— А чем вы интересуетесь всерьез, если, конечно, это не тайна?
— Чем интересуюсь? — повторил с улыбкой Арчибальд. — В сущности, тем же, чем и вы.
— И что на первом месте?
— Эпоха Возрождения.
— А еще?
— Деньги, чтобы покупать работы мастеров этой эпохи.
— А из художников?
— Фра Анджелико.
— У Арчи потрясающая коллекция! — вмешалась Нат, думая, что Пегги уже окончательно свела на нет ее посреднические усилия.
— Ты ее видела? — осторожно поинтересовалась Пегги.
— Честно говоря, — сказал Арчибальд, — мою коллекцию еще никто не видел.
— Почему же? — В тоне Пегги появились бесцеремонные нотки.
— Потому что очень немногие достойны созерцать эти шедевры.
— Жаль, — вздохнула Пегги, — я обожаю Донателло!
Арчибальд снисходительно улыбнулся.
— У меня есть кое-что получше. Потерпите немного, и увидите полотна Микеланджело и да Винчи!
Пегги холодно посмотрела ему в глаза.
— Вы хотите показать их нам, я правильно поняла?
— О, я никогда не позволил бы себе беспокоить вас по мелочам. А вот и жаркое!
Камердинер торжественно водрузил на стол огромное блюдо, на котором лежали пять несчастных кусочков говядины в обрамлении столь же несчастных шести вареных картофелин.
— Попробуйте, — любезно предложил Арчи. — Надеюсь, мясо на этот раз хорошо прожарено.
Нат принялась отчаянно пилить ножом совершенно несъедобное засушенное мясо. Жевать каждый кусочек приходилось долго и энергично.
— Еще вина?
— О нет, благодарю вас! У меня уже кружится голова, — поспешила отказаться Пегги.
Несмотря на все свое раздражение, Нат опять чуть не прыснула. Какая разница, что жевать, если вы находитесь у самого входа в сокровищницу Али-Бабы! Пегги взглядом подала ей знак: с Арчибальдом произошла странная метаморфоза. Его лицо стало каменно-неподвижным, глаза затянуло матовой пленкой. Потрясенные подруги одновременно повернулись к застывшим на месте слугам, которые, похоже, не первый раз видели такое. На пергаментном лице Арчи не было ни малейших признаков жизни. Сейчас он походил на чучело ящерицы, а от его странной неподвижности веяло смертью. И вдруг словно свершилось чудо: глаза Найта вновь стали блестящими и живыми, и в них запрыгали чертики. Обморок длился секунд десять. Пегги, не удержавшись, судорожно сглотнула слюну.
— Мистер Найт, объясните, зачем любителю Ренессанса картины Дега и Лотрека в столовой?
— И кто из них вам больше нравится?
— Дега.
— Тогда позвольте сделать вам подарок. Дега ваш.
— Но… — Пегги растерялась.
— А вы, Линди, очень меня обяжете, если согласитесь принять Лотрека.
— Арчи! — запротестовала Нат.
— Это ничтожная плата за то удовольствие, которое мне доставил ваш визит. — И, обращаясь к прислуге, Найт небрежно, словно речь шла о коробке конфет, распорядился: — Запакуйте эти картины! Думаю, дамы возьмут их с собой. А вам, — он повернулся к молодым женщинам, — хочу предложить выпить по чашечке кофе в библиотеке. Ох, простите, совсем забыл! Сейчас подадут десерт. Вы любите крем-желе?
— Спасибо, но после такого обеда…
— Тогда прошу вас в библиотеку.
Нат вошла первой и замерла в нескольких шагах от порога, любуясь сангинами Тинторетто. А Пегги, хоть и была ошеломлена всем происходящим, приблизилась к Найту.
— Нат шепнула мне по секрету, что у нас есть одно общее воспоминание. Это правда?
— Да, — ответил Арчибальд, и лицо его забавно сморщилось.
— А можно узнать, какое? Кажется, мне предстоит покраснеть…
— Не исключено.
— Любопытно, я не краснела где-то лет с пятнадцати.
Они стояли лицом к лицу, их разделяли всего несколько сантиметров. Нат, оценив ситуацию, исчезла из библиотеки, а у Пегги появилось предчувствие чего-то неизбежного, и в первый раз за весь вечер она посмотрела на Арчи не как на старика, а так, как женщина смотрит на мужчину, который действительно интересен.
— Это довольно старая история, — начал Найт с улыбкой. — Вам было годика три или четыре. Я ужинал у ваших родителей, когда к вашей матушке подошла няня — кажется, вы плакали — и ваш отец попросил, чтобы вас привели. Войдя в гостиную, вы направились прямо ко мне и вскарабкались на колени. Я обнял вас, а вы положили головку на мою грудь.
— Как видите, — мягко перебила Пегги, — у меня нет повода заливаться румянцем.
— Минуточку терпения… Вскоре я почувствовал, как мои брюки стали мокрыми.
— Вы сделали пи-пи в штанишки?
— Не я. Вы!
Пегги рассмеялась.
— Я должна извиниться?
— Вовсе нет. Хотя вы сделали не только пи-пи, а нечто большее…
— Что же еще? — Догадка молнией пронзила ее мозг. — Неужели?
Губы Арчи слегка дрогнули.
— Вот-вот.
Как будто что-то невидимое дрогнуло и разбилось. Пегги стало как-то не по себе. В этой ситуации, пожалуй, лучше всего просто отшутиться. Ничего другого ей не оставалось.
— Сожалею, делаю все возможное, но — увы! — покраснеть не могу.
— Тем лучше, — кивнул Арчи. — Видите ли, это маленькое недоразумение — мое самое нежное воспоминание.
Пегги вдруг захотелось немедленно уйти отсюда, чтобы прогнать дурацкое наваждение. Найт преградил ей дорогу и добавил, словно бросаясь в воду.
— Хочу вам сделать признание. Я готов отдать что угодно. Повторяю — что угодно, лишь бы еще раз испытать подобное наслаждение.
И вдруг Пегги почувствовала, как краска заливает ей лицо и шею. В любви ей объяснялись многие, но такое признание она услышала впервые.
В наступившей внезапно тишине прозвенел голос появившейся на пороге библиотеки Нат:
— Молодые люди, кофе стынет!
* * *
Лон машинально постукивала яйцом по краю блюдца.
Изможденный молодой негр разбрасывал по полу опилки. Бармен разгадывал кроссворд, слушая музыку: на прилавке рядом с кассой стоял магнитофон. Кончиком ногтя Лон выковырнула из белка застрявшие в нем маленькие осколки скорлупы, намазала горчицей кусочек хлеба и с безразличным видом принялась за еду. Сегодня она решила лечь пораньше, уже забралась в постель и даже немного поплакала, но сон не приходил. Тогда она оделась и вышла на улицу. На Бродвее, несмотря на холодную погоду, как всегда, толпился народ. Из дверей ресторанов и баров вырывались клубы пара, гремела музыка и туда-сюда сновали парочки.
— Вы любите горчицу? — зацепил Лон какой-то тип.
Она откусила сразу пол-яйца и, не переставая жевать, вытерла губы бумажной салфеткой. Снять бы эти надоевшие темные очки… Нет, пожалуй, не стоит. Ничего не поделаешь — она была дочерью своих родителей, и ее фотографии Бог знает с каких времен периодически появлялись в газетах и журналах. Мало ли кто может ее узнать и выдать! И блудную дочь вернут домой, отчитают и запрут в четырех стенах раньше, чем она сумеет осуществить задуманное.
— Выпейте со мной стаканчик, — не отвязывался тип. — Яйца не рекомендуется есть всухомятку.
Бар закрывался, свет в зале и фонарь снаружи уже погасли. Посетители разошлись, только Лон и этот приставала еще сидели у стойки.
Лон сняла номер в дешевом отеле. Прямо перед ее окном, на двадцать третьем этаже, каждые десять секунд вспыхивала голубоватым неоновым светом огромная надпись: «Кэмел». Можно иметь десятки и даже сотни друзей в Нью-Йорке, в своем штате и даже во всей стране, но наступил день, когда она не имеет права вспоминать об их существовании. Она — пария, и должна скрываться, если хочет, чтобы ее планы осуществились. А полиция, возможно, уже разыскивает дочь экс-президента Соединенных Штатов.
Квик оставил Лон на аллее в Центральном парке. Она, побродив часок, чуть было не поехала к нему, чтобы броситься в его объятия, но не сделала этого — держалась изо всех сил. Впрочем, новая идея, которая неожиданно пришла ей в голову, была намного лучше. Лон машинально смела ладонью со стола крошки хлеба и скорлупу яйца. Незнакомец поймал ее руку.
— А если мы выпьем в другом месте?
В первый раз она подняла глаза на этого типа. Ну и образина! На вид не меньше пятидесяти, с отвратительной ухмылкой, обнажающей гнилые зубы.
— Ну как, малышка? Что скажешь?
Лон раскрыла сумочку, вытащила две измятые долларовые бумажки и, кинув их на прилавок, соскользнула с табурета. Мужчина тоже вскочил и подхватил ее под руку. Девушка спокойно высвободилась и с таким же спокойным презрением уронила:
— Слиняй, козел.
— Что? — растерялся тот.
Уже на улице до нее донеслись его возбужденные вопли — он призывал в свидетели бармена:
— Вы слышали, что она сказала?! Слышали?
Лон спокойно закрыла дверь и быстро зашагала к своему отелю, который находился неподалеку, через два квартала отсюда. Сонный старичок портье при ее появлении приоткрыл один глаз и машинально пробормотал:
— Если вам что-то нужно…
Лифт поднял ее на нужный этаж. Перед дверью номера она остановилась и задумчиво оглядела мрачный, выкрашенный в грязно-зеленый цвет коридор. Номер выглядел не лучше: выцветшие, с желтоватыми пятнами обои, кровать с деревянными спинками и продавленным матрацем, ковер, до основания протертый не одной сотней топтавших его ног. Она подошла к запотевшему окну, стерла со стекла капельки воды и прижалась к нему лбом. Щелкнул выключатель, комната погрузилась во мрак, и почти сразу вспыхнули неоновые лампочки рекламы на доме, расположенном напротив. Лон прилегла и закурила. Интересно, что сейчас делает Квик? Завтра после полудня нужно будет забежать в банк и снять со счета тысячу-другую долларов. В Европе ей, конечно, понадобятся деньги.
Зачесалась нога. Голова пухла от неотвязных мыслей. Теперь Лон была уверена, что мать имела прямое отношение к отъезду Квика. В чем конкретно это выражалось, девушка пока не знала, но была какая-то связь между их ссорой и предложением, которое сделали Квику. Он и сам знал, что был посредственным гонщиком. Тогда почему же его заметили? В детстве такие парни, как Квик, гоняют мяч по пустырю и мечтают о спорте, победах, славе. Но в большой спорт попадают единицы, а остальных жизнь заставляет выбирать более прозаические занятия — мыть машины, продавать бензин, устроиться — и это в лучшем случае! — механиком в пригородный гараж. Лон не хотела, чтобы Квик стал механиком и тем более — гонщиком. Просто ей было нужно знать, что он всегда будет рядом с ней. Какая разница — богат он или беден? И вдруг ей в голову пришла такая идея, что Лон чуть не закричала от радости. Теперь она знает, как отомстить матери.
Снова зачесалась нога. Ощутив под пальцами что-то теплое и влажное, Лон зажгла свет. Пальцы были в крови. К коже присосалось какое-то коричневатое насекомое. Клоп! Она увидела его впервые в жизни. В ужасе она соскочила с кровати, схватила сумку и опрометью бросилась в коридор, промчалась мимо портье и вылетела на улицу.
* * *
Не успел «роллс-ройс» тронуться с места, как Нат повернулась к Пегги и нетерпеливо потребовала:
— Ну, рассказывай!
Пегги кивком указала на шофера и шепнула:
— Потом…
— Включите нам музыку! — скомандовала Нат. — У вас есть «Босса Нова»?
— Да.
Зазвучал голос Виничиус де Марес.
— Что там у вас за тайны? — не унималась Нат. — Да еще такие, из-за которых тебе приходится краснеть.
— Да так… Он видел меня голой, когда я была маленькой, — не задумываясь, соврала Пегги.
Зачем она сказала неправду? Нат устроила ей встречу с Арчибальдом Найтом. И Пегги обычно ничего не скрывала от подруги. Но на этот раз что-то ее остановило. Она почувствовала, что не должна ничего рассказывать Нат, краснея при одном только воспоминании о выходке Арчибальда! Хорошо еще, что в машине было темно и Нат не видела ее лица.
— Зайдем ко мне, — предложила Нат. — И все обсудим за чашкой кофе.
— Завтра, дорогая. Я падаю от усталости.
Раздосадованная, Нат откинулась на спинку сиденья. Остаток дороги они молчали, и каждая мрачно размышляла о своем. «Роллс-ройс» остановился у дома Нат. Пегги взяла ее за руку.
— Не будешь сердиться? Я позвоню тебе завтра.
— Завтра так завтра.
Они поцеловались, а портье уже брал у шофера пакет с Лотреком. Через пять минут Пегги была дома. В прихожей она окликнула Муди, и тот забрал Дега. Шофер почтительно снял фуражку.
— Миссис Сатрапулос, куда прикажете поставить машину?
Пегги была озадачена.
— Поставить? Зачем!
— Хозяин сказал, что машина теперь принадлежит вам и я поступаю в ваше распоряжение.
В глазах Пегги запрыгали чертики.
— Поблагодарите мистера Найта. Но, право, к чему мне третий «роллс-ройс» и второй шофер? Спокойной ночи.
Шофер какое-то время нерешительно топтался на месте, но потом все-таки сел в машину и уехал.
Да, в фантазии Арчибальду не откажешь… Пегги прошла в свои апартаменты, но не спешила наверх, хотя распаковать картину хотелось немедленно. На цыпочках она пробралась в конец коридора к комнате Чарлен и охнула, увидев, что, стало с дверью. Она заглянула в ванную, распахнула дверцу шкафа, посмотрела под кроватью. Все ясно. Чарлен сбежала! Ссора с Джереми была мгновенно забыта. Его нужно предупредить! И сию же минуту!
* * *
Было уже три часа ночи, когда Джереми снова наполнил свой стакан — восьмой по счету. Без галстука, в измятой рубашке, с пробивающейся на щеках щетиной, он кивнул Белиджану на бутылку виски.
— Хочешь?
— Нет. Кто-то из нас двоих должен мыслить трезво.
— Ну добавь еще, что я надрался как свинья.
— Каждому свое.
— А что прикажешь делать? А все из-за твоей дурацкой идеи! Милый флирт без последствий превратился в черт знает что!
— Идея-то была твоя!
— Что?! — рявкнул Джереми. — Это я, значит, устроил ее побег?
— Не передергивай. Я только сказал, что это твоя идея. Я не говорил, что она плохая. Но то, что ты сейчас назвал милым флиртом, было половой связью с хиппи-наркоманом. Рано или поздно газетчики разнюхали бы все.
— Крошка пошла по стопам матери. А Пегги, — Джереми шипел от злости, — Пегги — обыкновенная шлюха.
— Твой братик тоже не был паинькой. Возможно, и Пегги вела бы себя иначе, если б он не начал изменять ей первым.
— Ерунда! Ну, подгуливал иногда! Нервы-то не железные!
— Самое любопытное, что у супруги нервы сдавали тоже несколько раз в день, причем синхронно с «нервными срывами» у мужа. Странно, не правда ли? — уточнил Белиджан.
— Ну и что? Дело не в этом. Во всяком случае, Скотт никогда не пытался шантажировать собственную семью!
— Дай ей все, что она требует. Разумеется, при условии, если они оставят нас в покое!
— Ни за что! Это дело принципа.
— Видишь ли, я всю жизнь покупал нужных мне людей. Можно купить и Пегги.
— Она уже подложила нам свинью пятнадцать лет назад, когда хотела развестись со Скоттом как раз перед президентскими выборами! Мой отец отстегнул ей миллион, чтобы мадам успокоилась!
— И добился своего. Твой отец был умным человеком.
— А от меня она ничего не добьется! Будет делать то, что ей скажут!
Белиджан скептически пожал плечами.
— Как знаешь.
— Ты заморозил счет Чарлен?
— Да.
— Наши службы на вокзалах и в аэропортах предупреждены? Эта негодяйка еще и в Европу может рвануть. К своему кретину! Нужно ее немедленно найти!
— А я, по-твоему, чем занимаюсь? Кстати, перед приходом сюда мне сообщили интересную новость о Пегги.
Джереми подскочил.
— Что еще она отколола?
— Ничего особенного. Обедала с Линди Нат Бембилт.
— С этой проституткой? У кого?
— У Арчибальда Найта, — сообщил Белиджан нарочито безразличным тоном.
Джереми сжал губы так, что они побелели.
— Ты что, смеешься?
— Я похож на шутника?
— Она была у этого старого козла, который всегда делал нам гадости?
— Именно.
Джереми хлопнул ладонью по лбу.
— Что еще затевает эта идиотка? Она совсем свихнулась?
— Думаю, нет.