— Вам здесь удобней?-Почти язвительно осведомился Гам.
Я бестолково кивнул. Гам уже не светился дружелюбностью и явно относился ко мне, как к чужаку. Почему-то это причиняло мне такую боль, о возможности испытать которую я даже не подозревал. Каждый его укол в мой адрес, каждый неодобрительный взгляд, скрывавший его внутреннее смятение, просто резали меня по-живому.
— Ложитесь и делайте то же самое, -сказал он.
Я лёг на диван, чуть не плача.
— Что вы видите?-Спросил Гам.-Я имею ввиду внутри.
Я молчал, потому что смертельно боялся сказать что-нибудь не то. Гам, по-видимому, понял, что затерроризировал меня до невозможности, и смягчился. Откуда-то донеслась тихая музыка и послышался шорох платьев.
— Не открывайте глаза, Гэл, -доверительно шепнул мне Гам, снова превращаясь в друга.-Просто представляйте всё это. Вы лежите на этом диване, вы не можете встать, вы не можете даже пошевелиться, вы не можете увидеть то, что происходит. Но вы слышите. Вы слышите, правда? Музыка, люди, танцы… Слышите звон бокалов, Гэл? Слышите смех? Они пьют, они танцуют, им весело!
Я явственно слышал этот шум, шум праздника. Я чувствовал даже запах духов, и время от времени дамы, проносящиеся мимо меня во своими кавалерами, задевали меня своими пышными юбками. Кто-то непристойно шутил у меня прямо над ухом, кто-то курил сигару и рассуждал о политике, а потом какая-то дама, пошатнувшись, пролила шампанское на моё лицо.
— Вы на балу, Гэл, -не оставлял меня голос Гама.-Вы -гость на этом празднике. Но хорошо ли вам? Что вы чувствуете? Спокойно ли вам лежится?
Я лежал, как в аду на сковородке. С каждой минутой мои муки становились всё невыносимее. Я мучительно хотел хотя бы открыть глаза, не говоря уже о том, чтобы встать. Я даже не представлял, что это может оказаться так тяжело.
Праздник был уже в самом разгаре. Музыка гремела, пары сбивались с ритма, дамы звонко смеялись, а кавалеры так и сыпали двусмысленностями. На меня всё чаще проливали шампанское и стряхивали пепел с сигар, и, наконец, когда кто-то, не удержавшись на ногах, повалился прямо на меня, придавив своей тушей, я, на грани безумия, отчаянно закричал:
— Хватит!!!
И тут же всё исчезло. Я открыл глаза — никого, ничего, только Гам, печально ссутулившись, сидел у меня в ногах.
— Это же просто иллюзия, Гэл, -грустно сказал он.-Стоит ли так орать из-за иллюзии?
Я с трудом перевёл дыхание.
— Почему вам было так тяжело? Потому, что праздник проходил без вас? Или потому, что вас не замечали?
— Скорее потому, что меня толкали и стряхивали на меня пепел, -раздражённо ответил я.
— Кто толкал? Какой пепел?-Удивился Гам.-Вы можете показать следы?
Конечно же, не было никаких следов.
— Это всё вы себе просто вообразили, Гэл, -сказал Гам. На самом деле существовала лишь запись праздника, которую вам включили. Она не могла стать осязаемой без вашей на то воли.
Я молчал, совершенно сбитый с толку.
— Вы сами представили всё это, и тем самым открыли нам то, что было скрыто от вас самого. Ваши детские проблемы и комплексы, вытесненные, и, казалось бы, давно забытые, не дают вам идти собственным путём, мешают осознать предписание. А нас уверили, что оно осознано.
— И что же теперь делать?-Спросил я.
— Ничего страшного пока нет, -успокоил меня Гам.-При соответствующей корректировке всё ещё очень может состояться. Только ваш визит… всё просто откладывается. Вы были вызваны для вспомогательной беседы, а выяснилось, что придётся заниматься осознанием. Всё откладывается на неопределённый срок. Но ничего, вы ещё молоды…
Глаза Гама загадочно сверкнули из-под капюшона. Я расстроился окончательно. Мало того, что я подвёл людей, которые на меня, судя по всему, рассчитывали, так ещё и осуществление предписания откладывается на неопределённый срок!
— Послушайте, Гам, -сказал я.-Разве моё предписание не ясно, как божий день? Я -актёр, я должен играть, я должен сниматься в фильмах и совершенствовать своё ремесло. Разве это не так?
— Увы, -вздохнул Гам.-Говорить с вами всё равно что говорить с первобытным человеком, так примитивны ваши понятия. Но вам и не стоит совершенствовать навыки выражения, достаточно одного осознания. Когда тесты на осознание будут верны, от этого в вашем лексиконе не возникнет новых слов. Одна лишь ассоциация скажет о вашем состоянии гораздо больше. То есть вы правильно всё говорите -на словах, Гэл, вы всё осознали. Но не на деле. В вашем состоянии, вернее сказать, на вашем уровне… Когда вы осознаете, вы снова попадёте сюда и скажете те же самые слова, я же услышу уже нечто совершенно другое. Человеку, который осознал, Гэл, никогда и ничего не помешает — он будет спокойно лежать и думать о своём, даже если кругом — землетрясение. Он будет твёрдо уверен, что это иллюзия, и звук грохочущих камней его не напугает. Он так и будет лежать, покуда нам не надоест и мы сами не выключим эту запись. За него теперь мы можем быть спокойны — даже во время настоящего землетрясения ни один камень не упадёт на его голову, его спасёт осознанное предписание. Вам, Гэл, мы включили всего-навсего невинный бал, — и вот во что вы его превратили! Как же много вам ещё предстоит пройти!
С этими словами Гам встал с дивана, поклонился мне, и молча двинулся к выходу. Я пошёл за ним.
Мы вышли из дворца, снова сели в лодку, переплыли озеро, вышли на сушу, подошли к горе и начали непростое восхождение наверх той же дорогой. Под конец я, удручённый и измученный, еле переставлял ноги, и, когда мы оказались снова на том месте, где Гам впервые меня окликнул, я упал на землю, совершенно обессиленный.
— Ну-ну, Гэл, -Гам снял капюшон и склонился надо мной.-Не годится в вашем возрасте так уставать.
Он опять надо мной смеялся! Подтрунивал, как старый знакомый! Его ясные голубые глаза смотрели на меня опять заинтересованно и дружелюбно, как в самом начале, и улыбка, которую он сдерживал с трудом, снова показалась мне знакомой.
— Вы снова придёте к нам, Гэл, -сказал он, -хотя, возможно, меня уже не найдёте. Тем не менее я не прощаюсь.
Позади меня раздался какой-то глухой звук, и всё исчезло. Я закрыл глаза, чувствуя, что проваливаюсь куда-то, и сознание стало покидать меня. В последний момент у меня перед глазами снова возникло лицо Гама, и из-под чёрного капюшона на меня насмешливо глянули ясные голубые глаза Клифа Гранта.
Глава 12.
— Сколько ты говоришь, Тонита? Тридцать миллионов?
— Триста, Гэл, триста!
— Ох, ни черта себе!
Я схватился за голову. Хотя бы представить такую сумму я был не в состоянии.
— Его наследником объявлен какой-то Д. Элдон. И догадайся, как он собирается распорядиться деньгами?
— Построить новую киностудию?
— Нет, Гэл, отнюдь. Он построит в Аль-Торно четыре новых бесплатных больницы, две новых школы, один театр, откроет столовую для безработных, потом ещё два завода по производству…
— Вот это даёт парень!
— Будет финансировать Фонд по борьбе со СПИДом, фонд…
— Тони, это же грандиозно! Он что, себе не оставит вообще ничего? Вот это парень!
— Наверное, инопланетянин, -заметила Тонита.-На Земле такие не живут.
Наверное, инопланетянин. Мистер Джек и не жил ни на какой Земле.
— Ты как-то повеселел, Гэл, -заметила Тонита.
— Мне просто надоело дуться, -ответил я.-Всё равно этим ничего не изменишь. Препятствия даются во благо, они помогают достичь высот.
— Не верю, Гэл, что это говоришь ты, -улыбнулась Тонита.-Прозрел?
— Если ты придёшь к своей цели, имея за плечами определённый опыт, ты лучше справишься с возложенной на тебя миссией, -продолжал я.-Без неудач ты её не осознаешь, и твоё предписание будет тебе непонятно.
Тонита вытаращила глаза:
— Ну и ну, Гэл, -только и сказала она.-Ты заставляешь меня гордиться тем, что я живу с тобой.
— Не стоит, -скромно улыбнулся я.-На самом-то деле это я живу с тобой.
Мне было приятно, что я смог удивить её своей мудростью, и моё настроение заметно улучшилось.
— Ой, смотри, Гэл, -сказала Тонита, перелистывая газету.-Тут ещё…о Господи!
— Что такое?-Всполошился я.
— У Стрисси Кауч умерла дочь!
— Что?!
— Отравилась снотворным, наверное, случайно… Посмотри, какая хорошенькая, -Тонита протянула мне газету.
Я мельком глянул на чёрно-белую фотографию Эльзы в траурной рамочке и отвёл глаза. Было просто невыносимо видеть её изображение здесь, в Аль-Торно, обсуждать с Тонитой то, что я уже пережил в Мириале. Я прекрасно знал, почему умерла Эльза, и никакой случайности тут не было и быть не могло. Её убил Керт Хорбл, её убил Мириал. Керту было позволено это сделать.
При мысли о нём у меня холодело внутри. Его вседозволенность и безнаказанность переходила всякие границы, и он был неуязвим. Он делал, что хотел, он вмешивался в жизни людей и уничтожал их, как комаров, одним шлепком, чтобы другим было неповадно летать у него под носом. Но его любили и обожествляли, и не было никого с времён Иисуса, кто обладал бы подобной властью над сердцами и умами. Может быть, именно всеобщая любовь и давала ему его нечеловеческую силу и питала его порочный мозг новыми жуткими идеями?
Но всё обстояло гораздо хуже — для меня Керт Хорбл был не только книжным героем. Он существовал на самом деле, я видел его почти каждый день, и он явно относился ко мне с особым вниманием. Алекс говорил, что власть Керта не распространяется на жителей Аль-Торно, что Керт никогда не выходит из Мириала. Некролог в газете говорил об обратном. Значит, я не мог чувствовать себя в полной безопасности нигде.
Через две недели безделья я уже был готов на всё, что угодно, только бы не сидеть, сложа руки.
— Тонита, ты же обещала, что будешь заниматься моей карьерой, -ныл я с утра до вечера.-Я сижу дома, как полный идиот, и читаю книжки. Ты тоже меня обманула!
— Гэл, я не могу ничего сделать, пока в Аль-Торно ничего не происходит, -говорила Тонита.-Надо ждать новых фильмов. Если хочешь, попробуй пройти собеседование на актёрские курсы.
— А где мы возьмём деньги, если я его пройду?
— Гэл, ты сначала его пройди, а потом решим.
— Тонита, пройти-то я его пройду, за деньги они возьмут любого.
— Нет, Гэл, не любого. Давай сходим туда и решим потом, хорошо?
Хорошо. Мы сходили и узнали, что нужно на экзамен — прочитать стихотворение, прозу и разыграть сценку «Я в предполагаемых обстоятельствах», и отправились домой репетировать.
Я с тоской думал о том, что из-за нашей бедности у нас не было видеокамеры. Вот бы записать некоторые роли в спектаклях, которые я играл в нашем театре, и показать этим экзаменаторам! Какое бы впечатление это на них произвело! И не пришлось бы читать стихотворение, томно закатывая глаза! Кому это, в сущности, надо — разве в кинофильмах читают стихи? Зато я был неотразим в роли любовника. Особенно здорово, по всеобщему признанию, мне давался сексуальный шарм — моё обаяние действительно было сокровищем, как говорил мистер С. Вот бы действительно носить с собой видеокассету и показывать на всех пробах, и не бояться, что «это» неожиданно тебя покинет, как уже случилось однажды.
— А почему покинуло?-Говорила мне Тонита.-Потому, что ты не очень сильно хотел. Подожди, не возражай. Просто у тебя ещё не было обозлённости, отчаяния, обостряющего способности. Не было внутреннего стимула. Теперь он у тебя должен появиться.
Я кивал головой. Но я скрывал от Тониты важную вещь — стимула у меня не было по-прежнему. И я не знал, как он обычно появляется.
Но она всё-равно упорно была рядом. Несмотря ни на что. И как она умудрялась не уставать от моих неудач и вечно плохого настроения? Неужели она терпела это ради моей улыбки?
На собеседовании, предваряющем экзамен, энергичный худой субъект с чёрной бородкой выслушал мою краткую биографию и пожелал мне удачи.
— Прошёл?-Кинулась ко мне какая-то размалёванная девица, едва я вышел из дверей.
Я пожал плечами и подошёл к Тоните.
— Что тут можно не пройти?-Сказала ещё одна красавица, сидевшая рядом.-На экзамен они пускают всех.
Мы с Тонитой молча просидели целый час на скамеечке у стены, глядя в одну точку. Казалось, мы оба уже знали результат.
— Гэл, прочитай ещё раз, -попросила она.
— Тони, я знаю всё наизусть, -отмахнулся я.-Главное не это.
— А «это», -сказала Тонита.
Она была права.
— Вы красивы, молодой человек, -сказала женщина из приёмной комиссии, когда я закончил читать прозу.-И вы знаете, что красивы, и что сражаете наповал. Научитесь же пользоваться этим качеством в мирных целях.
— Кроме этого, мы не заметили в вас ничего, -подхватил уже знакомый мне дядечка с бородкой, -или, скорее всего, вы не пожелали нам этого показать. Оно есть в вас, сидит. Чувствуйте же! Живите, страдайте, плачьте! Расскажите нам ваш отрывок так, чтобы мы увидели его, а не вас! Попробуйте ещё раз.
— Простите, но не имеет смысла, -сказал я.-Вы правы.
— Не сдавайтесь, не смейте! Сразите нас своим талантом! Пусть ваша внешность не отвлекает, а помогает!
Всё было бесполезно. Они мучились со мной очень долго, но так и не выжали из меня того, что хотели.
Когда я вышел за двери, первой ко мне подлетела снова размалёванная девица. Она была явно ко мне неравнодушна.
— Ну что?-Возбуждённо спросила она.
— Всё плохо, малыш, -сказал я, подойдя к Тоните.
— Ой, только вы не расстраивайтесь, -защебетала девица, -попробуйте в следующий раз. Главное -не переживайте!
— Зачем мне переживать?-С раздражением ответил я.-Главное -это понять, что именно тебе нужно.
Я с нежностью поцеловал Тониту в щёку и погладил по голове. Она преданно подняла на меня глаза и тихо спросила:
— И что же именно нужно тебе?
Мне был нужен стимул. Пока его не будет, совершенно бесполезно было пытаться что-то делать.
Мы вышли из душного коридора, провожаемые завистливыми взглядами девиц, сидящих возле стенки.
— Они все тебе завидуют, Тони, -сказал я, когда мы оказались на улице.-Они-то не знают, каково жить с таким неудачником.
— Это даже лучше, чем они могут себе представить, -сказала Тонита и прижалась ко мне изо всех сил, как будто стараясь срастись со мной.
— Откуда такая страсть, детка?-Пошутил я.-Я уже начинаю думать, что тебя вдохновляют мои провалы.
— Это заставляет тебя нуждаться во мне, Гэл, не так ли?-Прошептала она.
На самом деле мы оба понимали, что шутим. По крайней мере, очень на это надеялись.
Глава 13.
Утром я проснулся в Мириале с ощущением пугающей пустоты внутри. Я послушал ещё — ничего не возникло. Тяжело вздохнув, я принялся за утренний туалет.
Когда я явился к мистеру Джеку после завтрака в ресторане, то был настроен немного получше. Прекрасный пейзаж и отличная кухня всегда оказывали благотворное воздействие на моё настроение.
— А вот и Гэл!-Обрадовался мистер Джек.-Опоздал всего-навсего на две минуты!
— Ой, простите, -смутился я.
— Впредь посматривай на часы.
— Непременно.
Мистер Джек раскурил сигару и выпустил дым Несколько минут он молчал, и я терпеливо ждал, когда он вспомнит о моём присутствии.
Наконец мистер Джек произнёс:
— Сегодня, Гэл, поручение будет не совсем обычное. Ко мне прибывает очень важная гостья, надо лично её встретить.
Я немного удивился, но не подал и виду. Судя по тому, как попадали в Мириал, встречать гостей не было необходимости.
— Ты неправ, Гэл, -сказал мистер Джек.-Ты совсем забыл, что речь идёт о первом визите. Тебя ведь тоже встретили, и не кто-нибудь, а мистер С. Она прибывает из России, и встретить её необходимо со всеми почестями. Зовут её Елена Светлова, она известная поэтесса, и в данное время нуждается в небольшом отдыхе и корректировке.
Я кивнул, впредь пообещав себе быть осторожней со своими мыслями.
— Машина будет ждать тебя у входа через час. Будь готов.