– Это у вас в империи нельзя, – покровительственно объяснил Годвин, – потому что у вас о нашем королевстве рассказывают всякие гадости, а правду прячут. Нам же нечего таить, у нас все честно. Павший – благословение нашей страны, от него исходят эманации, из коих черпают силу чародеи. А на силе чародеев зиждется мощь государства.
– Ничего себе благословение... эманации зла, исходящие от поверженного божка. Его низвергли с небес старшие боги! За злобу и коварство! – Мороган заговорил с жаром. – Вот милость старших богов, Солнечного Аротона и прочих, – это истинное благословение!
– Брось, парень, со мной ты теряешь время понапрасну. Я не гожусь в проповедники, да и паства из меня никудышная. И ты меня не уговоришь, и я тебя не собираюсь переубеждать. Да ты и сам использовал магию!
– Наверное, за это и наказан, – понурился Мороган. – Зло доступно и соблазнительно. Я не устоял перед искушением – и повержен! Но я отомщу.
– Последнее мне нравится, – заметил Годвин. – Если отбросить всякую белиберду, которая к лицу не воину, а проповеднику, то останется верная мысль. Тебя использовали, как...
– Ну, не надо, Годвин, я все понял!
– В общем, если не отомстишь, ты не мужчина, – сократил нотацию воин. – Так что держись поближе ко мне, если хочешь поглядеть, как разбираться с магами без помощи собственных чар. Уж я-то знаю, как управляться с их братом... О, гляди-ка, похоже, мы куда-то приехали.
Беседуя или общаясь без слов – в соответствии с наклонностями, – путники покинули побережье и углубились в край холмов. Говоря формально, они уже достигли полуострова Хоррох, и эти каменистые возвышенности, поросшие кустарником, являлись предгорьем. До середины полуострова скалы будут становиться все выше. Затем владения Серой Чайки закончатся и высота гор пойдет на убыль, а вскоре дорога приведет к Пенове.
А сейчас путники в самом деле «куда-то приехали». Здесь, у подножия невысокого хребта, расположилась деревушка. Теперь путешественники ехали между изгородей, сложенных из плоских булыжников, – дальше, за изгородями, были видны убогие домишки пастухов и кошары, выглядящие даже более уныло, чем жилые строения. Каменистая почва не подходила для земледелия, и местные разводили овец. На дороге и во дворах не было ни души, это казалось странным. Но впереди слышались голоса – ровный монотонный гул, какой производит толпа.
– Все, должно быть, на площади, – предположила Инига. – Сейчас узнаем, из-за чего собрались.
Девушка выехала вперед, спутники подтянулись, чтобы оказаться поближе. Дорога здесь извивалась между холмами, строения лепились на склонах и в распадках. Странники миновали несколько поворотов и оказались на широкой ровной площадке. Это не было площадью в общепринятом смысле, то есть торговых рядов местные не устроили. Здесь даже не было виселицы – непременного украшения поселков на равнине. В этих краях казнят иначе – сбрасывают в пропасть. Считается, что вид гниющего в петле покойника способствует воспитанию в гражданах страха перед наказанием и уважения к законам, для того и выставляют результат правосудия напоказ... с другой стороны, в здешнем краю пропасти на каждом шагу. Тоже ведь неплохое напоминание о неотвратимости возмездия, разве не так?
Открытое пространство в этом поселке служило не для торга и не для отправления правосудия, здесь собиралось по утрам общинное стадо. Но сейчас на каменистом пятачке толпились не овцы, а люди. Спиной к пришельцам – местные жители, в овчинах серого цвета. Вассалы Иниги носили цвета сеньоров – наверное, так они понимали свой долг перед господами из замка. Дальше, лицом к приезжим, толпились горцы в белых овчинах – стало быть, чужие. Чужаков было меньше, там стояли лишь взрослые мужчины, тогда как местные собрались на площади всем поселком, включая женщин и, разумеется, детей. Детвора ни за что не пропускает подобных событий.
Между толпами простолюдинов расположилась группа, которая резко отличалась одеждой от местных бедняков. На большом камне в центре площадки ради такого случая, покрытом шкурами, сидел полный мужчина с вислыми усами. Плащ и камзол, украшенные коронами, свидетельствовали – этот человек пребывает на королевской службе. За спиной должностного лица топтались солдаты, почетная свита чиновника. Этим было скучно.
В руках толстяка шуршали ветхие порыжевшие от древности пергаменты. Чиновник перебирал документы и морщился. Перед ним несколько пожилых горцев – в белом и сером, должно быть, старосты – орали друг на дружку и размахивали руками. Вот уж кому не было скучно! Эти исполняли свой долг самозабвенно и азартно. Королевский чиновник, должно быть, отчаялся заставить их смолкнуть и только морщился, перебирая документы.
Когда на площади объявилась Инига, серые овчины расступились, почтительно кланяясь:
– Госпожа! Госпожа!
Владычица Серой Чайки явилась как нельзя более кстати, да еще в сопровождении приличной свиты. Должно быть, сам Павший надоумил ее приехать сюда и вступиться за вассалов. Девушка оглянулась – Джегед подъехал и склонился к ней.
– Здесь какая-то тяжба, – шепнула Инига, – я не могу проехать, не разобравшись. Честь обязывает! Тот толстяк – королевский судья из Пеновы.
– Хорошо, задержимся, – кивнул маг, – около суток у нас наверняка есть в запасе. Давай выясним, в чем дело.
Мрачный судья, завидев госпожу из Серой Чайки, опечалился еще сильней – теперь придется разбирать дело с нею, а госпожа древнего рода – не грязные горцы! Требуется иной подход. Чиновник медленно сполз с камня и поклонился, как того требовал высокий сан Иниги. Та кивнула в ответ.
– Что тут у вас? Говорите скорее, я спешу.
– На все воля Павшего, госпожа моя, на все воля Павшего!.. – Чиновник перебрал пергаменты, этот жест исполнил машинально, по привычке – должно быть, исходящие от печатей эманации наполняли его уверенностью и добавляли усердия. – Волею Его свершилось то, что случилось...
Судья поведал следующее: из-за бури, невесть с чего разразившейся накануне и продолжавшейся двое суток, обрушился утес. В горах такое случается частенько... однако в этот раз обвал засыпал русло ручья, обозначавшего границу владений Серой Чайки. Теперь злополучный поток отыскал дорогу восточней, и к землям Иниги добавился солидный кусок плодородной долины. Если бы речь шла о каменистой пустоши, никто бы и слова не сказал – воля Павшего, и весь сказ. Но земля, которая годится под пашню, в горах стоит дорого. Чиновник явился с группой крестьян из ближайшей деревни, чтобы расчистить старое русло и вернуть землю короне, местные воспротивились. Встали на защиту воли Павшего, так они твердят. Небось, поверни ручей так, чтобы их земля оказалась по ту сторону, вели бы себя не так! Тем не менее конфликт имеет место, и его следует разрешить.
– Мне плевать на эту долину, – шепнула Инига Джегеду, – но отдавать то, что пожаловал Павший – грех. Да и дедушка не одобрил бы.
Вся ее жизнь прошла подле Сигварда, его идеалы стали идеалами Иниги. Поступиться хотя бы клочком земли – позор! Престиж владетелей Серой Чайки требовал проявить упрямство. Джегед немного подумал и кивнул. Затем обернулся к судье:
– Мы можем разрешить дело поединком. Пусть Павший подтвердит свою волю.
Из группы солдат выдвинулся воин с флегматичным выражением на квадратном лице. Должно быть, чемпион королевского судьи, в чьи обязанности входит участие в судебных поединках. Судья оглянулся, поймал взгляд бойца, тот кивнул.
– Это можно, – согласился чиновник. – Но я не могу ждать, пока из Серой Чайки явится господин Сигвард... Есть ли в вашей свите, госпожа, воин, имеющий право вступиться за...
– Имеется, – перебила Инига. – Мой жених, Джегед из башни Скарлока. Дед умер вчера, но с его благословения я согласилась обручиться с этим человеком. Устраивает вас? Впрочем, мне все равно, устраивает или нет. Я тороплюсь! Готов ваш человек сразиться с Джегедом? Или вы признаете мои права на спорную землю?
Горцы в серых овчинах радостно заорали. Госпожа говорила громко и четко, звонким голоском. Вассалам все нравилось – и голос, и смысл сказанного.
* * *
Джегед спешился, Годвин снял с Разбойника вьюки – большую часть поклажи как раз и составляли громоздкие боевые доспехи чародея. Инига с лошади наблюдала, как снаряжается к бою жених. Она улыбалась, привычно убирая со лба прядь. Ветерок подхватывал волосы девушки и бросал в глаза, Инига снова и снова проводила тонкой ладонью по лицу, не сводя взгляда с колдуна...
По сочленениям лат с треском пробегали искорки, Джегед сопел, вертелся в стальной скорлупе, тщательно подгоняя ремни и пряжки. Местные держались на почтительном расстоянии, им тоже хотелось понаблюдать, каков будущий сеньор в деле. Больше всех суетился Мороган. Парнишка вертелся вокруг, заглядывал воинам в глаза и молчал так старательно, что на него невозможно было не обратить внимания.
– Гляди в оба, парень, – первым на пантомиму Морогана отреагировал общительный Годвин. – Сейчас ты увидишь поединок чародеев.
– Это судебный поединок? Божий суд?
– Вроде того... Павший подтвердит свою волю. Мы полагаем, что, изменив русло ручья, Он изъявил милость Серой Чайке, прирезал землицы. Но пути Его неисповедимы, происшествие с ручьем могло оказаться побочным, так сказать, эффектом. Королевские чиновники нуждаются в подтверждении, и они его получат!
– Годвин, не отвлекайся! – не выдержал Джегед. – Не забудь, мы спешим. А ты, дружок, мог бы пойти полюбоваться, как снаряжается мой противник.
– В империи тоже бывают судебные поединки, если задета честь, – сообщил Мороган, ничуть не смущаясь тем, что его гонят. – А земельные споры решаются по закону.
– В империи не имеют представления о чести, – бросила сверху Инига. – До ручья – моя земля!
Наконец Джегед водрузил на себя шлем, украшенный пышным плюмажем, и стал на голову выше, чем прежде. Взгромоздившись в седло, он объявил: «Я готов!» – и похлопал рукоять палицы, привешенной к седлу.
Королевский сержант тоже успел вооружиться, он выглядел далеко не так впечатляюще, как Джегед. Противники съехались к камню в центре площади, где поджидал судья. Крестьяне в серых овчинах принесли колья и веревки, чтобы огородить место битвы. Толпа попятилась, зрители уже спешили занять лучшие места на изгородях. Начиналось действо, о котором будут долго вспоминать и, разумеется, много врать.
Закованные в латы всадники остановились перед судейским, тот откашлялся и нудным голосом завел:
– Итак, объявляю вас участниками суда. Помните, вы – орудие Павшего, глашатаи воли Его, оставайтесь достойными сей чести. Блюдите правила. Лошадей не разить, удары наносить выше пояса, магия дозволена, боевое оружие дозволено...
– И все такое прочее! – прервал чиновника Годвин. – Не в обиду вашей милости, мой друг участвовал в трех десятках подобных поединков, а то и в четырех. Он не хуже вас знает правила. Позвольте начинать? Торопимся мы, ваша милость.
Судья кивнул, спустился с камня и побрел через площадь, чтобы присоединиться к зрителям, солдат поднял канат, чтобы толстяку было сподручней пролезть наружу. Бойцы разъехались. По дороге Джегед выспрашивал приятеля:
– Что скажешь об этом парне?
– Обычный вояка вроде меня. Младший сын... Какой он маг, тебе виднее.
– Слабак, но способности есть. По-моему, у него плохой конь, что скажешь?
– Да, лошадка волнуется, на этом можно неплохо сыграть. И обрати внимание на его топор. Заметил шарнир под оголовком?
– Да. Я видел подобные штучки. Все, Годвин, давай за канаты.
– Удачи!
Внутри очерченного канатами круга остались лишь участники поединка. Джегед просунул ладонь в тяжелой перчатке сквозь петлю на рукояти палицы и для пробы взмахнул оружием... Пошевелил левой рукой, чтобы расправить ремень щита. На другой стороне импровизированного ристалища королевский воин поднял тяжелую двухлезвийную секиру – показывал, что готов.
В полости на внутренней стороне Джегедова щита перекатывались шары с огненным заклятием. Наверняка противник приготовил что-нибудь в этом же роде.
– Начинайте! – надсадно заорал судья.
Бойцы пустили коней.
Мороган, вцепившись в канат, глядел во все глаза. В империи о поединках боевых магов рассказывали много, но увидеть воочию – это совсем иное, нежели слышать глупые побасенки!
Колдуны сближались неторопливо – совсем не похоже на поединок имперских рыцарей, когда всадники несутся во весь опор, выставив тяжеленные копья, и поражают противника с разбега.
Здесь же воины действовали осмотрительно, внимательно следили за руками противника. Имело значение, кто первым ударит магией – а боевые заклинания были наготове у обоих. Разумеется, турнир на огражденном канатами пятачке – совсем не то, что битва, в которой участвуют большие отряды и бойцы делят обязанности: кто сражается магией, а кто прикрывает...
Когда бойцов разделяло около пятнадцати шагов, оба дружно взмахнули правой рукой, выпустив оружие. Мелькнули магические заряды. Королевский сержант уклонился, нырнул влево, Джегед принял удар на щит и выиграл время – пока противник выпрямлялся, маг первым подхватил палицу и пришпорил жеребца. Тяжелая палица Джегеда обрушилась на сержанта, тот прикрылся щитом. Оглушительно пророкотала усиленная магией сталь, рассыпая брызги огня. Джегед развернул вороного и поглядел на противника, тот выдержал натиск спокойно, но молодой конь волновался, задирал голову, наездник натягивал поводья. Джегед не дал сопернику времени успокоить животное и снова погнал вороного, чтобы сблизиться.
Королевский воин взмахнул секирой, двойное лезвие отделилось от древка и устремилось к Джегеду, вращаясь в полете, упрятанная в рукояти цепь с лязганьем разворачивалась следом... Джегед снова отразил удар щитом, демонстрируя стойкость к чужой магии – при ударе странного снаряда во все стороны густо сыпанули разноцветные искры, фигура всадника скрылась в клубах дыма. Сержант поднял древко – цепь с грохотом ползла обратно, возвращая лезвия.
Горцы в белых овчинах завопили... и стихли. Из дымного облака вывалился Джегед с занесенной палицей и нанес удар. Сержант так и не успокоил танцующего коня, потому и не смог уйти – ему пришлось пускать в ход щит. Хотя дыма и искр в этот раз вышло немного, под палицей стальная поверхность щита прогнулась, сержант покачнулся в седле, молодой конь заржал, теперь завопили зрители в сером.
Джегед развернул вороного, выронил палицу – оружие снова обвисло на ремне – и швырнул магический заряд под ноги беснующемуся коню противника. Это граничило с нарушением правил – поражать коня нельзя, но Джегед ударил в землю.
Плохо обученный жеребец, перед которым вырос столб огня, окончательно перепугался, встал на дыбы, сержант рычал из-под глухого шлема проклятия и напрасно дергал повод... Джегед, оказавшийся за спиной противника, грохоча тяжелыми латами, подхватил палицу, привстал в стременах и спокойно обрушил удар на шлем противника.
Жеребец королевского воина пронзительно заржал, сержант выпустил поводья и скатился наземь. Одно из припрятанных боевых заклинаний сработало от удара, под сержантом бабахнуло, закованное в сталь тело подпрыгнуло, скрежеща суставами лат, – и снова рухнуло на камни.
Горцы торжествующе взвыли, толстый судья в азарте приплясывал, топал короткими ножками и орал – в общем гвалте его не было слышно. Должно быть, он требовал от своего воина, чтобы тот встал и продолжил бой. Сержант зашевелился, с трудом подтянул конечности... медленно приподнялся. Встал на колени. Джегед с любопытством наблюдал. Сержант сумел подняться и встал, шатаясь, – похоже, он двигался совершенно бессознательно.
Джегед подъехал поближе, выпростал ногу из стремени и ткнул противника в грудь. Тот повалился в пыль и больше не пытался встать. Зрители выли и орали. Судья пролез под канатами, приблизился к бойцам, с трудом склонился над сержантом, поднял забрало. Потом разогнул спину и укоризненно буркнул Джегеду: