— Путешествовать, вероятно, любят все. Но в моем возрасте это особенно приятно.
— Вы остались довольны круизом? Интересно было?
— Да, очень… Одесса — Пирей — Афины — Александрия — Каир… Калейдоскоп впечатлений.
— Из Одессы прямо в Пирей?
— Нет, конечно. — Доктор смутился и торопливо стал уточнять маршрут: — Из Одессы — в Варну, Констанцу. Потом в Стамбул…
— Вам понравился этот город?
— Когда-то это была огромная мастерская роскоши — я выражаюсь языком гида… И бесчисленное количество легенд.
— Вы были в храме Софии? Чудо из чудес… Не правда ли? Мраморный пол, словно ковер, и купол… А восточный базар… Вам довелось бродить по улицам этого города в городе?
Рубин неохотно ответил:
— Да, но недолго…
И после небольшой паузы добавил:
— И без особого удовольствия. Очень шумно и очень многолюдно. Толпы народа. Можно отстать от группы…
И перевел разговор на происшествие с Ириной. В рассказе Захара Романовича не было ничего нового, и Бутов, терпеливо выслушав жалобы отчима, счел наконец возможным перейти к делу.
С лица Захара Романовича мгновенно исчезло предупредительно-благодушное выражение, с которым он по долгу хозяина дома вел светскую беседу. Теперь на лице его появилась настороженность.
— Что прикажете?
— Прежде всего сядьте и не волнуйтесь. Считайте, что наш интересный разговор о легендах Востока продолжается, хотя мы сейчас с вами займемся былью. Прошу вас…
Виктор Павлович достал из портфеля пакет с фотографиями и разложил их на большом письменном столе красного дерева: из этого дома модерн, кажется, был изгнан начисто. На обороте каждой фотографии стоял номер, соответствующий номеру в списке туристов. Рубин сразу же ткнул пальцем в фото под номером 27. Бутов заглянул в список — Егенс.
— Но это не Ивен, Захар Романович. Прошу вас, посмотрите еще раз.
— Он, никаких сомнений… Это он. А насчет фамилии… Мог и ослышаться…
Они выпили по рюмке коньяку, закусили лимоном, недолго поговорили на любимую доктором тему — о неблагодарных детях — и распрощались.
Итак, иностранец, напомнивший доктору Рубину о его давних обязательствах перед германской разведкой, сегодня действительно отбыл из Москвы. Один из вопросительных знаков можно перечеркнуть. Но, увы, нет еще у полковника уверенности в том, что на Рубина он может положиться.
«…— У вас в записной книжке на букву «Р» значится «Зах. Ром. Руб.» Его телефон и адрес. Кто это?
— Доктор Захар Романович Рубин.
— Что вы можете сказать о нем?
— Он был в списке двадцати москвичей, на которых я представила шефу соответствующую разработку.
— Что входило в эту разработку? Вы помните?
— Да. Рубин был в плену. Бежал. Снова служил в Советской Армии. На фронте познакомился с будущей женой, актрисой, которая вскоре после войны умерла. Живет с приемной дочерью Ириной, студенткой. Длительное время тайно и достаточно активно занимался частной практикой. Потом бросил. Переквалифицировался. Занялся наукой. Работает в научном институте специального назначения, проявил себя талантливым исследователем. Сейчас медики очень решительно вторгаются в сферу физиков, химиков, космонавтов. Рубин один из таких медиков. У него большой круг знакомых. Жена ввела в его дом актеров, литераторов. Они и после ее смерти — частые гости Рубина. А сам хозяин принадлежит к числу веселых, жизнелюбивых людей, которые, несмотря на свои годы, не потеряли вкуса ко всем земным благам…
— Где вы познакомились с доктором Рубиным?
— На его публичной лекции. Точнее, не с ним самим, а со студентом-медиком, который хорошо знал Ирину и ее близкого друга. Медик познакомил меня с ними… Так я вошла в дом Рубиных».
…Бутов попытался было найти какое-то продолжение линии Рубина в архивах контрразведки, но не нашел и огорчился: «Жаль, жаль… А пожалуй, могли бы и заинтересоваться… Впрочем, кто его знает — бывает ведь и так: агенту разведки человек показался заслуживающим внимания, а на поверку пшик… Зря только тень бросили».
Поводов для огорчений у Бутова предостаточно. Больше всего его раздражают обстоятельства, замедляющие темп расследования. Сергей пока не найден. Но странное совпадение: почти одновременно улетел из Москвы Владик. Попросил на работе несколько дней отпуска за свой счет — по семейным обстоятельствам — и улетел. И тоже в неизвестном направлении. Ирина — еще у тетки. Глебов — мертв! Нити оборвались. Пока приходится довольствоваться докладом Михеева. Есть в нем небезынтересная деталь. Старушка, хозяйка квартиры, где жил Глебов, проявляла повышенный интерес к частной жизни своих квартирантов. Михеева она встретила поначалу несколько настороженно, а потом смахнула уголком платка слезу и со свойственной старым женщинам говорливостью стала рассказывать о Глебове всякую всячину. Человек он был общительный, зарабатывал много и деньгам счет не вел. А к деньгам деньги: как-то прилетел из Москвы и объявил, что по лотерейному билету «Волгу» выиграл. В Москву не часто летал, мать у него там, старушка. Но сынок не очень-то беспокоился о матери. Говорил о ней: «Задержалась… Умирать старушенции моей пора». Однако, когда год назад, под рождество, пришла телеграмма от матери — «Тяжело больна, прилетай. Мама», — мигом собрался и в тот же вечер улетел. Хозяйка даже удивилась: «Ишь каким прытким вдруг стал сыночек. Никак, за наследством полетел…»
О последних днях жизни Глебова она ничего, с ее точки зрения, примечательного сказать не может. Вот разве только звонок из Москвы. Двадцать шестого апреля вечером, когда Глебова не было дома, звонил из Москвы какой-то Владик. Еще раз он позвонил в тот вечер часов в одиннадцать. Старушка запомнила слова Глебова: «Можешь не беспокоиться. Обязательно встречусь с ней. Все будет, как условились…» Можно ли надеяться на память старушки, и есть ли уверенность, что речь шла об Ирине? Ну, а если так, то в чем смысл свидания Рубиной и Глебова и кто кому передавал катушки с антисоветскими записями? Вероятный вариант: хотел прощупать ее настроение. Но в таком случае Глебов действовал весьма топорно. Даже не верится…
Бутов ведет диалог с Бутовым, и Бутов напоминает Бутову: «А где же учет обстоятельств — активизация контрреволюции в Чехословакии, ее ставка на молодежь: противник пустил в ход все средства информации, а вернее, дезинформации, его рации круглые сутки передают «Последние известия из Праги».
…В тот вечер генерал Клементьев и полковник Бутов долго обсуждали самые неожиданные и порой исключающие одна другую версии в поисках ответа на вопрос — кто он, доктор Рубин: человек, когда-то оступившийся и ныне честно явившийся с повинной, или хитро петляющий враг, сбивающий контрразведку со следа? В любом варианте нити тянутся за рубеж, в штаб-квартиру одного из вражеских разведцентров.
Генерал счел нужным напомнить про английского «туриста», арестованного в Москве в тот самый момент, когда он по заданию иностранной разведки вручал «верному человеку» альбом, в который были запрятаны наборная касса миниатюрной подпольной типографии и письмо, адресованное лично «агенту» — ему присвоен персональный радиопозывной номер «У5У», — и инструкцию по приему и расшифровке кодированных передач, и сам код, и пленку с текстами антисоветских листовок, и энтээсовские брошюры.
«Все эти брошюры, листовки, — показал на следствии английский «турист», — должны были быть распространены среди молодежи. Но это только часть дела. Я вручил агенту адреса видных общественных и политических деятелей на Западе с такой инструкцией: проживающие в СССР люди, верные НТС, перепишут эти листовки и перешлют по указанным адресам за рубеж, чтобы создать там впечатление, будто в СССР существует антисоветское подполье».
Генералу Клементьеву, полковнику Бутову, советским контрразведчикам важно сейчас с максимальной достоверностью установить, какое место в планах вражеских разведцентров отведено тем, с кем их столкнули будни службы. Может, еще и не все «всплыло»? Может, затевается не только идеологическая диверсия: Захар Романович причастен к исследованиям весьма секретным.