— Мы были близки к провалу, — прошептала она.
— Думаешь, он скажет про нас?
— Нет. Он и сам пошел промышлять на кухню, так что вряд ли осмелится ябедничать.
Значит, Дерек просто случайно встал перекусить как раз тогда, когда мы вламывались в кабинет доктора Джил? Терпеть не могу совпадений, но, похоже, сканер все же шумел не так сильно, и Дерек не слышал его у себя наверху.
Я вытащила листочки и расправила их на матрасе.
— Это Дерека, — сказала Рэ, посветив фонариком.
Я вытащила второй листок и протянула ей.
— Хочешь прочитать про Симона?
Она покачала головой.
— Это вторая страница про Дерека. На Симона там ничего не было.
— Ты не нашла?
— Нет, его дела просто не было. На разделителях в ящике написаны наши имена. Да и на папках тоже. А папки на Симона там не было.
— Это…
— Странно. Я знаю. Может, они держат его дело где-то в другом месте? В любом случае ты хотела почитать про Дерека, поэтому я решила не тратить время на поиски папки Симона. Давай посмотрим, за что сюда угодил наш Франкенштейн. — Рэ посветила фонариком на верхние строчки. — Дерек Сауза. Дата рождения, бла, бла, бла.
Она опустила фонарик ниже.
— Ха. В Лайл его доставила служба по надзору за детьми. Ни слова об отце, о котором они столько говорят. Если в деле замешана служба по надзору за детьми, то, ручаюсь, этот папаша не возьмет приз за лучшего родителя года. А, вот оно. Диагноз… Асоциальное изменение личности. — Рэ фыркнула. — Неужто? Как будто я и так не знала. И вообще, разве это болезнь? И какие, интересно, лекарства дают ему от грубости?
— Чем бы его ни лечили, это не действует.
Рэ расплылась в улыбке.
— Это точно. Неудивительно, что он застрял здесь так надолго…
В коридоре вспыхнул свет. Рэ нырнула в свою кровать, оставив у меня фонарик. Я погасила его. В этот момент хлопнула дверь в ванную. Я хотела перекинуть фонарик Рэ, но она покачала головой, потом наклонилась вперед и прошептала:
— Ты дочитывай. Если найдешь что-нибудь интересное, утром мне расскажешь.
Не знаю уж, кто там пошел в ванную — Тори или миссис Талбот, — но пробыла она там целую вечность. Когда наконец послышался шум спускаемой воды, Рэ успела заснуть. Я выждала еще несколько минут, потом включила фонарик и продолжила чтение.
И с каждой следующей строчкой комок страха у меня внутри разрастался все больше. Асоциальное изменение личности не имело ничего общего с банальной грубостью. Это означало, что человек проявлял полное неуважение к другим, был лишен способности к сочувствию — не мог поставить себя на место другого. Это расстройство проявлялось в буйном темпераменте и вспышках ярости, которые только усугубляли положение. Если не понимаешь, что причиняешь кому-то боль, то что тебя может остановить?
Я перешла ко второму листочку, где было написано «Биография».
«Провести стандартную проверку оказалось проблематичным. Не удалось найти ни свидетельства о рождении, ни каких-либо других документов. Они, скорее всего, существуют, однако отсутствие достоверной информации о раннем периоде его жизни делает невозможным проведение всесторонней проверки. Объект и его названый брат утверждают, что Дерек живет в их семье примерно лет с пяти. Объект не помнит — или не желает сообщать подробности — своей жизни до этого, хотя его ответы наводят на мысль, что он мог воспитываться в государственном учреждении.
Отец Симона, Кристофер Бэ, похоже, де факто установил опекунство над объектом, хотя нет никаких официальных документов об усыновлении или опекунстве. В школу мальчики поступили как „Симон Ким“ и „Дерек Браун“. Причина, по которой указаны не подлинные имена, неизвестна.
Согласно записям в школьном личном деле, проблемы с поведением у объекта начались в седьмом классе. Он и до этого не отличался открытостью и жизнерадостностью, а теперь стал особенно угрюмым. Его отстраненность сопровождалась вспышками немотивированного гнева и проявлением агрессии».
Проявления агрессии…
Синяки у меня на руке зудели, и я, поморщившись, машинально потерла их.
«Инциденты не были должным образом задокументированы, что делает невозможным подробное исследование развития болезни. Объекту удавалось избегать исключения из школы и других мер дисциплинарного воздействия вплоть до некой ссоры, которую очевидцы описали как „обычную дворовую драку“. Объект яростно напал на трех младших учеников, проявив то, что официальные лица назвали химически питаемым гневом. Прилив адреналина также может объяснить необычайную силу, о которой сообщали свидетели. К моменту, когда администрация школы смогла вмешаться, один из учеников получил травму позвоночника. Врачи опасаются, что он не сможет больше ходить».
Страница, заполненная убористым текстом, продолжала рассказ о биографии Дерека, но я уже не видела строчек — у меня перед глазами стояла одна-единственная картина: как промелькнул пол, когда Дерек швырнул меня через всю комнату.
Необычайная сила…
Вспышки гнева…
Не сможет больше ходить…
Значит, Лизу за то, что она швыряла карандаши и бутылочки с гелем, перевели отсюда, а Дерека продолжают держать? Огромного детину, у которого за плечами целый ряд вспышек гнева, сопровождавшихся проявлением агрессии? Человека, который страдает таким расстройством, что ему все равно, кому он причиняет боль и насколько сильную?
Почему меня никто не предупредил?
Почему его не запирают?
Я сунула листочки под матрас. Читать остальное не было надобности. Я и так знала, что там сказано. Что его накачивают лекарствами. Что он проходит курс реабилитации. Что он идет на сотрудничество и за все время пребывания в Лайле ни разу не проявил агрессии. Что его состояние находится под контролем.
Я посветила фонариком на руку. Синяки наливались лиловым цветом.
Глава 16
Каждый раз, как я начинала засыпать, я застревала в том странном мире между сном и бодрствованием, где мой мозг просеивал события дня, смешивая и переворачивая их. То я снова в подвале и Дерек хватает меня за руку и швыряет через всю комнату. А то я вдруг просыпаюсь в больнице, и у моей кровати сидит миссис Талбот и сообщает, что я больше не смогу ходить.
Когда в дверь постучали, чтобы разбудить нас, я сунула голову под подушку.
— Хло? — Миссис Талбот открыла дверь. — Тебе сегодня надо одеться, прежде чем спускаться к завтраку.
У меня внутри все сжалось. Может, теперь, когда не было Лизы и Питера, они решили, что нам стоит завтракать всем вместе? Я не могу видеть Дерека. Просто не могу.
— Твоя тетя заедет к восьми часам. Она берет тебя в город на прогулку. Соберись и не опаздывай.
Я отпустила подушку, в которую, оказывается, вцепилась мертвой хваткой, и встала.
— Ты злишься на меня, Хло?
Я перестала гонять омлет по тарелке и подняла голову. Лицо тети Лорен затуманивала тревога. Темные круги под глазами говорили о том, что тетя плохо спит. Я не сразу их заметила под слоем косметики. И только под яркими флуоресцентными лампами ресторана они проступили совершенно отчетливо.
— За что мне злиться? — спросила я.
Она грустно рассмеялась.
— Ну, не знаю. Может, зато, что я упекла тебя в пансион с чужими людьми, а сама исчезла.
Я положила вилку на стол.
— Ты меня не «упекала». В школе потребовали, чтобы я отправилась в пансион, а пансион потребовал, чтобы ты и папа не вмешивались, пока я не обживусь там. Я же не маленькая. Я понимаю, что происходит.
Она выдохнула. Даже в шумном ресторане это было отчетливо слышно.
— У меня проблема, — продолжила я. — И мне надо научиться справляться с ней. И в этом ни ты, ни папа не виноваты.
Она подалась вперед.
— И ты тоже не виновата. Ты ведь это понимаешь, правда? Это болезненное состояние. И не ты вызвала его.
— Знаю. — Я отломила кусочек тоста.
— Ты очень зрело воспринимаешь все это, Хло. Я горжусь тобой.
Я кивнула, продолжая общипывать тост. На зубах похрустывали зернышки от малинового джема.
— Кстати, у меня для тебя есть кое-что. — Она открыла сумочку и достала оттуда мешочек. В нем была моя рубиновая подвеска. — Мне позвонили из пансиона и сказали, что ты ее потеряла. Твой отец забыл забрать ее из больницы, когда вы уезжали.
Я взяла мешочек, пощупала знакомую подвеску сквозь полиэтилен и вернула обратно.
— Тебе придется сохранить его для меня. Нам в пансионе нельзя носить украшения.
— Не волнуйся. Я уже переговорила с вашими медсестрами. Я сказала, как это важно для тебя, и они согласились, чтобы ты носила ее.
— Спасибо.
— Но только носи ее обязательно. Не хотелось бы, чтобы она снова потерялась.
Я вынула подвеску из мешочка и надела ее. Знаю, это всего лишь глупые предрассудки, но мне как-то сразу стало легче. Спокойнее, что ли? Это было напоминание о маме. Эту вещицу я носила столько лет, что без нее чувствовала себя немного странно.
— Поверить не могу, что твой отец забыл ее в больнице, — покачала головой тетя Лорен. — Бог знает, когда бы он вспомнил о ней, ведь он опять улетел.
Да, папа уехал. Он позвонил мне на сотовый тети Лорен и объяснил, что вечером ему пришлось срочно вылететь по делам в Шанхай. Тетя злилась на него, но я не понимала, какая разница, если я все равно живу в пансионе. Он уже договорился взять месяц отпуска, когда я выйду, а для меня это гораздо важнее.
Тетя рассказала, что запланировала «девичью вылазку в Нью-Йорк», когда меня отпустят. У меня не хватило духу сказать ей, что я бы предпочла просто поехать домой, повидаться с папой, пообщаться с друзьями. Возврат к нормальной жизни был бы для меня лучшим праздником по случаю выхода из Лайла.
К нормальной жизни…
Я подумала о призраках. Будет ли когда-нибудь моя жизнь снова нормальной? Буду ли я снова нормальной?
Я мельком глянула на окружавшие меня лица. Был ли кто-нибудь из них призраком? И как их различить?
Как насчет того парня в рубашке «хеви метал»? Он выглядит, как картинка с кассеты «Я люблю восьмидесятые». Или вон та пожилая женщина с длинными седыми волосами, в крашеной блузке? Или даже вон тот мужчина в костюме, поджидающий у двери? Как я узнаю, что они не призраки, которые только и ждут, чтобы я их заметила? Если только кто-то случайно не пройдет сквозь них.
Я опустила глаза на свой стакан с апельсиновым соком.
Да, отличный план, Хло. Всю свою жизнь больше не смотри никому в глаза.
— Ну и как ты там обживаешься? Поладила с остальными ребятами?
Тетины слова были как пощечина, они напомнили, что у меня есть проблемы похуже, чем призраки.
Она улыбалась, и вопрос ее был скорее шуткой. Само собой, я поладила с другими детьми. Я, может, не самая общительная девочка, но уж точно я не стану гнать волну и устраивать неприятности. Но когда я подняла взгляд, тетина улыбка увяла.
— Хло?
— Ммм?
— У тебя проблемы с другими ребятами?
— Н-н-нет. В-в-все отли… — Зубы у меня клацнули, когда я закрыла рот. Для всех, кто меня знал, мое заикание было отличным показателем стресса. Не стоило говорить, что все отлично, если я даже не могла выдавить из себя эту ложь.
— Что случилось? — Тетя Лорен так сжала в руках вилку и нож, словно приготовилась тут же наброситься на того, кто меня чем-то обидел.
— Да это п-п-пустя…
— Не говори мне, что это пустяки. Когда я спросила про других детей, у тебя вид стал такой, словно ты вот-вот в обморок упадешь.
— Это омлет. Я положила слишком много острого соуса. С другими ребятами у меня все нормально. — Тетя Лорен впилась в меня взглядом, и я поняла, что этим не отделаюсь. — Есть там один, да и то это ерунда. Нельзя же ладить абсолютно со всеми.
— Кто это? — Она отмахнулась от официанта, который с кофейником подходил к нашему столику. — И не надо закатывать глазки, Хло. Ты там для того, чтобы хорошенько отдохнуть, и если кто-то причиняет тебе беспокойство…
— Я сама справлюсь.
Она наконец отложила приборы, которые судорожно сжимала, и расправила на столе салфетку.
— Не в этом дело, милая. У тебя сейчас и без того хватает проблем. Скажи мне, кто этот парень, и я сделаю так, что он тебя больше не потревожит…
— Он не…
— Так, значит, это парень. Который из них? Там их трое — нет, уже только двое. Это тот крупный, верно? Я видела его сегодня утром. Я хотела представиться, но он просто прошел мимо. Дарен, Дэмьен…
Я уже хотела поправить, но вовремя остановилась. Тетя Лорен и так хитростью вызнала у меня, что это парень. А мне очень хотелось, чтобы хоть раз в жизни она просто выслушала, может, дала какой-то совет, а не бросалась все за меня улаживать.
— Дерек, — сказала она. — Так его зовут. Когда он проигнорировал меня утром, миссис Талбот пояснила, что он всегда так себя ведет. Грубиян. Я права?
— Он просто… не очень дружелюбен. Но это ничего. Говорю же, нельзя ладить со всеми подряд. А остальные ребята, кажется, нормальные. Одна девушка немного задается, как моя соседка по комнате в летнем лагере. Помнишь ее? Та, которая…
— Что этот Дерек тебе сделал, Хло? — перебила она меня, не купившись на отвлекающий маневр. — Он тебя тронул?
— Н-н-нет, к-к-конечно, н-н-нет.
— Хло! — Голос ее стал жестче. Заикание снова выдало меня. — Такие вещи нельзя скрывать. Если он сделал что-то непристойное, клянусь, я…
— Да нет. Мы разговаривали. И я хотела уйти, а он схватил меня за руку…
— Схватил тебя?
— Ну да, на секунду. И это меня напугало. Я просто слишком остро среагировала.
Тетя подалась вперед.
— Ты не остро среагировала. Если кто-то трогает тебя против воли, ты имеешь полное право возражать и жаловаться…
И так продолжалось в течение всего завтрака. Она прочла мне лекцию о «неуместных прикосновениях», словно мне было пять лет. Не знаю даже, отчего тетя Лорен так расстроилась? Я ведь даже не показала ей свои синяки. Но чем больше я спорила, тем больше она злилась, так что в конце концов я подумала, что дело, может, вовсе и не в том, что какой-то парень схватил меня за руку. Тетя Лорен сердилась на моего отца за то, что он опять уехал, на мою школу — за то, что они заставили отправить меня в этот пансион. А поскольку тетя не могла ничего сделать ни папе, ни школе, она нашла объект, на котором можно было отыграться, и проблему, которую можно было за меня уладить.
— Пожалуйста, не надо, — попросила я, когда мы уже сидели в машине. — Он ничего такого не сделал. Пожалуйста. Там и так трудно…
— Поэтому я и не хочу, чтобы тебе там было еще труднее, Хло. Я не устраиваю проблемы, я их улаживаю. — Тетя Лорен улыбнулась. — Превентивная медицина.
Она похлопала меня по колену. Я отвернулась к окну. Тогда она вздохнула и заглушила мотор.
— Обещаю, я буду действовать незаметно. Я умею улаживать проблемы такого рода деликатно, потому что жертве меньше всего нужно, чтобы ее еще и обвинили в доносе.
— Я не жер…
— Этот Дерек никогда даже не узнает, кто на него пожаловался. Даже нянечки не узнают, что ты мне что-то рассказала. Я намерена осторожно выдвинуть опасения, основанные на моих собственных профессиональных наблюдениях.
— Просто дай мне несколько дней…
— Нет, Хло, — твердо оборвала она. — Я намерена поговорить с нянечками и, если понадобится, с администрацией. С моей стороны было бы безответственно оставить все как есть.
Я повернулась к ней и открыла рот, чтобы возразить, но ее в машине уже не было.
Когда я вернулась, Тори снова была с нами. Вернулось к ней и ее высокомерие.
Если бы я описывала это в сценарии, я бы не удержалась и использовала бы полное преображение персонажа. Юная девушка видит, как забирают ее единственную подругу — отчасти из-за неосторожной фразы, оброненной героиней. И когда остальные постояльцы пансиона приходят ей на выручку, помогая поддержкой и сочувствием справиться с депрессией, девушка понимает, что у нее много друзей, и клянется стать добрее и мягче.