Рубин сел на любимого конька и, вероятно, еще долго распекал бы Сергея, не останови его Бутов.
— Сергей уже уехал на стройку?
— Кажется, да.
— На какую?
— Не знаю.
— В командировку?
— А кто его пошлет? Впрочем, с такими всякое бывает. Одним словом, шалопут…
— А Глебова покойного вы знали?
— Знаком… Куда более положительный и приятный молодой человек.
— Ирине известно о всех ваших злоключениях военной поры?
— Нет.
— Вы никому не рассказывали об этом?
— Никому.
Бутов встал из-за стола и дал понять: пока разговор окончен.
— Благодарю за ваше сообщение, Захар Романович. Оно побуждает нас незамедлительно принять кое-какие меры. Я, кажется, не ошибся — вы заявили, что гость собирался покинуть Москву в первой половине дня. Не так ли? Надеюсь, что среди тех фотографий, которые мы предъявим вам, вы сможете узнать господина Ивена? Ну, и отлично. Попрошу ваш телефон, адрес. А это мой телефон. Жду вашего звонка. В шесть вечера. Дома изложите письменно все рассказанное, а если сочтете нужным, укажите и дополнительные сведения. Прошу вас…
Захар Романович медленно поднялся, взял лежавший у ног сверток, хотел было направиться к двери, но не решился — он готовился совсем к другому «эпилогу». Как понять это «прошу вас» — куда и в каком качестве надлежит сейчас следовать? Он уже забыл, что Бутов просил его дома изложить все письменно. И потом, каковы они, в подобных ситуациях, нормы поведения — имеет ли он право подать руку на прощание? В нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, доктор медлил, не зная как быть. Бутову было хорошо знакомо все это. Он улыбнулся и кивнул на сверток:
— Никак, в баню собрались?
— Почему же в баню? — удивился доктор. — Аа-а, вы про это?
— По программе инженера Забелина из «Кремлевских курантов»…
Доктор покраснел, перекинул сверток из одной руки в другую и с тоской оглянулся по сторонам, словно кто-то еще должен быть в комнате и внести ясность.
— До Забелина мне далековато. Разные у нас амплуа. А что касается свертка, то угадали.
— Что же это вы? Меньше прислушивайтесь ко всяким сплетням… Честь имею кланяться. Вечером позвоните. — И Бутов протянул доктору руку.
ЗВЕНЬЯ
Генерал Клементьев внимательно прочел сообщения Михеева и теперь ждал возвращения Бутова из приемной. Воздерживаясь от вызова сотрудников по другим вопросам, лаконично отвечая на телефонные звонки, он тем самым как бы выкраивал время пообстоятельнее обдумать случившееся. А случилось не так уж мало: странная телеграмма к Ирине; автомобильная катастрофа в горах; гибель Глебова; материалы, найденные при обыске комнаты Глебова, и, наконец, визит Рубина. Звенья, звенья… Составят ли они единую цепь? И главное, есть ли тут вопросы для контрразведывательной службы?
Генерал, как и Бутов, был уверен, что разговор с доктором Рубиным внесет какую-то ясность в сообщения Михеева.
Часть вопросов теперь, вероятно, можно будет перечеркнуть. Но, увы, над всем этим запутанным делом, по-видимому, придется ставить один большой вопросительный знак. Во всяком случае, меньше всего генерал ожидал, что Рубин пришел в КГБ не в связи с событиями в Карпатах. Оказывается, явился совсем по другому и куда более серьезному делу. Впрочем, генерал сразу же сказал Бутову, что ему еще не ясно — «другое» ли это дело, или две операции взаимосвязаны. Странное это совпадение по времени: приезд Ивена в Москву и отъезд Сергея на какую-то никому неведомую стройку.
— Ваши соображения, Виктор Павлович?
Ответ Бутова — это скорее неторопливые размышления вслух.
— Я не убежден, что доктор сказал всю правду… Послевоенные годы пока еще остались в тени. Мне показалось, что Рубину не очень-то был по душе интерес к его туристскому вояжу. Так же, как и разговор о Глебове. И еще на одно обстоятельство хотел бы обратить ваше внимание. С господином Ивеном он встречался вчера вечером. Ночь на обдумывание — достаточно. Доктор явился к нам около двенадцати. Почему же не пришел с утра? Не решался? Утром он уже знал о телеграмме, об автомобильной катастрофе, о смерти Глебова. Звонила тетя Маша. Это он сам рассказал нам. Нехотя, но рассказал. И не по своей инициативе. Только в порядке ответа на мои вопросы. И весьма лаконично. И потом Глебов… Его уже ни о чем не спросишь. Должны довольствоваться тем, что скажет Ирина, а тут может и не быть всей правды. Телефоны Захара Романовича и Ирины нашли не в записной книжке Глебова, а на отдельной бумажке. Деталь: записано не Рубин, а «З. Р. Р.» и не Ирина, а «И. Р.»… Бумажка спрятана вместе с материалами, компрометирующими их владельца. Конспиратор был он, видимо, не из бывалых…
Они не стали принимать никаких решений — еще слишком мало бесспорных фактов. А только такие здесь привыкли класть в основу обвинений или оправданий. И Бутов, продолжая размышлять вслух, говорит:
— Пока не смею делать каких-либо выводов, товарищ генерал…
— А сейчас и не надо этого делать. Для нас с вами ясно: возникла ситуация, разобраться в которой надлежит контрразведчикам. И если доктор сказал правду, а нужных доказательств к тому не имеется, то нам с вами нужно добыть их и тем самым помочь ему и себе…
Генерал, кажется, впервые во время их беседы высказался столь решительно.
— Да, да. Помочь. Вы меня, полагаю, понимаете?
Генерал не ждет ответа — он не сомневается, Бутов понимает его с полуслова. И задает уже следующий вопрос:
— Виктор Павлович, как считаете — здоров ли психически доктор Рубин?
— Лицо у него такое, что можно и об этом подумать. Следы крайнего утомления, нервного потрясения…
— Я вижу тут много аспектов, требующих глубокого анализа и тщательной проверки… У вас в отделе сейчас достаточно людей? Справитесь или дать подкрепление?
— Пожалуй, обойдусь своими силами.
— Тогда действуйте. Сформируйте группу, и пусть она больше ничем не занимается. Вызывать с докладами буду часто. Всех вместе и по отдельности. Руководство группой за вами. И еще — дайте все материалы старшему оперуполномоченному Плетневу. Он у вас не плохой аналитик. Поручите ему составить подробный план оперативных мероприятий. Предусмотрите использование всех оперативно-технических средств. Если предварительная проверка подтвердит сообщение Рубина, попытайтесь составить прогноз действий противника. Исходите из опыта подобных дел или хотя бы в какой-то мере схожих. Разработайте возможные варианты тактики Рубина — Ивена. И, конечно, тех, кто стоял и стоит за ними…
Бутов молча делал заметки в блокноте.
— Мы не можем не считаться с тем, что ходят по нашей земле бывшие агенты бывших разведывательных органов фашистской Германии. Одни отбыли свой срок наказания, другие обошлись без него — своевременно явились с повинной. Люди эти известны нашему противнику, и вы знаете, что он не так уж часто останавливает свой выбор на этих персонах, не к каждому из них пошлет связного. А вот к Рубину прислали. Почему именно к нему? Почему вчера, а не пять, десять, пятнадцать лет назад? Мы с вами пока не знаем. Ответ известен Ивену и, возможно, Рубину. Ищите… Надо подобрать опытных людей. Поиск шпионского снаряжения, зарытого доктором, поручите Тропинину. Помнится, он уже принимал участие в подобных операциях.
— Я тоже имел его в виду, товарищ генерал. Думаю, к завтрашнему дню Тропинин скомплектует группу, возьмет с собой Рубина и отправится на место.
— Не спешите, Виктор Павлович. В ближайшие дни Рубину нельзя отлучаться из Москвы. Противник может установить за ним наблюдение — и внешнее, и по телефону. В таком случае его исчезновение хотя бы на день-два даст повод для подозрений. Это лишит нас инициативы. А через несколько дней, пожалуй, можно уже будет отправить его с Тропининым…
«ТОВАРИЩ ЭВМ»
Бутов вернулся к себе в кабинет, вызвал стенографистку и стал диктовать.
Дела первоочередные:
Визовые анкеты с фотографиями иностранных туристов, улетевших сегодня из Москвы.
Действительно ли Ивен приезжал в Москву? Когда уехал? Кто такой? Чем занимался в СССР?
Кто он — Рубин?
Проверить его поездку за рубеж.
Поиск зарытого шпионского снаряжения.
Сергей, Глебов, Владик, Ирина — что известно о них?
Проверить обстоятельства пребывания Рубина в плену.
Данные на Андрея Воронцова…
За этими неотложными делами последует множество других — десятки запросов в разные учреждения, города: советские и зарубежные.
Но прежде всего надо получить ответ на вопрос № 1 — улетел ли Ивен из Москвы, если он действительно Ивен? Предположим, что все это будет так — Ивен есть Ивен и он действительно сегодня отбыл. Конечно, это в какой-то мере подтвердит рассказ доктора. Но не очень весомо. Ведь легко представить… И полковник мысленно рассматривает возможные варианты, при которых Ивен есть Ивен и он улетел сегодня на Запад, а между тем рассказ Захара Романовича оказывается легендой. Потом мысль перескакивает на Глебова, Ирину, Сергея. И тут же фиксирует настораживающие обстоятельства: почему Сергей решил отбыть на какую-то сибирскую стройку сразу после того, как отправил таинственную телеграмму, сразу же после всего того, что произошло в Карпатах, сразу после «визита» господина Ивена. Не слишком ли много этих «сразу же». Куда он уехал, зачем, на какие деньги? Если в командировку, то кто послал? Есть московский адрес Сергея, но в квартире никого нет. Сергей живет с дядей профессором Синицыным. Профессор уже вторую неделю находится в зарубежной поездке. И в бутовском блокноте в перечне неотложных дел появляется запись:
«Сергей… Сибирь, стройка… Командировка?»
…Яков Михайлович Тропинин явился точно в назначенное время. Капитан сегодня ночью дежурил, но полковник решил все же потревожить его.
В плане действий, намеченных полковником, на долю Тропинина выпала одна из едва ли не самых трудных задач: найти снаряжение разведчика Рубина, двадцать пять лет назад зарытое им в земле.
— Дело сложное, Яков Михайлович. Четверть века… Хочется верить, что Рубин действительно заинтересован в розыске… Если, конечно… — Бутов задумался было, потом продолжил уже решительно: — Все рассказанное Рубиным еще не следует расценивать как факты абсолютно достоверные. Варианты могут быть разные и притом неожиданные. В поездке вам следует быть и психологом и аналитиком. Что скажете?
— Ясно…
— Однако же… — улыбнулся Бутов. — Сегодня вы, кажется, превзошли себя.
— В чем?
— В лаконизме. Иногда это свидетельствует об отсутствии мыслей, — все с той же улыбкой заметил Бутов. — Нет-нет, к вам это не относится. Не обижайтесь, пожалуйста. Я предпочитаю немногословных. Не забываю народной мудрости: громче всех пустая бочка гремит.
Тропинин покраснел, стал ерзать на стуле, хотел что-то объяснить, но, увы, его хватило лишь на три слова.
— Все будет сделано…
— Вот и отлично. Подберите двух помощников из оперативных сотрудников, договоритесь с командованием спецчасти о группе солдат и через несколько дней вместе с Рубиным отправляйтесь в район приземления. Прошу обратить особое внимание на психологическую сторону дела, на то, как Рубин будет вести себя в процессе поиска. Ни пуха, ни пера вам, товарищ молчальник.
Проводив Тропинина, Бутов бегло просмотрел почту вчерашнего дня, оперсводку событий за минувшие сутки, запер бумаги в сейфе, вышел из кабинета и спустился тремя этажами ниже. Здесь — царство машин, электронных аппаратов — вычислительный центр. На помощь разведчикам, контрразведчикам пришел спокойный, неторопливый, деловитый, весьма уверенный в себе «товарищ ЭВМ» — электронно-вычислительная машина. Она способна запомнить, сопоставить и проанализировать самые запутанные комбинации людских отношений, переведенные на язык перфолент. И вот теперь Бутов запрашивает у «товарища ЭВМ»: есть ли какие-нибудь материалы на Зенерлиха, Брайткопфа, Квальмана, а если да, то номера архивных дел, номера дел с материалами о разведшколе, в которой готовили к отправке в СССР военврача Рубина; дела бывших военнопленных Андрея Воронцова, Захара Рубина. Не очень рассчитывая на успех, Бутов передает исходные данные и на Глебова, Сергея — а вдруг ответит! И еще один вопрос — происшествия с нашими туристами за рубежом, ну, хотя бы за последние десять лет.
Инженер внимательно рассматривает заявку Бутова и делает в своем блокноте какие-то пометки.
— У вас все, товарищ полковник? Или еще что?
— Спасибо, но аппетит приходит во время еды, Степан Петрович.
…В восемнадцать ноль-ноль на стол Бутова легли анкеты с фотографиями иностранных туристов, улетевших сегодня из Москвы в первой половине дня. Ивена среди них не оказалось.
Полковник глянул на часы. Почему не звонит доктор? Условились на шесть, а теперь уже шесть тридцать. Покровский сообщил, что доктор, вернувшись домой, на улицу не выходил.
Бутов набрал номер телефона доктора.
…К телефону подошел Рубин. Не ожидая вопроса, стал объясняться…
— Тысячу извинений. Виноват. Я вам рассказывал о семейных неприятностях. Только сейчас междугородняя соединила. Спасибо, Ирина чувствует себя уже прилично. А у меня сердце прихватило. Нет, нет, ради бога, что вы. Если нужно, то я готов… О, вы очень любезны. Рад буду видеть вас у себя… Тысячу извинений…
НА ОДНОМ ПЕРЕКРЕСТКЕ
Доктор встретил Бутова с извинениями. Он один в квартире, у него сердечный приступ, а ухаживать за ним некому, и если что случится…
Доктор пригласил гостя в кабинет и снова извинился:
— Я вас оставлю на несколько минут в одиночестве, приведу себя в порядок.
— Не беспокойтесь, Захар Романович… Я же не дама…
— О нет… Я сию минуту вернусь.
Виктор Павлович не настаивал, и Рубин удалился. Бутов стал разглядывать большой сумрачный кабинет, напоминавший комиссионный магазин: тут соседствовали ранняя итальянская бронза и старинные русские канделябры, инкрустированный столик и резной шкаф с потертыми дверцами. И картинная галерея: русская классика, французы-импрессионисты. Вещи, окружавшие Рубина, были подобраны так, словно хозяин старался подчеркнуть: «Вот каков я! Полюбуйтесь!» Все здесь было напоказ — и книги, и фарфор, и какие-то металлические древности, и чеканный кувшин работы дагестанских мастеров. И, конечно, иконы.
Наконец появился Захар Романович и принес на подносе кофе, коньяк, лимон. Уселся в кресло у журнального столика и принялся философствовать о старости, об отцах и детях, преимуществах и недостатках отдельной квартиры, когда тебе за шестьдесят и ты болен, а дети…
— Я вам рассказывал о наших отношениях с Ириной. Как весенняя погода — то дождь, то солнце. Все очень сложно. Нет, нет, что вы, я не жалуюсь….
Виктор Павлович сочувственно кивает головой.
— Простите, после смерти жены вы сами захотели остаться один или же?..
— Так получилось… Первый год казалось, что нет таких, как она, а потом… Время исцеляет… Были увлечения, были, но в мои годы трудно заново начинать семейную жизнь. К чему связывать себя? Ведь есть свои прелести и в этаком свободном образе жизни. В моем доме часто бывают гости. Интересные люди. И все же порой охватывает тоска. — И на лицо доктора наползает приличествующая случаю печаль. — Часто вспоминаю Елену. Я вам рассказывал о ней…
Доктор потянулся за лежащими на столе четками. Бутов уже давно обратил на них внимание, так же, как и на прекрасное немецкое издание путеводителей по Анкаре и Стамбулу, красовавшихся за стеклом книжной полки.
— Вы жили на Кавказе?
— Нет. Почему вы так решили? А, четки? У турок тоже принято…
— Вы бывали в Турции?
— В качестве туриста. Я, кажется, уже говорил вам об этом. Четки купил там, хотел их подарить близкому другу, он из Азербайджана. Но мы предполагаем, а бог располагает. Вернулся в Москву и узнал о его смерти.
— Вы любите путешествовать?