Спать уже не хочется и, взглянув на часы, на которых стрелки застыли, указывая на два часа дня, поднимаюсь с кровати. Погода успела перемениться. Раздвинув шторы, несколько секунд наблюдаю за робким солнечным светом, просачивающимся сквозь просветы в тяжелых пепельных тучах, цвета моих глаз. Нужно в химчистку. Пройдя в прихожую, поддеваю рубашку, поднимая ее с пола и следом за ней брюки. Боковым зрением вижу выпадающие из кармана зеленые купюры — бонус от Стивена. Деньги не пахнут, как известно.
Несколько секунд смотрю на них, а затем все-таки наклоняюсь и беру в руки, когда замечаю кусочек серебристого картона, сиротливо затесавшийся в оплате за мою работу. Тео «ловец бабочек». У меня отличная память и на лица, и на имена, а еще привычка всем давать свою характеристику. Визитка похожа на поплавок на поверхности сознания. Маленький и не потопляемый, взирающий на меня с какой-то долей осуждения. Я давно не знакомился просто так. Не с клиентами, а с обычными людьми. Не знаю, зачем это мне, я ведь все равно не буду звонить, но почему-то выкинуть рука не поднимается. Вздыхая и повертев в руках, кладу визитку на полку со счетами.
Ровно в полдень следующего дня, одетый в белые брюки и рубашку, спускаюсь на улицу, где меня ждет Тони. Солнце отражается от стекла, из которого в большинстве своем состоят урбанистические джунгли, и ослепляет глаза. Прячу их за стеклами солнцезащитных очков. Киваю невысокому коренастому мужчине в знак приветствия и забираю ключи из его рук. Сегодня мне для рандеву выделили…
— Тони, это шутка?
— Прости, Энджи, но нет.
Не раздумывая, достаю телефон, чтобы позвонить Дэйву, но Тони останавливает меня.
— Он здесь не причем. Твоя леди выбрала ЭТО, так что, боюсь, у тебя нет выбора.
ЭТО — двуместный БМВ кабриолет с открытым верхом ярко-красного цвета. «Моя леди» явно не в себе. Я не люблю привлекать лишнее внимание и ночь для этого самое подходящее время. Но ехать на ЭТОМ, днем, да и еще в место большого скопления людей представляется мне очень не удачной идеей. Тони тихо посмеивается, очевидно, наблюдая за мыслями, отражающимися на моем лице.
— Девочка любит шиковать, — наконец пожимает он плечами, — шикарный мужчина и шикарная машина. Видимо, ей определенно кому-то хочется утереть нос.
Вздыхаю, понимая, что у меня действительно нет выбора. Уж лучше бы кому-то просто захотелось меня трахнуть. Обхожу автомобиль и сажусь за руль. Тянусь к кнопке поднятия крыши, но натыкаюсь взглядом на Тони, отрицательно качающего головой. Отлично! Завожу мотор и сливаюсь с потоком машин. Через двадцать минут плавно торможу у входа в отель, а еще через секунду рядом со мной на сидение плюхается лиловое облако шелка, шифона и фатина. Внимательно смотрю на свою леди и понимаю, что для 25 лет она выглядит достаточно юно. Каштановые волосы, чуть темнее, чем у меня, уложены в замысловатую прическу и украшены декоративными маленькими цветами. Платье явно подружки невесты, а на ногах высокие ботфорты, которые сейчас это «чудо» активно расшнуровывает, пыхтя из-за стягивающего талию корсета.
— Кэти, милая, а сколько тебе лет? — мягко интересуюсь, хотя обычно меня такие вещи не заботят.
Девушка приподнимает каре-зеленые глаза и в недоумении смотрит в мое лицо.
— А ты чего не едешь? Мы и так уже опаздываем.
Но я не двигаюсь с места.
— Восемнадцать, — через минуту слышится откуда-то из толщи облака.
— А не слишком ли рано ты решила…
— Тебе-то какая разница? На сегодня ты мой.
С этим заявлением трудно поспорить и я, усмехнувшись, качаю головой. Теперь понятен выбор этого транспортного средства.
— И кто мы? — когда автомобиль уже несет нас в нужном направлении, задаю я вопрос. — Пара, друзья, любовники?
Слежу боковым зрением как Кэтрин, наконец, избавляется от ужасной обуви, заталкивая ее в пакет и обувая туфли-лодочки на небольшом каблуке.
— Любовники… пара в смысле…
— В смысле пара любовников? — приподнимаю бровь.
— Угу. Но можешь расслабиться, целоваться не будем.
За всю мою «карьеру» я первый раз так попал. Средний возраст моих клиентов не опускается ниже отметки 30 лет, а сейчас передо мной сидит ребенок, явно пытающийся что-то кому-то доказать этим шоу. Вернусь, расскажу Дэйву все, что о нем думаю.
— Я не целуюсь, — спокойно отвечаю.
— Естественно, ты же гей.
На этой фразе я выпадаю в осадок и, на миг забывая о проезжей части, смотрю на девушку.
— Что опять не так?
— Просто стало интересно, как ты будешь представлять всем своего любовника, который старше тебя на шесть лет и к тому же гей.
Кэтрин ненадолго задумывается, а затем выдает гениальную фразу.
— Мы им не скажем.
— Понятно. «Безопасный» мужчина? Полагаю, это и стало решающим фактором в выборе меня.
— Ты красивый, — совершенно искренне.
— Ну, спасибо, — усмехаюсь в ответ. И это последняя полноценная фраза, которую мне удается произнести за время нашей поездки.
К тому моменту как я припарковываю автомобиль недалеко от входа в церковь, мне известно как зовут почти всех родственников Кэтрин до седьмого колена, включая ее любимую золотую рыбку, которую та в шесть лет случайно скормила коту, уронив на пол при попытке самостоятельно помыть аквариум. Что на голове у нее гнездо, а это кошмарное платье кошмарного цвета просто отстой и в нем невозможно дышать, а ее и без того не большая грудь под этим корсетом вопреки всем ожиданиям кажется еще меньше. И что на самом деле «снять» меня была идея ее кузины, которая и провернула эту манипуляцию. Ответ на вопрос «Зачем?» так и остается открытым.
Такой поток информации вызывает у моего мозга кратковременное состояние близкое к кататонии, но заставить Кэтрин замолчать, очевидно, невозможно.
— На кого именно будем производить впечатление? — снимая очки и выбираясь из авто, интересуюсь я.
— На всех, — она вдруг лучезарно улыбается и уверено берет меня за руку.
В этом прикосновении проскальзывает что-то сродни попытке найти поддержку, а не показать право обладания и я понимаю, что она все-таки нервничает. Тем не менее, в ее поведении меня удивляет только одно — она совершенно легко и непринужденно чувствует себя рядом со мной, хотя в ее возрасте более уместно было бы испытывать неловкость и смущение. Но, похоже, это совершенно чуждо моей леди.
Мы входим внутрь, и она тут же исчезает в направлении подающих ей знаки девушек, облаченных в такие же, как у нее платья-облака. Я сажусь на одну из скамей и готовлю себя к очень долгому и изнурительному «рабочему» дню. Еще через несколько минут тишину разрывают первые звуки свадебного марша, устремляясь под высокий сводчатый потолок и заполняя собой пространство. Начинается процессия из подружек невесты, которую заключает сама невеста под руку с мужчиной, очевидно отцом. Тут же теряю интерес к происходящему, бесцельно разглядывая собравшихся людей. Ровно до того момента пока боковое зрение не улавливает яркую вспышку фотоаппарата. Автоматически поворачиваю голову и непроизвольно застываю взглядом. Поплавок на поверхности сознания начинает покачиваться и легонько подпрыгивать, пока я наблюдаю, как Тео делает фотоснимки церемонии. Совпадение? Случайность? Непреодолимая настойчивость проведения?
Сейчас он напоминает мне ту бабочку на подоконнике из моего прошлого. Такой же живой и настоящий. Ему нравится то, что он делает, это видно по увлеченному выражению лица после каждого удачного снимка, который он просматривает на дисплее. Ловлю себя на мысли, что мне интересно за ним наблюдать. Как за чем-то редкостным и уникальным. Наверное, я действительно успел отвыкнуть от обычных нормальных людей. Его с легким оттенком бронзы волосы падают на лицо, и он то и дело отбрасывает их назад движением чуть смуглой руки. Засматриваюсь на этот неосознанный жест и не сразу понимаю, что мы встречаемся взглядами. Поплавок резко ныряет в толщу сознания, скрываясь в мутной глубине. Вспышка. Еще одна. Я превращаюсь в миллионы пикселей, навечно застывая на дисплее его фотоаппарата.
Внезапно осознаю, что еще один брак скреплен на небесах и счастливые молодожены под всеобщее ликование шествуют по проходу к выходу. Встряхиваю головой и поднимаюсь с места, следуя за всеобщим скопищем гостей. Где-то между выходом на улицу и другими планами судьбы на меня чувствую теплое прикосновение к своему плечу. Проникая сквозь хлопок и кожу, это тепло проходит сквозь меня. Поворачиваю голову и натыкаюсь на кофейное золото глаз.
— Здравствуйте, Энджи.
— Тео. — Киваю в ответ. — У меня начинает складываться впечатление, что Вы единственный фотограф в этом городе.
Мои слова заставляют его искренне улыбнуться, и я теряюсь в этой улыбке. В ней нет двузначности, нет скрытых намеков, нет пошлости или похоти. Ничего из того к чему я уже успел привыкнуть.
— Нет, — качает он головой, — просто самый лучший. Вы со стороны жениха?
Кто-то берет меня за руку и крепко ее сжимает. Будто очнувшись, перевожу взгляд на невысокую шатенку, стоящую рядом.
— Мы со стороны невесты, — произносит Кэтрин, пристально рассматривая моего собеседника.
— Кэти, это Тео. Фотограф.
Тео берет руку Кэтрин и склоняется, целуя ее. Чувствую, как моя леди на секунду застывает от неожиданности, в то время как я не могу отвести взгляда от его губ на ее коже.
— Приятно познакомиться, Кэти, — отпуская ладонь, произносит Тео, — но прошу меня извинить, меня еще ждет групповое фото.
Под нашими взглядами он разворачивается и выходит на улицу.
— Даже не мечтай, — голос моей спутницы нарушает затянувшуюся паузу, — не сегодня точно.
Я недоуменно смотрю в ее лицо.
— Он, конечно, вроде ничего. Но ты на работе, не забыл?
Ее тон похож на тот, которым обычно обращаются к другу или брату, но никак не к снятому за круглую сумму денег проституту. Не привыкший к подобному, осознаю, что этот тон приводит меня в большее замешательство, чем, если бы мне сейчас вдруг предложили заняться групповым сексом прямо в церкви, вместе с молодоженами.
— Вот именно. На работе. С чего вдруг такие комментарии? — сдержанно интересуюсь.
— Да вы прямо пожирали друг друга взглядами, — «Пожирали взглядами»?! — Потом перепихнетесь. — «Перепихнетесь»?! — Имей в виду, ты здесь со мной, а не шашни крутить. — «Шашни»?!
Прежде чем ко мне возвращается дар речи от такой беззастенчивой фамильярности, Кэтрин успевает вытащить меня за руку на улицу и прижимается ближе, улыбаясь в объектив фотоаппарата вместе с остальными гостями, занявшими места на ступеньках для групповой фотографии. Мне не остается ничего другого как обнять ее.
— И где ты взялась на мою голову? — ворчу слегка недовольно.
— Деньги творят чудеса.
— Ты всегда такая?
— Какая?
— Непосредственная. Или только с «мальчиками по вызову»?
— Не знаю, ты у меня первый.
Вернусь, убью Дэйва.
Глава 3
I'm staring out into the blue,
I'm sorting files of what we knew.
My future's lost, my future's torn,
My disappointment knows it all.
I'm stuck. I'm locked. I'm paralyzed.
The gate is closed — I'm left outside…[3]
Cinema Bizarre «Heaven Is Wrapped in Chains»
Усталость незаметно окутывает своим плотным покрывалом. Давит на мысли. Стучит в висках. Бесцельно наблюдаю, как от легких порывов ветра колышется невесомая паутинка светло-лилового шифона, скрепленная бутоньеркой, которым украшены белые колонны. Как крохотные стразы поблескивают в последних лучах солнца, такого же уставшего, как и я. Мое «укрытие» — небольшая белая альтанка чуть в стороне от всеобщего веселья. Несколько часов, которыми меня обнадежил Дэйв, растянулись на весь день. Теперь понятно, почему он так легко согласился на мой выходной.
Последние несколько часов это маленькое чудовище по имени Кэтрин таскает меня как гламурную чихуахуа под мышкой, демонстрируя каким-то своим знакомым и родственникам. Я, включив все свое обаяние, на которое только способен, снисходительно терплю и играю свою роль, хотя в жизни не общался с таким количеством людей за один раз. Даже если все это общение сводится к односложным дежурным репликам и вежливым улыбкам.
Сейчас я уже больше чем уверен, что за сегодняшнюю роль героя-любовника юной леди достоин как минимум Оскара и как максимум Звезду на Аллее Славы. Усмехаюсь. Кэти тоже играет безупречно. Как только в поле зрения появляется кто-то необходимый, ее взгляд, обращенный ко мне, моментально наполняется обожанием и страстью, а цепкие ручки впиваются в мою талию. Мы все актеры в этом абсурдном театре жизни, осознанно или поневоле. И очень часто наши маски так врастают в нас самих, что уже нет возможности их снять. А со временем и вовсе забываешь, какое оно, твое настоящее лицо, спрятанное за безликим оскалом улыбки с пустыми зеницами вместо глаз. Я знаю, о чем говорю. Я один из них.
На мгновение прикрываю глаза и делаю вдох. Еще немного и я смогу вернуться домой, в свое одиночество, ждущее меня с покорной верностью преданной собаки. Жизнь в постоянном состоянии комы. Парализован. Наверное, в людях, подключенных к аппаратам жизнеобеспечения больше жизни, чем во мне, потому что они продолжают бороться за свою жизнь, в отличие от меня. Потому что есть кто-то, кто хочет, чтобы они вышли из этого состояния и терпеливо ждет. В моем же безнадежном случае даже некому выдернуть вилку из розетки. Легкое дыхание ветра мягко касается волос, а через мгновение чувствую едва уловимый приятный аромат. Ваниль с примесью табачного дыма.
— Устал?
Слегка вздрагиваю от звука голоса и открываю глаза. Чувствую кожей тепло — непроизвольная ассоциация, которую услужливо проводит тело с этим человеком. А какая у тебя роль в этом спектакле, Тео? Его кофейные глаза внимательно смотрят на меня, ожидая ответа.
— Немного.
Не пытайся, малыш, тебе не удастся разглядеть то, что я сам уже не могу. В его руках два бокала с шампанским. Один он протягивает мне.
— Я не пью, — отрицательно качаю головой.
Тео ставит оба бокала на белую дощатую лавочку и садится рядом, в полуметре от меня.
— Я тоже. — Улыбается. — Но у меня есть одно любимое вино. Единственное, перед которым не могу устоять.
Наблюдаю за ним сквозь слегка опущенные веки. Скольжу взглядом. На Тео легкие замшевые мокасины, кремовые брюки и жилетка в тон им. Под ней белая хлопковая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами и закаченными по локоть рукавами. В просвете не плотно прилегающего к смуглой коже воротника на шее видны четки и серебреная цепочка с красивым распятьем. Сейчас, в отсветах вечернего солнца, его волосы, касающиеся плеч, напоминают жидкую бронзу. Помню, как он все время отбрасывает их с лица, и неожиданно чувствую непреодолимое желание прикоснуться к ним. Ощутить мягкость или жесткость. Попробовать на ощупь. Как женщины любят трогать кончиками пальцев материал дорогих и красивых платьев, зная, что все равно не смогут себе позволить их купить.
— Всех удалось увековечить во времени? — спрашиваю вместо своего абсурдного порыва.
— Почти.
Многозначительно замолкает и смотрит на меня. Где-то в глубине золотистых крапинок его глаз затаилась улыбка. Именно улыбка, а не усмешка.
— Но этот человек обещал подумать, поэтому я не тороплюсь, — добавляет через секунду.
— Я не обещал, — качаю головой, но его настойчивость приятно покалывает кожу.
— Я не тороплюсь, — повторяет он все с той же интонацией.
Непроизвольно хмыкаю. Что это? Игра? Флирт? Или профессиональная настойчивость?
— Цвет стали, ртути или серебра? — вдруг произносит Тео с вопросительной интонацией.
Я недоуменно приподнимаю бровь.
— Пытаюсь понять какого цвета твои глаза.
Они просто серые, Тео. Безжизненные и пустые, как осенний дождливый день.
— И?
Он склоняет голову чуть набок и подается вперед. Непроизвольно задерживаю дыхание.