Довольно рослый для своего возраста, симпатичный и вихрастый пятнадцатилетний Вано без особого рвения выполнил распоряжение отца.
– …Ваня, не буду ходить вокруг да около. Расследуется гибель Нины Уманской и самоубийство Володи Шахурина. У следствия есть информация, что Шахурин стрелял из твоего пистолета. Это так? – начал допрос Анастас Иванович.
– …Да.
– Как твоё оружие попало к Шахурину?
– …
– Ваня, мы здесь не шутить собрались. Посмотри, кто бросил дела и пришёл поговорить с тобой по?доброму: Лаврентий Павлович – куратор органов, и Всеволод Николаевич – народный комиссар госбезопасности. Поверь, им есть, чем заниматься помимо тебя! Потому не надейся, что удастся отмолчаться!…
– Папа… товарищ Берия, товарищ Меркулов… я всё расскажу, как было. Только я очень волнуюсь, и мне трудно говорить по порядку.
– А ты говори, как можешь, – вступился за мальчугана Берия.
– …Мне с самого начала или только про оружие?
– Давай уж с самого начала.
– Мы с Володей Шахуриным дружили… Хотя он и учился на класс младше, был самым интересным парнем в школе–к нему все ребята тянулись… Мы часто вместе возвращались из школы до Манежа. От площади Маяковского почти всю улицу Горького проходили… Много разговаривали. Обсуждали, кем вырастем… Володя хотел стать руководителем. Мы думали в один вуз поступать. В МАИ или МВТУ… Ещё Володя сильно влюблялся. Последние полгода он гулял с одноклассницей – Ниной Уманской… Она такая красивая… была. Сначала Нина на него мало внимания обращала и вообще на ребят из класса не смотрела – она в Америке жила и после приезда только со старшеклассниками общалась. Володя ей записки писал… свидания назначал… и всё?таки добился своего – Нина стала к нему очень хорошо относиться. А потом узнал, что она уезжает с родителями в Мексику… и страшно расстроился. Утверждал, что его девушка не имеет права так поступать… Я успокаивал… Но он не слушал. Его трясло при мысли, что придётся расстаться…
Ваня, почти выдавливавший из себя фразы, на какое?то время замолк.
– Мы очень внимательно слушаем. Продолжай, – снова пришёл на выручку Лаврентий Павлович.
– Сейчас.
Все понимали, что юноше невмоготу перейти в рассказе к главному, но он собрался с духом.
– …Володя знал, что у меня есть «вальтер» и умолял дать ему на день настоящий пистолет, чтобы напугать Нину и пообещать застрелиться, если она уедет в Мексику. Я сразу сказал, что это невозможно. А он просил… умолял… Так долго продолжалось… Потом начал уже мне грозить, что покончит с жизнью, если не дам пистолет, – сказал, что прыгнет с моста. И я поверил… и согласился… Только не подумал сразу, что надо вынуть обойму или забрать патроны… а дальше вы всё знаете…
В комнате стояла такая тишина, что с улицы слышались шаги сменявшегося караула.
Нарушил её снова Вано:
– Когда я отдал Володе пистолет и вернулся домой, подумал – чтобы попугать – патроны не нужны. И побежал к Шахуриным, на Грановского… забрать обойму… но они уже уехали на дачу. А следующим утром Володя вернулся в город и встретился с Ниной. Наверное, она решила, что с ней шутят… а он не шутил…
Очевидно, парень страшно переживал невольную причастность к трагедии. Во время монолога он не поднимал глаз. Пальцы подрагивали. Закончив объяснение, так и продолжал сидеть с опущенной головой, втянув плечи.
– Ваня, как ты мог так поступить?… Разве чекисты вас не обучали правилам обращения с оружием? Ведь пистолеты вам с Серго выдали исключительно для самозащиты! – Микоян был настолько подавлен, что даже не сумел скрыть этого от людей, которых в принципе не мог считать союзниками.
– …
– Анастас, сейчас уже поздно выяснять, почему Вано сделал то, что сделал. Хорошо хоть – он понимает, какую совершил ошибку. Будем надеяться, что эта трагическая история послужит уроком… Картина событий нам в целом ясна. Преступного замысла мы здесь не видим… Да, Всеволод Николаевич? – Берия перевёл взгляд на наркома и после его согласного кивка продолжил:
– Следствие, по?видимому, скоро закончится. Твои действия, Вано, постараемся квалифицировать как халатность. Пока, учитывая несовершеннолетний возраст, тебя накажет… отец. Товарищ Микоян, если у наших сотрудников возникнут ещё какие?то технические вопросы, сына вызовут для объяснений, уже не отрывая ни тебя, ни нас от дел. Не возражаешь?
– О чём говорить, товарищ Берия.
– Ну, тогда у нас вопросов больше пока нет. Мы с Всеволодом Николаевичем откланиваемся, а ты, Вано, очень серьёзно проанализируй происшедшее, чтобы ничего подобного в твоей жизни больше не случалось.
Когда Берия с Меркуловым покинули кабинет, Анастас Иванович сказал:
– Ваня, у меня нет слов… Самое страшное уже произошло. Спешить теперь, к сожалению, некуда. Я поговорю с тобой позже. У меня сейчас очень много работы. Поезжай на дачу и поразмышляй.
– Папа, я всё время об этом думаю. И очень раскаиваюсь… Но как я мог представить, что Шахурин такой дурак?!И убьёт её…
– А надо было допустить такое продолжение.
Отправив сына, Микоян начал анализировать только что закончившийся разговор. Безответственность Вани сначала ошеломила, но потом он понял, что ошибся сам – нельзя разрешать детям так вольно распоряжаться пистолетами. Было жаль погибших детей, но ещё сильней тревожила сегодняшняя беседа. Он задавался вопросом, почему Берия скомкал допрос и не стал выспрашивать у Вани подробности отношений с Шахуриным.
«…Лаврентий обязан развивать успех. С таким козырем госбезопасность имеет возможность долго нагнетать напряжение и интриговать против меня… Конечно, ситуация может получить развитие и позже. Но зачем тянуть? Ведь железо куют, пока горячо… Берия должен был устроить истерику прямо сегодня. И не у меня, а в кабинете Иосифа. Тут что?то не так. Тут есть какой?то подводный камень… Надо разузнать у Вани подробности»…
Невесёлые размышления Микояна прервал заведующий секретариатом Александр Барабанов:
– Анастас Иванович, я на свой риск не отменял совещания. Решил, что в случае чего товарищи подождут…
– Правильно. Молодец. Приглашай в кабинет. – За личными заботами член ГКО чуть не забыл, что назначил заместителям оперативную летучку.
* * *
Покинув Микояна, визитёры перешли в кабинет к Лаврентию Павловичу и приступили к обсуждению только что полученного признания сына Микояна. По сути, Берия инструктировал Меркулова:
– Сворачивай вопрос об убийстве на бытовой почве и раскручивай дело о тайной организации. И в его рамках утверждай, что сын Микояна передал оружие не нервному школьнику Владимиру Шахурину, а лидеру антисоветской террористической группы. Хотя это будет не просто доказать, если Иосиф Виссарионович не разрешит применять спецсредств воздействия – ведь Вано отдал Шахурину пистолет накануне убийства. Без допросов остальных школьников мы пока не обладаем должной информацией… Короче, Всеволод, не выделяя в отдельное делопроизводство, собери материал по «Четвёртой Империи» и выйди с ним к Хозяину.
– Лаврентий Павлович, а по убийству что докладывать?
– Докладывай, как есть. Но вряд ли эта чепуха заинтересует Иосифа Виссарионовича. Обязательно скажи, что вскрылись очень интересные обстоятельства и намекни, в чём суть. Если товарищ Сталин попросит подробности, рассказывай, не стесняясь, а я, со своей стороны, тоже сделаю сообщение. Так просто эту историю оставлять нельзя. Посмотрим, как товарищ Верховный воспримет, что в Кремле живут два участника тайной организации «Четвёртый Рейх», возглавлявшейся «рейхсфюрером» Владимиром Шахуриным? – подытожил Берия, имея в виду, что московская квартира Микояна находилась в Кремле недалеко от квартиры Сталина.
* * *
Машина, в которой Ваню везли домой, миновала поворот к санаторию «Барвиха», проехала ещё несколько километров, и за Усово, где шоссе, запетляв, ныряло в овраг, свернула с Успенского шоссе налево. Метров через пятьдесят она остановилась у высоких железных ворот зелёного цвета – въезда на дачу Микояна в имении «Зубалово». В обе стороны от ворот, куда хватало взгляда, тянулся высокий забор из красного кирпича, ограничивший этот райский остров от построенного в СССР социализма.
Бывшее до революции владением нефтепромышленника Зубалова и с тех пор получившее его имя, поместье находилось на двух огромных территориях, рассечённых глубоким оврагом со змеившейся по дну речушкой Медведкой. На дальнем участке стояла дача Сталина – Зубалово?2. Такой порядковый номер отнюдь не говорил о роли её нынешнего Хозяина – просто при прежних владельцах этот дом занимали дети нефтепромышленника. На примыкавшей к шоссе территории находилась дача Микояна – Зубалово?1.
К описываемым событиям Сталинская дача почти пустовала. Сначала, после гибели второй жены Надежды Аллилуевой, сам Сталин съехал в специально приготовленный для него дом в Волынском возле Кунцево, который все называли: «Ближней» (подразумевалось – «дачей»). Тогда в Зубалово?2 остались только родственники Хозяина от второго брака: сын Василий с семьёй, любимая дочь Светлана да их дед с бабушкой – Сергей Яковлевич и Ольга Евгеньевна Аллилуевы. Когда осенью 41?го немцы подошли вплотную к Москве, Зубалово оставили. После того как фашистов отогнали, обнаружилось, что сталинский дом выгорел внутри. Уцелела лишь кухня и галерея?переход от кухни к дому. Естественно, его сразу же начали восстанавливать (фактически строить заново), а для родных Вождя быстро привели в порядок комнаты над кухней, где они обосновались до окончания стройки. Однако по ряду причин с января 43?го в Зубалово?2 квартировал только старенький Сергей Яковлевич.
Зубалово?1 не пострадало от немцев и ожило сразу после победы в битве за Москву. На его территории находилось пять домов.
Если смотреть по направлению от Москвы, в глубине участка над оврагом нависает большое двухэтажное здание в стиле французских замков конца XVIII века. В лучшие для него времена Зубалов?старший любовно выстроил этот дом для себя.
После революции замок, хорошо видный с шоссе, долгое время был коммунальным. Кроме многочисленного семейства Анастаса Микояна туда подселили ещё две семьи: друга Вождя по дореволюционным ссылкам – замнаркома иностранных дел Карахана и надёжно укрывшегося в СССР польского коммуниста Барского. Однако с годами Сталин охладел к двум последним, и в конце тридцатых, чтобы не мозолили глаза, обоих расстреляли, а их предательские семьи рокировали в социализм. Так в доме остались лишь Микояны.
Рядом с главным корпусом находилась небольшая кирпичная кухня, что создавало жильцам некоторое неудобство – в зимнее время пищу иной раз подавали основательно остывшей.
Слева от ворот стоял дом поменьше. В начале тридцатых его занимал военный нарком Ворошилов, а позже – начальник Главного политуправления Красной армии – догадливый, но крайне безответственный Ян Гамарник, бросивший жильё на произвол судьбы и застрелившийся во избежание ареста и насильственной смерти от соратников.
В дальней части участка имелся ещё один большой многоквартирный дом («Технический корпус») с пристроенной цилиндрической водонапорной башней, украшенной по верхней кромке зубцами, наподобие кремлёвских. При царе в нём жила прислуга капиталиста Зубалова, а после революции дом перекроили – на первом этаже разместили гараж с мастерскими, а на втором – жилом – обустроили апартаменты для семей родственников первой и второй жён Сталина – Сванидзе и Аллилуевой, а также для вдовы Феликса Дзержинского. С 1942 года это здание тоже пустовало.
Напротив «Технического корпуса» в забор врос одноэтажный дом охраны, где квартировали чекисты, приписанные к семейству Микояна и к поселку. Он имел два выхода: на участок и за пределы территории поместья.
* * *
Многолетний бессменный член Политбюро ЦК Анастас Микоян возглавлял огромный клан, помимо его многочисленного потомства включавший семьи братьев самого Микояна (один из них, Артём Иванович, выдающийся авиаконструктор, создавал знаменитые МиГи) и семьи родных жены Анастаса Ивановича, Ашхен Лазаревны. В мирное время в Зубалово часто гостили родственники, но война сузила круг постояльцев: крайне редко вырывался с работы глава клана, ушли лётчиками на фронт старшие сыновья – Степан, Владимир и Алексей…
На даче теперь жили Ашхен Лазаревна, двое младших мальчиков и обе бабушки: мать Анастаса Ивановича – Тамара Отаровна, и мама Ашхен Лазаревны – Вергиния Георгиевна.
* * *
Вано вылез из машины и с понурым видом вошёл в дом. К счастью для него Ашхен Лазаревна зашла к себе и не видела, что сын вернулся. Стараясь остаться незамеченным бабушками, он поднялся на второй этаж и проскользнул в комнату, которую делил с Серго. Младший брат лежал на кровати и читал. Увидев Ваню, он немедленно отложил книгу.
– … Ну что?
– Всё известно – у папы в кабинете сидели Берия и Меркулов. Они сразу же задали вопрос про пистолет, и я рассказал правду.
– Про организацию говорили? – как всегда, чуть заикаясь, спросил Серго.
– Нет, об этом ни слова.
– А как тебя накажут?
– …Лаврентий Павлович сказал, что я несовершеннолетний, и поэтому со мной разберётся отец. Папа выглядел мрачнее тучи. Что будет, когда он приедет, даже думать не хочу.
– А мама?
– Она ничего не знает, если только отец не позвонил, пока меня сюда везли. Сейчас соберусь с духом и пойду на голгофу.
– А как считаешь – про нашу организацию известно?
– Если нашли записи Шаха – то знают. А чего тебе волноваться? Вы ж в «тимуровцев» играли. Разве за это могут наказать?
– Ваня, я не говорил… Я за тебя переживал и понимал, что не до меня. А сейчас, когда немного прояснилось, хочу посоветоваться.
– ?…
– Понимаешь, Шах придумал название организации – «Четвёртая Империя (Рейх)». И себе звание присвоил – «рейхсфюрер»… Это он начитался Гитлера. И всем остальным собирался разные звания дать. Я сказал, что мне не нравится этот «рейх», а он пообещал созвать общее собрание, но провести его не успел.
– Ну, не успел, считай, что и не было такого названия у вашей организации. Ты голову этой ерундой не морочь – мне на всю жизнь хватит того, что я натворил… Знаешь – постоянно думаю, почему так глупо всё устроено?… Когда в тот день дал Вовке «вальтер» и уже от него подходил к дому, вдруг решил – надо срочно вернуться и обойму с патронами забрать. Помчался назад. Только из Кремля выбежал, а мне навстречу Евгения Александровна Аллилуева со Светкой Сталиной. И как полезли расспрашивать о всякой дребедени… Минут десять отняли. Я потом бегом на Грановского, а мне милиционер из будки сифонит – Софья Мироновна и Шах минуты три, как уехали на дачу. Представляешь – не остановись я у Кремля – и обойму бы конфисковал, и Володя с Ниной сейчас живы были… и у меня бы на душе кошки не скребли.
– В книжках пишут: «Значит, так суждено».
– Помолчал бы, литератор, – и без тебя тошно. Пойду к маме… сдаваться в плен.
5
Уманскую хоронили 6 июня. Утонув в цветах, совершенно уже не нужных Нине, чёрно?белый гроб стоял в траурном зале московского крематория. У дверей висела табличка: «Спецобслуживание». Пришедшие на панихиду входили, опустив головы. Находившуюся в прострации Раису Михайловну Уманскую поддерживали двое распорядителей. Кроме родных с Ниной пришли попрощаться её одноклассники, учителя и многие родители учеников 7?А класса. Девочки плакали. Уронив голову на бесчувственные руки дочери, убивалась мать. Бледнее смерти позади неё замер отец погибшей. Мальчишки стояли, не шелохнувшись, с каменными лицами. Люди не стеснялись горя и слёз – нелепость гибели цветущей девушки никого не смогла оставить равнодушным. Когда сказали все необходимые слова и присутствующие попрощались с покойницей, гроб с её телом начал исчезать в шахте крематория. Женщины ахнули, а двое крепких мужчин с трудом удержали мать, рванувшуюся броситься вслед.
* * *
Смолкла траурная музыка, и толпа медленно потянулась на территорию кладбища. Мужчины закурили. Соблюдая приличие, Константин Уманский сдержанно спросил, хочет ли кто?то поехать на поминки. Все стали дружно вполголоса отказываться. Отец Нины не настаивал – чувствовалось, что неизбежное обсуждение подробностей смерти с одноклассниками или учителями убийцы будет для него и жены невыносимо.