни людей, ни лифтов, ни дежурных по этажам. Внезапно похолодало, и свежий морозный воздух стал постепенно просачиваться непонятно откуда, наполнять то неизвестное пространство, которое было по-прежнему скрыто от меня темнотой. Но я осознавал, что оно ОГРОМНО. Откуда-то очень издалека подул ветер, неприятно завывая, и до меня стал долетать какой-то едва различимый гул.

Я стоял, как вкопанный, холодея внутри и снаружи. Вообще-то, на самом деле это не было настоящим страхом, скорее, паникой. За последнее время я немного привык к удивительным перемещениям и умудрился сохранить здравый рассудок, и сам не знаю, как, и поэтому просто гадал, куда же занесло меня на этот раз

Постепенно стало светлеть, и кое-что начало вырисовываться передо мной. Сначала мне показалось, что это просто обман зрения, уставшего от темноты, настолько возникшее видение было неправдоподобным. Я увидел вдалеке горную цепь, покрытую снегами, озаряемую пурпурным солнцем, свет которого постепенно становился всё ярче и ярче, разгоняя мрак. Скоро я определил, что тоже стою на горе, возле самого обрыва, под которым простиралась живописная зелёная долина. Значит, стоило мне сделать ещё один шаг…

Я с ужасом отшатнулся от края обрыва, обливаясь потом, несмотря на холод, царивший вокруг. Солнце достигло зенита и замерло, глядя прямо на меня. Безмолвствовали горы, и постепенно стихал ветер. Всё как будто замирало, завершив процесс осуществления, превращалось в грандиозную декорацию.

— Ау!-Окликнул меня кто-то за моей спиной.

Я обернулся и увидел маленького старичка в чёрной накидке с капюшоном, закрывающей всю его сгорбленную фигуру. В его руке был посох, на плече висела котомка из грязной мешковины, а на указательном пальце руки, выступающей из-под широкого рукава, которая сжимала этот посох, был надет перстень с камнем, излучавшим такое сияние, что я невольно зажмурился.

— Прошу прощения, -сказал старичок, -не учёл. Открывайте ваши глаза.

Я осторожно приоткрыл один глаз. Перстень сиял уже не так сильно.

— Так не больно?-Спросил старичок.

Я отрицательно покачал головой, открывая второй глаз.

— Ну, вот и славно.-Улыбнулся он.

Голос у старичка был неправдоподобно молодым, и голубые глаза, усеянные морщинками, глядели как-то по— юношески лукаво из-под мрачного капюшона. На какое-то мгновение этот хитроватый взгляд даже показался мне знакомым.

— Называйте меня просто Гам, -сказал он.-Полное имя не представит для вас интереса.

Он не протянул мне руку, и мне ничего не оставалось, как просто её пожать и назвать себя.

Гам удовлетворённо кивнул, повернулся, и пошёл прочь, не говоря ни слова. Поразмыслив немного, я решил двинуться за ним. Я нагнал его и пошёл рядом. По тому, что Гам не выразил протеста, я определили, что поступил правильно.

Гам повёл меня узкой тропкой вниз, к подножью горы, и по мере того, как мы спускались в долину, начинало теплеть. Мой проводник орудовал своим посохом с ловкостью молодого человека, раздвигая попадающиеся по дороге ветки кустарников и отбрасывая с тропинки крупные палки, о которые можно было бы споткнуться.

Мы спускались, наверное, минут сорок. Под конец я здорово устал и весь взмок, однако Гам шёл по-прежнему легко и быстро, что-то тихонько мурлыкая себе под нос.

Наконец мы завершили спуск, и тропинка, сделав последний оборот, вывела нас в долину, невероятно красивую и покрытую зеленью. В центре находилось озеро, прозрачное и чистое, а возле берега стояла небольшая лодка.

Гам остановился, поклонился озеру, молитвенно сложил руки и стал что-то шептать себе под нос. Вода стала покрываться рябью, хотя ветра не было. Так продолжалось ещё минут пять, поэтому совершенно неудивительно, что я ослабил внимание и стал озираться по сторонам. Из-за этого я упустил тот момент, когда ЭТО случилось.

Повернувшись снова к озеру, я замер от восторга — удивление в последнее время давалось мне с большим трудом, — в самом центре озера постепенно возникал прекрасный замок. Некоторое время он казался воздушным и призрачным и едва подрагивал от колебаний воздуха, но потом начал постепенно плотнеть, пока не затвердел окончательно. Замок сиял так же ярко, как кольцо Гама, до того, как он уменьшил его свет, и я опять зажмурился.

— Придётся потерпеть, -сказал Гам.-Это мне пока не под силу.

Он взял меня за руку, подвёл к лодке, помог зайти в неё и сесть, и держал за руку всю дорогу до замка. Приплыв, мы вышли из лодки, и Гам повёл меня в замок.

Мы поднялись по ступеням и вошли внутрь.

— Открывайте глаза, Гэл, -сказал Гам и выпустил мою руку.-Уже можно.

Я открыл глаза и был очень удивлён тем, что не обнаружил ожидаемой роскоши. Я оказался в пещере, сырой и неуютной, единственным предметом в которой оказался ковёр на полу.

Гам медленно ходил по пещере, зажигая в углах свечи.

— Вы можете чувствовать себя как дома, Гэл, -говорил он своим звонким голосом.-Располагайтесь прямо здесь и не стесняйтесь, и даже думайте о чём угодно.

— Спасибо, -сказал я и растянулся на грубом ковре.

Я действительно очень устал, у меня позади был целый день, и поэтому, стоило мне принять горизонтальное положение, глаза у меня стали слипаться. Аромат свечек наполнял пещеру, и, то ли из-за этих благовоний, то ли от усталости, происходящее вдруг показалось мне совершенно нереальным. Сквозь клубы дыма я различал сгорбленную фигуру Гама, перемещающегося по пещере, который стал что-то бормотать на непонятном мне языке, и его слова убаюкивали меня и усыпляли, словно магическое заклинание.

— Не противьтесь этому, Гэл, -мне показалось, что я слышу его голос у себя над ухом, хотя я ясно видел его в противоположном углу.-Отдохните, вы устали, закройте глаза. Подумайте, где бы вы хотели сейчас оказаться, какой момент вашей жизни для вас наиболее ценен.

Я, не долго думая, вспомнил Рекса Гейрана и свои неудачные пробы.

— Ответ неверный. Обида, -констатировал Гам.-Вторая из низших функций, ошибочно называемых чувством. Суть -неудовлетворённость. Возврат невозможен из-за несовершенства функций сознания и непонимания цели предписания. Думайте дальше.

Но как-то больше в голову ничего не шло.

— Включите будущее, -советовал Гам, -просмотрите каналы личных связей.

Будущее? Личные связи? Как я мог себе вообразить такое? В моём будущем мне улыбалось только моё лицо с экрана телевизора и с первых страниц газет. Я совершенно не представлял, с кем и где в это время я буду жить, это для меня было совершенно неважно!

— Ошибочная трактовка предписания, -со вздохом заметил Гам.-Поищите, может, ещё что-нибудь?

Я поискал. Ничего.

— Ну, что ж, -опять вздохнул Гам, -просыпайтесь, Гэл, а не то совсем провалитесь в параллельную косвенность.

Я открыл глаза. Усталость как рукой сняло, и я почувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Чего нельзя было сказать о Гаме — он стоял неподалёку с озабоченным видом, и глаза его заметно погрустнели.

— Что вам сказал Джек?-Спросил он.-В какой вы фазе?

— Не знаю, -растерялся я.-Он что-то говорил о том, что отвяжет верёвки…

— Понятно. Странно.

— Что?

— Мы были убеждены, что невозможна ошибка, но если не верно направление уклона…

Гам повернулся ко мне спиной и снова зашептал молитвы на незнакомом мне языке. Я чувствовал себя на редкость паршиво. Судя по всему, я чем-то очень расстроил Гама, и он даже не пытался скрыть разочарование.

Через некоторое время он закончил, повернулся ко мне, поклонился, сложив руки, и двинулся к выходу. Я воспринял это как указание идти за ним.

Мы прошли по узкому проходу в помещение, находящееся по соседству, которое напоминало бальный зал — красивый, выложенный цветными плитами пол и драпированные шторы на окнах. В центре располагался мягкий диван.

Назад Дальше