[1] Сегодня благодаря Юрию Трифонову этот дом называют «Дом на Набережной».. Не замедляя шага, Нина начала быстро спускаться. Володя устремился вслед и настиг её на середине пролёта.
– …Погоди!
– Опять за своё?
В ответ, не говоря ни слова, парень начал судорожно расстёгивать вельветовую куртку. От резкого движения верхняя пуговица отлетела в сторону. Распахнув полу, он вырвал из внутреннего кармана цеплявшийся за швы пистолет.
– Смотри – это «вальтер»! Патрон уже в стволе. Если не согласишься остаться, будет плохо.
– Сумасшедший!… Что ты рвёшь мне душу? Хватит паясничать.
– Я не паясничаю!
– Ну и стреляй себе на здоровье. Подумаешь – испугал.
– Будешь так говорить – убью!
– Попробуй, если сможешь.
– …Стой, кому говорю! – приказал Володя, увидев, что Нина снова устремилась вниз.
Услышав окрик, она на миг обернулась, и в этот момент раздался выстрел. В красном пиджачке, чуть ниже левой, уже оформившейся груди, взорвалась аккуратная дырочка, мгновенно окрасившаяся в бордовый, почти черный, цвет. Девушка ещё успела удивлённо взглянуть на дымок, вившийся из дула, и рухнула на ступени.
Сделав несколько резких шагов вниз, Володя опустился перед ней на колени и пристально взглянул в открытые и уже безжизненные глаза.
– Нина!… Ниночка!!
Он выронил оружие, наклонился к ней и затряс, ухватив за плечи. Не почувствовав реакции, приложил ухо к груди – сердце не билось. Казалось, до него не доходила непоправимость совершённого – растерянный взгляд блуждал, останавливаясь то на стекленеющих глазах девушки, то на отверстии в пиджачке, откуда ещё пузырилась густая кровь, увеличивая в размере бордовое пятно. Потом он заметил «вальтер», лежавший рядом. Механически подобрав и как бы взвесив в руке, Володя поднёс пистолет к глазам и уставился в дуло, постепенно различая, как крошечный зев вечной тьмы медленно расширяется до бездны. В его взгляде появилась осмысленность. Мысли бешеным вихрем закружились в голове.
«…Зачем я это сделал? Получается – моя идея важнее человеческой жизни? Или… я расстрелял её, не сумев убедить? Кого расстрелял? Нину!… Разве можно доказывать идею с помощью пистолета?… Нет!! Она сама во всём виновата! У моего окружения нет права на капризы!… Но и я хорош! Приводить приговоры в исполнение – дело плебеев… Что будет?… Ребята подумают – смалодушничал… Ну и пусть! Что мне до мыслей вассалов?! Их дело – подчиняться?! Дурак… вот дура?ак!! Кто теперь подчинится?… Меня просто посадят в тюрьму… Неужели это конец?! И из?за чего?!»
Ещё какое?то время Володя продолжал смотреть в бездонное отверстие. Потом его правая рука с пистолетом тяжело поднялась на уровень головы. Дуло неуверенно ткнулось в висок, а указательный палец, лежавший на курке, начал медленно сгибаться, приближаясь к пределу, за которым следует необратимый удар бойка. Неожиданно кисть дрогнула, и раздался выстрел.
* * *
Двумя часами ранее Тёмка Хмельницкий, живший с семьёй в четырёхкомнатной квартире «дома правительства», позвал к себе друзей?одноклассников – Лёню Реденса и Феликса Кирпичникова. Ребята только что закончили седьмой класс и готовились к выпускным экзаменам – завтра им предстояло испытание по геометрии. Собравшись вместе, мальчишки никак не могли приступить к занятиям – сначала рассматривали фотографии в последнем «Огоньке», потом обсуждали фильм «Багдадский вор», недавно вышедший на экраны. И внешне, и по характерам они были разными, что не мешало им дружить.
Разговорчивый и неугомонный Артём вырос высоким, широкоскулым и светловолосым парнем с крупным и улыбчивым лицом. Густые русые волосы, зачёсанные назад, обнажали высокий лоб. Убеждая собеседника, Тёмка округлял зеленовато?жёлтые глаза и резко сжимал губы с глухим звуком, как бы ставя точку: «Амба»! Учился он не лучшим образом – кипучая натура не давала возможности сосредоточиться на занятиях. Его волновали иные, значительно более интересные проблемы, чем школьные предметы – двор, кино, оружие… К тому же много времени съедала игра на скрипке – преподаватель считал его подающим большие надежды. Но, обладая цепким умом и хваткой, Хмель успешно избегал двоек, не сильно напрягаясь. Он любил приключенческие романы, мальчишеские тайны и обожал, когда в компании к нему было приковано внимание, поэтому много говорил и часто привирал, увлекаясь настолько, что и сам верил придуманному.
Чуть выше среднего, для своего возраста, роста, Лёня Реденс был светловолосым и кареглазым. Прямые волосы он укладывал по моде – начёс чуть свисал на лоб. Улыбаясь, Лёнька обнажал все тридцать два красивых и ровных зуба. В меру спортивный, он умел элегантно носить одежду. Так случилось, что из?за переездов семьи Реденсу пришлось осваивать школьную программу первого и второго классов урывками и в основном дома. Это не способствовало прилежанию, и он постоянно чуть запаздывал с освоением текущего материала, не придавая особого значения успехам в школьных дисциплинах. Лёня интересовался в основном техникой, с которой был «на ты» – мог дни напролёт копаться в двигателях автомобилей или мотоциклов, чинить электроприборы или мастерить что?нибудь для дома. Набравшись богатого, для своих лет, опыта Реденс стал ироничным, что воспринималось иными окружающими, как надменность. Такое впечатление усиливала и его улыбка, больше похожая на усмешку. Однако верховодить Лёню не тянуло – он любил смотреть на происходящее со стороны, правда, не оставаясь равнодушным к подростковым шалостям. К пятнадцати годам этот парень понял, что к людям надо относиться философски и воспринимать их такими, какие они есть, а поскольку одноклассники стали для Реденса своими, он без труда соблюдал правила игры, одобренные друзьями.
В мускулистой фигуре огненно?рыжего и сероглазого Феликса Кирпичникова со сплошь усыпанным веснушками лицом чувствовались сила и ловкость. С обидчиками Кирпич дрался, отлично удерживая удар и не показывая, что ощущает боль. Он прекрасно занимался в школе, но любил похулиганить и порой небезобидно. С детства парень рос молчуном, предпочитая роль слушателя. В нём отсутствовали страсть к внешнему лидерству и стремление непременно переключить на себя внимание подростковой компании. Как и одноклассники, он обожал технику, и уже в одиннадцать лет научился управлять автомобилем. Друзья знали, что Феликс не подведёт, но заставить его сделать что?то против желания, было почти невозможно.
Проговорив с полчаса, мальчишки всё?таки начали готовиться к экзамену, проверяя друг друга на знание билетов по геометрии. Ответ предстояло держать перед комиссией во главе с директрисой – депутатом Верховного Совета Ольгой Федоровной Леоновой («партийная» кличка – «Холмогорская корова»), и преподавателем математики Юлием Осиповичем Гурвицем, прозванным за глаза: «Пару запищю ».
Около четырёх часов мальчишки выдохлись и решили размяться на балконе. Там мгновенно забыли про теорему Пифагора с биссектрисой и начали плевать вниз, соревнуясь на дальность. Выиграл Лёня, едва не попав на спину татарина?дворника – тот сидел на лавочке метрах в двадцати от подъезда и курил козью ногу с едким самосадом.
– Везёт тебе с гайморитом – всегда найдётся, чем похаркать, – позавидовал проигравший Тёмка.
Закончив турнир, ребята перешли к обсуждению планов на лето. Оно манило купанием, велосипедными прогулками и походами в лес, но особенно радовала возможность вволю повозиться с немецкой военной техникой в «Парке Горького» на выставке образцов трофейного вооружения, где начальником служил отец Артёма, генерал?лейтенант Хмельницкий, после тяжёлого ранения получивший это назначение из рук самого Сталина. Нечего и говорить, что такое положение дел вызывало у парня законную гордость.
– …Ребята, любопытно, чем всё закончится у Шаха с Ниной? – вдруг изменил тему разговора Лёня Реденс.
– Как чем?… Нинка уплывёт себе в Мексику, а Володька останется страдать и вымещать переживания на нас, – ответил Артём.
– Не страдать, а злиться, что она не подчинилась, – не согласился Феликс.
– Правильно… злиться. Только знаете, что он мне недавно заявил? – снова привлёк к себе внимание Лёня.
– ?…
– Сказал: если Нинка отчалит – он убьёт…
– Кого?!
– Хмель, ты хоть раз в жизни в состоянии дослушать?
– Ну не тяни! Кого убьёт?
– …Грозился – или себя, или её.
– Чепуха. Откуда Вовке взять настоящее оружие?… Недели три назад он где?то раздобыл «смит?вессон» и отдал мне на хранение. Я заховал его под диван, но мать, как назло, чуть не на следующий день затеяла генеральную уборку. Вечером встретила меня уже с револьвером в руке, устроила истерику и наябедничала отцу. Тот взял «смит», а я стою и жду: «Ща, как треснет»… Уже к оплеухе приготовился, а он повертел его в руках и говорит: «Этим ржавым хламом только гвозди заколачивать». В общем – пронесло. Батя его в сейф швырнул и приказал забыть об оружии вне музея.
За домом, со стороны моста, раздался сильный хлопок.
– Глядите, как выхлопная пальнула, прямо как из пистолета, – прокомментировал Хмельницкий.
В этот момент звук повторился.
– Ребята – выстрелы! – возбужденно предположил Лёнька.
– Да ладно пургу мести. Глушитель жахнул, – усомнился Тёмка.
– А я говорю – стреляли!
– Тём, по?моему, выстрелы – Лёнька прав, – поддержал Реденса Феликс.
– Айда, посмотрим!
Однако в прихожей их остановила мама Артёма, Вера Ивановна, собравшаяся было пойти к подруге – свояченице Сталина – Евгении Александровне Аллилуевой:
– Куда это вы намылились?
– Мам, на мосту пальба! Надо посмотреть, что произошло.
– А ну, марш назад! Без вас разберутся!
– Вера Ивановна! А если что?то серьёзное?! – взмолился Феликс.
– Тем более – нечего там делать! Я кому говорю? Идите в комнату и занимайтесь. И не вздумайте уйти – проверю! – Хмельницкая захлопнула за собой дверь.
Минуты через три, стараясь не шуметь, Тёмка выглянул на лестничную клетку. Там стояла тишина. Не помня себя от волнения, мальчишки выскочили из квартиры и загрохотали по ступенькам вниз. Остановить их не смог бы уже никто. Вскоре они что есть мочи, неслись по мосту в сторону Кремля. Метров через сто друзья, запыхавшись, подбежали к лестнице. У тротуара, напротив первых ступенек, стояли гэбэшная «эмка», поношенный милицейский «фордик» и карета скорой помощи. На площадке между первым и вторым пролётом находились медики и люди в форме. С обеих сторон входы на лестницу перекрывали милиционеры. Около машин застыли, вытягивая шеи, пятеро любопытных прохожих, как всегда успевших появиться на месте происшествия. От группы на площадке отделились трое: врач и два санитара, державшие в руках носилки с пострадавшим. Они стали осторожно подниматься на мост. Шофёр скорой помощи, ожидавший наверху, засуетился и занял место перед открытой задней дверью. Когда носилки ставили в салон, ребята увидели на них окровавленного одноклассника Володю Шахурина. Со стороны Якиманки показалась другая санитарная машина. Поравнявшись с лестницей, она круто развернулась и остановилась позади «эмки».
– …Можете не спешить. Там девушка. Отвезёте её в морг, – сказал врач подъехавшему коллеге.
– А как ваш? – спросил тот.
– Пока жив, но долго не протянет… от силы часов пять?шесть.
– Та нi… ше день протяне… вiн хлопец дюжий, – вступил в разговор сержант с голубыми погонами чекиста.
Автомобиль с раненым юношей рывком развернулся и, набирая скорость, покатил в сторону Кремля. Тем временем вторая бригада направилась к месту происшествия. Вскоре уже они несли назад носилки с телом, укрытым простыней. Погрузив их, бригада заняла свои места, и карета поехала в сторону Якиманки по направлению к 1?й Градской больнице.
На мост поднялись чекисты. Увидев ребят, лейтенант госбезопасности довольно лениво шуганул их:
– А ну, брысь отсюда!
Повернувшись затем в другую сторону – к зевакам – он строго продолжил:
– Граждане, вы, как я понимаю, здесь давно. Среди вас есть свидетели происшествия?
«Граждане» дружно замотали головами.
– Тогда проходите. Не задерживайтесь.
Случайно оказавшиеся поблизости пешеходы немедленно повиновались приказу и торопливо разошлись, от греха подальше. Мальчишки отступили на пару шагов, но уходить не спешили.
– Ребята… и вправду Володька Нину убил! – еле выдохнул Артём.
– Я кому сказал исчезнуть?! – Уже более грозно рыкнул чекист, не расслышавший реплики Хмельницкого.
Опустив головы, они побрели в сторону «Ударника», не сговариваясь, миновали кинотеатр и перед Малым Каменным мостом свернули на набережную. Метров через пятьдесят встали в рядок у перил, уставившись на неспешно текшую воду Стрелки. Затянувшуюся паузу нарушил Артём:
– Да, Лёнька, накаркал ты.
– Чего накаркал? Можно подумать, промолчи я, он бы не устроил здесь побоище.
– Вот дурак?то! – вступил в разговор Феликс. – Мне такого не понять. Она навсегда уезжала, что ли?
– Ребята, а вы видели, как мозги растеклись?
– Хорош, Хмель! И без тебя тошно, – оборвал его Реденс. – Лучше подумайте, что с нами теперь станет?
– Мы?то здесь причём, палёна мышь?
– А при том. У Володьки наверняка сделают обыск и найдут его дурацкие протоколы.
– Ну и что? В них нет ничего плохого. Вот только организация у нас – тайная…
– Зря ты. Шах наверняка программу «Четвёртой Империи» подготовил. Он ведь нас измучил этой галиматьёй – то так, то эдак подбирался ко всем по очереди.
– …Лёнька прав. Он действительно с этими «фюрерами» носился как с писаной торбой. И бумаги уже состряпал… каждому показывал. Только никто не соглашался их подписать. Мне кажется: когда его дружно послали, он сильно сбавил обороты.
– Если уж на то пошло, у нас не только организация Шаха. Бакулев ведь своё общество в противовес затеял – всем звёзды понавесил. Это, глядя на него, Володька решил «подчинённым» звания присвоить. Чушь всё это. Кому мы с нашими играми нужны?
– Да, может, никому вчера и не нужны… были… а вот теперь понадобимся!
– Лёнь, хватит гадать… Всё равно уже ничего не исправить. А как думаете, где он оружие взял?
– Кирпич, напрасно ты так спокойно насчёт протоколов. Я точно знаю, что Шах ещё и дневники вёл. А что он в них со своим больным воображением «будущего властелина мира» накорябал – кто знает? Если начнут обыскивать, нам может очень не поздоровиться. Насчет Бакуля Артём прав, но только мы уже забыли, когда его общество собиралось по оргвопросам – Петьке эта дребедень давно осточертела, – возразил Реденс. – А с пистолетом – тут и думать нечего – наверняка это Ванькин.
– Да ты что, с ума сошёл?! Он и Серго своих пистолетов никогда из рук не выпускают. Как детям Анастаса Ивановича, оружие им положено только для самозащиты. Мне Серго рассказывал – их чекисты инструктировали по технике безопасности. И сколько я ни просил, он только ненадолго подержать давал, – засомневался Артём.
– Ну… – то Серго… а то – Вано. Они с Шахом – не разлей вода, – поддержал полемику Феликс. – Да, ребята, если будет обыск – хорошего не жди. Послушайте, надо срочно Барабанову сообщить… и Бакулю с Хаммером… а девчонки узнают – вот визгу?то будет!
– Хочешь сказать, Микоянам говорить не надо?
– Не?е… им в Кремль по такому поводу лучше не звонить.
– Ладно… пошли во двор. Барабана найдём, а там – поглядим.
* * *
Друзья отделились от перил и направились к дому. Двор уже напоминал разворошённый улей. Первое, что увидели мальчишки, была стайка их одноклассниц: Галя Лозовская, Ира Бусалова, Галя Куйбышева, Эра Кузнецова и Лара Смирнова. Возле них стоял и Лёнька Барабанов. Заметив ребят, он бросился навстречу:
– Ребята, Шах только что укокошил Нину Уманскую, а потом и сам застрелился!
– Не трезвонь. Глашатай выискался. Мы оттуда как раз и идём, – остудил Лёньку Хмельницкий.
– И всё видели?
– Видели?не?видели, а когда их увозили, мы там стояли.
– Ну и что?!
– У Вовки полчерепушки снесло. Смотреть страшно. Но он пока, вроде, жив.