– Почему бы и нет? Я думал, тебе интересно, что с ним.
Я рьяно качаю головой.
– Чего ты так боишься? Что он тебя не помнит? – Что-то меняется в его лице, появляется некий зародыш понимания. – Или что помнит?
Снова качаю головой.
– Ага, – кивает сам себе Питер, затем откидывается на спинку сиденья, сплетая руки на затылке.
Мне не нравится то, как он на меня смотрит. Словно думает, что разгадал меня. Я протягиваю ему свою ладонь.
– Дай мне свой телефон.
У Питера отвисает челюсть.
– Ты хочешь позвонить ему? Прямо сейчас?
Мне нравится, что я его удивила. Такое ощущение, что я одержала маленькую победу. Думаю, заставать Питера врасплох может стать для меня веселым хобби. Повелительным тоном, который я использую только с Китти, произношу:
– Просто дай мне свой телефон. – Питер выполняет сказанное, и я переписываю номер Джона себе в телефон. – Я позвоню ему, когда захочется мне, а не когда этого хочешь ты.
Питер бросает на меня взгляд, в котором читается уважение. Конечно, я вообще не собираюсь звонить Джону, но Питеру это знать не обязательно.
***
Той ночью я лежу в постели, все еще думая о Джоне. Забавно придаваться размышлениям, включающим в себя «А что, если»... Страшновато, но весело. Словно, демонстрируя всего лишь крохотную щелочку, приоткрылась дверь, которая прежде была плотно закрыта. А что, если?.. Как бы выглядели мои отношения с Джоном Амброузом Маклареном? Если я закрою глаза, то смогу это представить.
30
В субботу мы с Марго разговариваем по телефону. У нас только полдень, у нее уже вечер.
– Ты выбрала, где будешь стажироваться весной?
– Еще нет…
Марго вздыхает.
– Я думала, ты будешь заниматься чем-нибудь в Монпелье. Знаю, им требуется помощь в архивах. Хочешь, я вместо тебя позвоню Донне?
Марго два лета подряд стажировалась в Монпелье, естественно, ей это нравилось. Она была там на каких-то важных раскопках, где они нашли осколок фарфоровой тарелки Долли Мэдисон, все просто с ума сходили от радости. Тоже мне, можно подумать, они нашли алмазы или кость динозавра. Там все обожали Марго. Когда она уезжала, они подарили ей памятную тарелку за все ее труды, которую папа повесил в гостиной.
– До Монпелье слишком далеко ехать, – говорю я.
– А что насчет волонтерства в больнице? – предлагает она. – Ты могла бы ездить с папочкой в те дни, когда он работает.
– Ты же знаешь, я не люблю больницу.
– Тогда библиотека! Тебе нравятся книги.
– Я уже заполнила анкету, – вру я.
– Правда?
– Ну, или как раз собиралась.
– Я не должна давить на тебя, чтобы ты что-то захотела. Ты должна сама этого хотеть. Тебе нужно проявлять инициативу. Я не всегда буду рядом, чтобы тебя подталкивать.
– Знаю.
– Лара Джин, ты понимаешь, как важен этот год? Этот год решающий. Повторения не будет. Это предпоследний год.
Я чувствую, как во мне нарастает паника, и слезы подступают к глазам. Если она задаст мне еще один вопрос, то я расплачусь.
– Алло?
– Я здесь, – говорю я срывающимся голосом. Знаю, Марго в курсе, как близка я к тому, чтобы разрыдаться, поэтому останавливается.
– Слушай, у тебя еще есть время. Я просто не хочу, чтобы ты слишком долго тянула и все хорошие места достались другим. Я лишь беспокоюсь о тебе. Но все хорошо, ты справишься.
– Хорошо. – Даже одно это маленькое слово стоит усилий.
– А как дела с остальным?
Я начала этот разговор, желая поведать ей о Питере и обо всем, что со мной происходит, но теперь я чувствую облегчение, что между нами такое огромное расстояние и она не может видеть, что я творю.
– Все хорошо, – отвечаю я.
– Как Джош? Ты давно с ним разговаривала?
– Вообще-то, да, – отвечаю я. Я была настолько занята с Питером, что у меня действительно не было возможности.
31
Мы с Китти сидим на крыльце. Она пьет свой корейский йогурт, а я, пока жду Питера, вяжу шарф для Марго. Сегодня в школу Китти должен подвезти папа.
Мисс Ротшильд пока не выходила. Может быть, она приболела или, возможно, выбежит из дома еще позже, чем обычно.
Наши глаза прикованы к ее входной двери, когда на нашу улицу въезжает минивэн и останавливается напротив нашего дома. Я прищуриваюсь. Это Питер Кавински! За рулем желто-коричневого минивэна. Он выглядывает из окна.
– Вы едите или нет?
– Почему ты разъезжаешь на этом? – спрашивает Китти.
– Не бери в голову, Кэтрин, – отзывается Питер. – Просто залазь.
Мы с Китти переглядываемся.
– Я тоже? – спрашивает меня Китти.
Я пожимаю плечами. Затем откидываюсь назад, открываю входную дверь и кричу:
– Папочка, Китти едет со мной!
– Хорошо! – кричит он в ответ.
Как только мы встаем, из своего дома выбегает мисс Ротшильд в темно-синем костюме с портфелем в одной руке и кофе в другой. Мы с Китти радостно смотрим друг на друга.
– Пять, четыре, три…
– Черт возьми!
Хихикая, мы бежим к минивэну Питера. Я сажусь на пассажирское сиденье, Китти забирается назад.
– Над чем вы смеялись? – спрашивает он.
Только я открываю рот, чтобы рассказать, из своего дома выходит Джош. Он останавливается и секунду пристально нас рассматривает, а затем машет. Я машу ему в ответ, а Китти высовывается из окна и кричит:
– Привет, Джош!
– Привет, – окликает Питер, перегнувшись через меня.
– Привет, – отвечает Джош. Затем садится в свою машину.
Питер тычет меня в бок и улыбается, а потом разворачивает автомобиль.
– Расскажите мне, почему вы, ребята, смеялись.
Пристегивая ремень безопасности, я говорю:
– По меньшей мере, один раз в неделю мисс Ротшильд бежит к своей машине и проливает на себя горячий кофе.
Китти добавляет:
– Это самая смешная вещь в мире!
Питер фыркает.
– А вы, ребята, садисты.
– Что такое «садист»? – желает знать Китти, просовывая голову между нами.
Я оттесняю ее назад и говорю:
– Пристегни ремень.
– Это означает, что вид страдающих людей делает тебя счастливой.
– О-о. – Она тихонько повторяет про себя: – Садист.
– Не учи ее дурному, – отчитываю я.
– А мне нравится, – протестует Китти.
– Видишь? – отвечает Питер. – Ребенку нравится. – Не оборачиваясь, он поднимает ладонь вверх, Китти наклоняется и бьет по ней от всей души, давая пять. – Эй, дай мне попробовать, что ты пьешь.
– Осталось совсем чуть-чуть, так что можешь допивать, – говорит она, передавая напиток, и Питер залпом осушает пластиковую бутылку.
– Вкусно, – произносит он.
– Он из корейского продуктового магазина, – сообщает ему Китти. – Их продают упаковками, а еще его можно положить в морозилку и взять с собой на обед в школу, тогда, когда будешь пить, он будет холодным и освежающим.
– Звучит убедительно. Лара Джин, захватишь мне один завтра утром? За оказанные услуги. – Я метаю в него злобный взгляд, и Питер добавляет: – Поездки! Я говорил о поездках. Блин!
– Питер, я принесу тебе йогурт, – говорит Китти.
– Вот это моя девочка!
– Если ты будешь подвозить меня в школу каждый день, начиная с завтра, – заканчивает Китти, и рука Питера соскальзывает на гудок.
32
Перед четвертым уроком я стою у своего шкафчика, пытаясь пересобрать косу, перед маленьким зеркальцем, висящим на дверце.
– Лара Джин?
– Да?
Я выглядываю из-за дверцы, и вижу Лукаса Крапфа, одетого в ярко-голубой свитер с V-образным вырезом и хаки каменистого цвета.
– Оно у меня уже какое-то время… Я не собирался ничего говорить, но потом подумал, возможно, тебе захочется вернуть его обратно. – Он вкладывает розовый конверт в мою руку. Это мое письмо. Итак, Лукас тоже его получил.
Забрасываю его в шкафчик, строю себе в зеркальце рожицу, а потом закрываю дверцу.
– Ну, тебе, наверное, интересно, что все это значит, – начинаю я, тут же теряю свой боевой дух и мямлю: – Это, гм, ну, я написала его очень давно и…
– Тебе не нужно объяснять.
– Правда? Тебе не любопытно?
– Нет. На самом деле было очень приятно получить подобное письмо. Это такая честь для меня.
Я облегченно вздыхаю и оседаю, прислонившись к шкафчику. И почему Лукас Крапф такой чуткий? Знает, как подобрать нужные слова.
А затем Лукас одаривает меня наполовину гримасой, наполовину улыбкой.
– Но дело в том… – он понижает голос, – ты же знаешь, что я гей, верно?
– О-о, да, да, конечно, – отвечаю я, стараясь скрыть разочарование. – Естественно, я знаю. – Черт, Питер все-таки был прав.
Лукас улыбается.
– Ты такая милая, – говорит он, и я вновь оживляюсь.– Слушай, не могла бы ты никому об этом не рассказывать? Конечно, это уже известно, но как бы неофициально. Ты понимаешь, о чем я?
– Несомненно, – отвечаю я суперуверенно.
– Например, мама знает, но отец только догадывается. Я не говорил ему лично.
– Поняла.
– Я просто позволяю людям думать, что им заблагорассудится. Не чувствую себя обязанным объясняться перед каждым. Ну, ты же понимаешь, о чем я. Как человек смешанной расы, уверен, люди всегда спрашивают тебя, какой ты расы, верно?
Я не задумывалась об этом раньше, но да, да, ДА! Лукас абсолютно точно подметил.
– Определенно. Вроде, а зачем тебе это знать?
– Точно.
Мы улыбаемся друг другу. Это такое удивительное чувство – быть понятой кем-то. Мы идем вместе по коридору, у него урок мандаринского языка, а у меня – французского. В какой-то момент он спрашивает меня про Питера, и мне жутко хочется рассказать ему правду, потому что я ощущаю между нами некую связь. Но мы с Питером заключили пакт, где ясно написали, что никогда никому не расскажем. Фактически, это я настояла на этом условии, поэтому будет ужасно, если именно я его и нарушу. Так что, когда Лукас интересуется нашими отношениям, я просто пожимаю плечами и загадочно улыбаюсь.
– Безумие, правда? Потому что он такой… – Я ищу подходящее слово, но ничего не приходит на ум. – Ну, он мог бы играть в кино красавчика, – и быстро добавляю, – так же как и ты. Но ты бы играл парня, с которым должна остаться девушка.
Лукас смеется, но могу сказать, что ему понравился мой ответ.
Дорогой Лукас,
Я никогда не встречала парня с такими хорошими манерами, как у тебя. Тебе бы еще британский акцент... На выпускном вечере ты был в галстуке, который просто идеально тебе подходил, думаю, ты мог бы носить его все время, и тебе бы и слова никто не сказал.
О, Лукас! Хотелось бы мне знать, какие девушки тебе нравятся. Насколько я знаю, ты ни с кем не встречался… если, конечно, у тебя нет подружки в другой школе. Ты такой загадочный. Я почти ничего о тебе не знаю. А располагаю лишь крохотными, несущественными деталями. Например, ты каждый день ешь бутерброд с курицей на обед, а еще ты в команде по гольфу. Пожалуй, одним известным мне фактом я действительно могу гордиться – ты хороший писатель, а это означает, что у тебя глубокий внутренний мир. Помню твой рассказ по литературе об отравленном колодце, написанный с точки зрения шестилетнего мальчика. Сочинение было настолько глубоким и таким проницательным! Этот рассказ заставил меня поверить, будто я хоть чуть-чуть, но знала тебя. Однако я тебя не знаю , а хотелось бы.
Я считаю тебя особенным. Наверное, ты один из самых необычных людей в нашей школе, и мне бы хотелось, чтобы об этом знали все. Или же нет, ведь приятно иногда быть единственной, кто что-либо знает.
С любовью, Лара Джин
33
После школы мы с Крис зависаем в моей комнате. Она поссорилась с мамой из-за того, что пропадала всю ночь, и сейчас она прячется здесь, выжидая, когда ее мама уйдет в книжный клуб. Мы поглощаем большую пачку «Пиратских сокровищ» Китти, которую мне придется заменить, иначе она будет жаловаться, если в понедельник не найдет ее в своем обеде.
Крис запихивает горсть чипсов себе в рот.
– Скажи мне, Лара Джин. Как далеко у вас все зашло?
Я едва не давлюсь.
– Никуда у нас ничего не зашло! И в ближайшем будущем ничего не изменится!
Или вообще когда-нибудь.
– Серьезно? Не было даже поползновений над бюстгальтером? Мимолетного прикосновения к груди?
– Нет! Я же говорила тебе, мы с сестрой не такие.
Крис фыркает.
– Ты шутишь? Конечно, у Марго с Джошем был секс. Не будь такой наивной, Лара Джин.
– Дело вовсе не в моей наивности, – возражаю я. – Я точно знаю, что он и Марго этим не занимались.
– Откуда? Как ты можешь быть в этом так уверена? Ну, давай, рассказывай.
– Нет.
Если я расскажу Крис, то она лишь посмеется. Она не поймет, ведь у нее есть только маленький братик. Она не знает, какие отношения складываются у сестер. Мы с Марго заключили договор еще в средней школе, в котором поклялись не заниматься сексом, пока не выйдем замуж или же не влюбимся по-настоящему, очень сильно, и не раньше, чем в двадцать один. Марго, может быть, и была по-настоящему влюблена, но она не замужем и ей нет двадцати одного. А она никогда не отступится от своего слова. Для сестер договор – это святое.
– Ну же, мне действительно хотелось бы знать. – У Крис вспыхивает блеск жажды в глазах, уверена, она просто сгорает от любопытства.
– Ты просто хочешь посмеяться над этим, но я тебе не позволю, – отвечаю я.
Крис закатывает глаза.
– Ну и ладно. Но у них по-любому что-то было.
Думаю, Крис специально заводит подобные разговоры, чтобы добиться от меня реакции. Она это любит, поэтому я стараюсь не реагировать и произношу как можно спокойнее:
– Могла бы ты, пожалуйста, перестать говорить о сексе Марго и Джоша. Ты же знаешь, мне это не нравится.
Крис достает из своей сумки маркер и начинает раскрашивать ноготь на большом пальце.
– Тебе нужно перестать быть такой застенчивой. Серьезно, ты вообразила в своей голове, что это такой огромный, переломный момент в жизни, но на самом деле после пяти раз ты перестаешь в это верить. И это даже не самая лучшая часть.
Знаю, она ждет, что я спрошу, что является лучшей частью, и мне действительно любопытно, но я игнорирую ее слова.
– Думаю, маркер токсичен для ногтей. – На что она критично качает головой, словно я – гиблое дело.
Интересно… каково это – быть настолько близко к парню, что он увидит тебя всю, без преград. Будет ли страшно только секунду, может, две или же будет страшно все время? А что, если мне вообще не понравится? Или же, наоборот, слишком понравится? В общем, тут есть о чем подумать.
34
– Считаешь ли ты, что если парень и девушка встречались долгое время, то у них определенно был секс? – спрашиваю я Питера.
Мы сидим на полу библиотеки, прислонившись спинами к стене справочного раздела, куда никто никогда не ходит. Занятия закончились, библиотека пустая, а мы делаем домашнюю работу. У Питера тройки да двойки по химии, так что я ему помогаю.
Питер, моментально заинтересовавшись, отрывает взгляд от учебника по химии и отбрасывает книгу в сторону.
– Мне нужно больше информации. Как долго они встречались?
– Долго. Около двух лет, вроде.
– Сколько им лет? Наши ровесники?
– Почти.
– Тогда, скорее всего, но не обязательно. Все зависит от девушки и парня. Но, если бы мне пришлось делать ставки на деньги, я бы поставил на положительный ответ.
– Но девушка не такая. Да и парень тоже.