— Владимир Александрович, — даже по телефону чувствовалось, что Ольга Евгеньевна взволнована. — Алексей Емельянович просил вас срочно явиться к нему.
— Срочно не получится, — ответил Данилов. — Через четверть часа.
— Как скажете!
В приемной главного врача маялся Гвоздев. Увидев Данилова, он вскочил на ноги и сказал:
— Ну наконец-то. Пошли!
Не было времени расспрашивать о том, что случилось. Данилов вспомнил, что не восстановил наполовину разобранную дверную ручку в отделении обсервации. Неужели Гавреченков вызвал их с Гвоздевым из-за этого? Впрочем, с него станется…
Главный врач внимательно читал какие-то бумаги или просто симулировал великую занятость. Оторвавшись от чтения, он взмахом руки разрешил вошедшим сесть и обрушился на них со всей силой начальственного гнева:
— Что вы себе позволяете, а? Кто дал вам право набрасываться на беременную женщину с высосанными из пальца обвинениями?! Как вы, не будучи наркологами, на основании беглого внешнего осмотра рискуете ставить диагноз наркомании, да еще отменять на этом плановую операцию?!
— Алексей Емельянович, у нас были к тому основания, — попытался оправдаться Гвоздев. — Неадекватное поведение, согласитесь – нормальные люди ни с того ни с сего в палате запираться не станут…
— Нормальные люди не будут вести себя так, как вы! — перебил его главный врач.
— А психиатр уже приезжал? — спросил Данилов.
— Нет, — ответил Гвоздев, — и не приедет. Час назад Копорева выписалась под расписку. Ее забрал муж.
— Да! — подтвердил Гавреченков. — А перед этим он побывал у меня и пригрозил, что будет жаловаться на вас в департамент.
— За что? — изумился Данилов.
— За то, что вы сорвали операцию, оскорбили пациентку и своими действиями поставили под угрозу две жизни – ее и ее еще не родившегося ребенка. Я понятно объяснил?
— Понятно, но все это неправда! — Головная боль как всегда пришла в самый неподходящий момент.
— Конечно, — в голосе главного врача зазвучала неприкрытая издевка, — у вас своя правда. Особая.
— Алексей Емельянович, — едва сдерживаясь, начал Данилов, — все происходило на глазах у множества свидетелей. Она заперлась в палате и не желала открывать. Мне пришлось разобрать ручку, чтобы открыть дверь. Мы нашли ее плачущей, но через несколько минут ее разобрал смех…
Больше всего на свете Данилову хотелось надавать главному врачу оплеух. Не зуботычин, а именно оплеух. Звонких, увесистых, хлестких пощечин. Таких, чтобы очки улетели в угол, а лысая голова моталась бы из стороны в сторону. А напоследок смачно плюнуть в утратившую печать самодовольного превосходства физиономию и уйти прочь. Далеко и навсегда, чтобы больше никогда не встречаться с Гавреченковым.
— Изложите в объяснительной! — перебил Данилова главный врач. — Вы двое и палатный врач со старшей акушеркой.
— А от постовых акушерок не нужны объяснительные? — уточнил Гвоздев.
Данилов не понял – тупит заведующий обсервацией или издевается.
— От постовых не надо. Можете идти! — отрезал главный врач, возвращаясь к бумагам, лежащим перед ним на столе.
— Что там произошло? — выйдя в коридор, спросил Данилов.
— Да вдруг как снег на голову свалился муж нашей артистки. Дерганый, психованный, потный, явный нарком. Разорался в холле, что мы, мол, мучаем и оскорбляем его жену. Я вышел, попытался объяснить ситуацию, но он меня послал на три буквы и умчался к главному. Тот позвонил мне, велел немедленно выписать Копореву по собственному желанию, а затем явиться к нему. Я так и сделал.
— Испугалась постановки на учет и слиняла, — констатировал Данилов.
— Естественно! И жаловаться этот урод никуда не будет, не в его интересах раздувать всю эту историю. Положит жену в другой роддом, и все. Но главному просто не терпится дать нам по выговору!
Данилов согласно кивнул. Действительно – если в подобных обстоятельствах не собираешься объявлять выговор, то зачем требовать объяснительную? Ведь все было сделано как полагается.
— А чем занимается ее муж? — полюбопытствовал Данилов.
— Косил под телевизионного деятеля. Не то режиссер, не то оператор, не то старший помощник младшего осветителя. Угрожал, что сейчас к нам понаедут корреспонденты всех центральных каналов и устроят нам пресс-террор.
— Никогда не слышал такого слова – «пресс-террор». Кстати, а нашелся ли ваш вакуум-экстрактор? — вспомнил Данилов.
— Нашелся. — Гвоздев, должно быть, успел забыть об экстракторе и поэтому ответил не сразу. — В одном из боксов этажом выше.
— Как он там оказался?
— После выходных и не такое случается. — Гвоздев закатил глаза и покачал головой. — То ли кто-то пошутил, мало ли идиотов, то ли очередной ординатор там с ним медитировал. Хорошо, что это при Ксении произошло. Дело ограничилось устным внушением и обработкой бокса, в котором нашли экстрактор. У Емельяныча все бы получили по полной.
Поскольку обсервационное отделение предназначено для рожениц, имеющих какие-либо инфекции или «подозрительных» в этом отношении, то перенос вакуум-экстрактора из отделения обсервации в физиологический родовой зал – вопиющее нарушение санитарно-эпидемиологического режима.
На площадке у лифтов Данилов и Гвоздев расстались. Гвоздеву надо было ехать вниз, в приемное отделение.
— У главного уже был? — спросил Вознесенский, стоило Данилову войти в ординаторскую. — И как?
— Никак, — сухо ответил Данилов. — Поговорили и расстались.
После сведений, полученных от Ксении Дмитриевны, он свел общение с заведующим отделением к минимуму. Как ни странно, Вознесенский совершенно не удивился этому.
Сев за стол, Данилов написал объяснительную на имя главного врача. Объяснительная вышла короткой:
«Главному врачу роддома № 9
Гавреченкову А. Е.
от врача отделения АиР Данилова В. А.
Объяснительная
Свои действия в отношении пациентки отделения обсервации Копоревой Майи Леонидовны считаю правильными.
Дата. Подпись».
Данилов отдал листок старшей сестре, которая как раз собралась идти по делам в «административный аппендикс». Повезло, а то пришлось бы относить самому.
Глава шестнадцатая
ДОМАШНИЙ ПЕРЕПОЛОХ
— Когда-то давно я подрабатывала в женской консультации одной из московских поликлиник. Поликлиника была хоть и городская, но из пафосных. Располагалась она в центре, и все – от главного врача до санитарок – гордились этим…
Иногда во время операций Юртаева могла начать рассказывать какую-нибудь историю, совершенно не интересуясь, слушают ее или нет. Не отрываясь от дела, она негромко и монотонно вела свое повествование, далеко не всегда доводя его до конца. Данилов сразу подметил прямую связь рассказов со сложностями, возникающими в ходе операций, и догадался, что они (рассказы, а не сложности) помогают Елене Ивановне сосредоточиться на проблемах и сохранять спокойствие.
— Врачом ультразвуковой диагностики работал там Юра Овечкин, маленький, толстенький, лысый…
Сахарный диабет, выраженное ожирение, стойкая артериальная гипертония, крупный плод… Все эти факторы, являющиеся показаниями к кесареву сечению, могут обернуться осложнениями во время операции.
— Юра очень любил свою жену. До самозабвения. Обожал, боготворил, превозносил и так далее. Но она однажды взяла и ушла к другому мужчине. Какому-то коварному и богатому соблазнителю, владельцу мебельного магазина…
Гемодинамика в норме. Вроде бы все хорошо, но Данилов никогда не позволял себе расслабляться во время операций. Отдохнуть можно будет потом, когда пациентка придет в себя в реанимации, пожалуется на то, что болит шов, и спросит, когда ей принесут ребенка. Вот тогда можно и кофе выпить, и анекдот кому-нибудь из коллег рассказать. А пока – работать, работать и работать. Делать свое «наркотизаторское» дело. И попутно слушать – у доктора Юртаевой все истории интересные.
— Надо сказать, что уход жены Овечкин переживал тяжело. Настолько, что некоторое время даже не протирал спиртом свои ультразвуковые датчики, а употреблял его внутрь, врачуя душевную боль. Главный врач Юрке сочувствовала и оттого ограничилась суровым материнским внушением, после которого Юрка стал появляться на работе только в трезвом виде. Со временем его душевная боль улеглась. Правда, как оказалось, не совсем…
Мальчик, на вид все четыре с половиной килограмма. Илья Муромец. Впрочем, ничего удивительного, и честно говоря – ничего хорошего. Крупный плод очень часто формируется при сахарном диабете, и «богатырская стать» здесь не является показателем богатырского здоровья. Скорее наоборот.
После всех положенных манипуляций ребенок отправится в отделение детской реанимации. Новорожденные от матерей, страдающих сахарным диабетом, несмотря на свои размеры, рассматриваются как недоношенные и требуют к себе особого внимания.
— Примерно через год после ухода жены на прием к Овечкину пришел тот самый коварный и богатый соблазнитель. Ему понадобилось сделать УЗИ печени и поджелудочной железы. Пришел на законных основаниях, как прописанный по району обслуживания поликлиники, да еще с направлением от участкового врача и с талончиком – поэтому Юрка отказать ему в исследовании не мог…
— А они были знакомы? — спросила операционная сестра Антонина Петровна.
— Были. Они вдвоем таскали вещи Юркиной жены, когда та съезжала к новому мужу. Но представьте себе на минуточку эту картину… Я не сомневаюсь, что Юрке хотелось насмерть забить соблазнителя датчиком. Короче говоря – нелегко ему далось это исследование. Но он справился. Не дрогнул, не сорвался, не выдал своего отношения. Истинный ариец из Пензенской губернии, земляк мой, кстати говоря…
Послед вышел наружу легко. В целости и сохранности.
— Правда, вот заключение Юрка выдал совершенно неожиданное и, надо сказать, полностью не соответствующее действительности. Согласно этому заключению, жить новому мужу осталось всего с месяц, не больше. Рак головки поджелудочной железы в терминале…
Юртаева приступила к ушиванию матки.
— Юрка внятно и обстоятельно разъяснил своему сопернику результат и прогноз, а на прощание добавил: «Скажи Ирине (так звали их «общую» жену), что после того, как все закончится, мы с ней можем попробовать начать все заново». Тот ушел, а через неделю написал жалобу в департамент, который тогда еще назывался комитетом. Закончилась эта история увольнением доктора Овечкина. Хорошо еще, что главврач, Татьяна Юрьевна, вошла в положение и дала Юрке возможность уйти по собственному желанию…
«Я бы лучше датчиком забил», — подумал Данилов. Ненависть ненавистью, а профессиональный долг, как бы выспренно это ни звучало – это профессиональный долг. Или не делай, или делай как надо. Да и потом – жена не тумбочка, сама решает, с кем и где ей жить.
Данилов представил, как некий субъект (почему-то как две капли воды похожий на актера Владимира Машкова) сначала соблазняет Елену, а потом обращается к нему за медицинской помощью. Ясно, что не за обезболиванием родов… Например, вызывает «скорую помощь» для купирования приступа бронхиальной астмы.
«Полечил бы, конечно, — ответил самому себе Данилов. — Но не исключено, что утром, после работы, явился бы и… А впрочем – сам виноват. От хороших мужей женщины не уходят».
— Половина поликлиники осуждала неэтичный поступок доктора Овечкина, а другая половина – одобряла. Я, честно говоря, так и не определилась с оценкой, потому что хорошо относилась к Юрке и очень ему сочувствовала. Кстати говоря, на новом месте, в ведомственной медсанчасти, Юрка встретил новую любовь – молодую и красивую женщину, врача-невропатолога. Вскоре они поженились, сейчас у них уже двое детей.
Искусный лекарь усыпил больную,
Рассек без боли чрево, заглянул,
Младенцу он головку повернул
И бережно извлек его оттуда, —
Никто не видывал такого чуда!
То мальчик был, но был он силачом,
Могуч сложеньем и красив лицом.
Дивились все его слоновой стати:
Никто не слышал о таком дитяти!
На суши усыпленная вином,
Спала царевна безмятежным сном,
Не слышала, как рану ей зашили,
И снадобьем от боли излечили…
Самодельный плакат с цитатой из «Шах-наме» попался Данилову на глаза в ординаторской отделения обсервации.
Строки накрепко врезались в память – Фирдоуси описал все так точно, словно сам занимался акушерским ремеслом.
— Владимир Александрович! Ваша мама просила срочно ей перезвонить.
Анна Сергеевна нарочно держала дверь своего кабинетика открытой, чтобы не пропустить возвращающегося с операции Данилова. Ответственная женщина. Понимает, что без серьезной причины никого не станут экстренно разыскивать по служебному телефону.
Мобильник Данилов всегда оставлял в ординаторской – какой смысл таскать его за собой по роддому? Все равно ни в операционной, ни в родзале, ни в блоке реанимации отвечать на звонки не станешь. Хорошая картина – делает врач спинномозговую пункцию, и в этот момент раздается трель звонка. Врач просит пациентку «посидеть не двигаясь пару минут» и начинает разговор с невидимым собеседником… Анекдот.
— Что случилось? — Данилов притормозил в коридоре, но в кабинет заходить не стал.
— Что-то со здоровьем, насколько я могла догадаться. В подробности меня не посвятили.
— Спасибо!
Данилов поручил прооперированную пациентку заботам сестер, а сам уединился в пустой ординаторской, достал из сумки мобильный (что-то и впрямь серьезное – шесть вызовов от матери за час) и нажал одну из клавиш.
Светлана Викторовна ответила сразу же, наверное в ожидании звонка держала телефон в руке.
— Володя, здравствуй. — Говорила она внятно, но тише обычного и как бы через силу. — Наконец-то…
— Здравствуй! Что случилось?
— Ох, — глубокий вздох свидетельствовал о том, что ничего хорошего не случилось, — сердце у меня прихватило.
— Неужели? — не поверил Данилов.
Мать никогда не жаловалась на сердце. Она вообще не любила, как сама выражалась, «смаковать свои болячки».
— Прихватило… Сначала тяжесть в груди была, а теперь слабость и ноги словно ватные. Голова кружится, в ушах шумит. Наверное, это конец…
— Погоди с концом, давай-ка я сейчас вызову тебе бригаду…
Долго разговаривать по телефону не было ни времени, ни желания. Тяжесть в груди, внезапная слабость и головокружение позволяли заподозрить свежий инфаркт миокарда.
— Я без тебя никуда не поеду, — заупрямилась мать. — И не настаивай. Я вообще-то просто хотела проконсультироваться…
Уговаривать по телефону тоже было бесполезно.
Рабочий день закончился полчаса назад. Данилов передал пациентку с диабетом дежурным врачам, в пять минут оформил историю родов и поспешил к матери.
Тонированная «девятка» с пожилым водителем восточной наружности тормознула сразу же, стоило Данилову поднять руку.
— В Карачарово. Сто пятьдесят.
Цену Данилов всегда называл сам и сразу. Так было проще и выгоднее. Сейчас бы он поехал и за двести пятьдесят, но водитель не стал торговаться, согласно мотнул полуседой головой и, как только Данилов захлопнул дверцу, сорвался с места.
— Первый? — поинтересовался водитель, останавливаясь на светофоре.
— Что – первый? — не понял Данилов.
— Ребенок первый? — Водитель сверкнул золотыми зубами. — Или второй? Вы же в роддоме были, да?
— Я там работаю, — ответил Данилов.
— Ай, здорово! — простодушно восхитился водитель…… — И денег много, и женщин вокруг много. Как в раю!
Данилову было не до возражений. Он нашарил в кармане куртки ключи от родного дома, которые таскал с собой постоянно, и облегченно вздохнул – матери не придется подниматься для того, чтобы открыть ему дверь.