— А тема, между прочим, достойная, — насторожился Турецкий.
— Тема, между прочим, новая, — акцентировала последнее слово Снежинская. — Ни одного материала по этой теме Эндерс еще не предоставил, он даже не приступал, насколько знаю, к работе, подчищал старые хвосты, а если бы и выходили материалы, мы бы публиковали их под псевдонимами.
— Насколько знаю, он вел… м-м, не самый пуританский образ жизни?
Вопреки ожиданиям, Снежинская не взбунтовалась. Она расхохоталась, но таким смехом, что впору мурашкам побежать по коже.
— Вот вы куда загнули… — она заговорила нормальным голосом. — Да, Алексей Михайлович, если можно так выразиться, «передружил» со всеми девушками нашей организации. Никто не в обиде. Это спорт, что вы хотите. Алексей не давал им обещаний, вступающая с ним в интрижку несчастная твердо знала, что роман не продлится и недели. Да, он был большой охотник поволочиться за юбками. Моральная составляющая в его характере была слабовата, спору нет, но ведь это не преступление?
«В некоторых странах — преступление, — подумал Турецкий. — И даже тяжкое».
— У всех имеются недостатки, — пожала плечами женщина. — К счастью, недостаток, упомянутый вами, не мешал ему работать, а в особых случаях даже способствовал.
— Какие у вас с ним были отношения? — пришлось постараться, чтобы голос звучал без намека на некую посвященность.
— Вы на что-то намекаете? — насторожилась Снежинская.
— На что? — не понял Турецкий.
— Вам виднее.
— Ах, простите… — он сделал вид, что смутился. — Об этом я даже и не думал. Или стоило? — он посмотрел на нее прямо и открыто.
— Вам, определенно, неймется, — дама укоризненно покачала головой. — Детектив, я могла бы выставить вас из этого кабинета, а то ваши, знаете ли, вопросы… Хорошо, если вам угодно. Наши с Алексеем отношения никогда не выходили за рамки деловых. Не думаю, что я его интересовала. Да и меня, знаете, интересует несколько иной тип мужчин…
— Вам знакомы фамилии Пожарский и Кошкин?
— Кошкин? — дама задумалась, — Кошкин, Кошкин… Да, вы знаете, фамилия знакомая… Конечно, еще одна неприятная история, о ней писали в газетах. Молодой, но очень даровитый художник… Его ведь застрелили, верно? Вы про этого Кошкина?
— Про этого, — согласился Турецкий.
— И что? — не поняла Снежинская. — Мы знакомы по некрологу в газетах. С художником, насколько знаю, не было связано ничего скандального, поэтому для нашего издания он интереса не представлял. Как вы назвали второго?
— Пожарский.
— Хм, — дама усмехнулась. — С точки зрения банальной логики данного господина тоже нет в живых, я угадала?
— Вы схватываете на лету, Элеонора Юрьевна.
— Не знаю, — покачала головой Снежинская. — Кто он?
— Чиновник в Министерстве финансов.
— Вот уж кто меньше всего нас интересует…
— Я хотел бы осмотреть рабочее место Алексея Михайловича. Его еще не заняли?
— Его еще долго не займут, — Снежинская понизила голос. — Люди страшно суеверны. Кабинет Алексея Михайловича вон там, — дама ткнула острым подбородком за спину Турецкого, — за стенкой. Да-да, у Алексея Михайловича был собственный кабинет — он ведь занимал должность заместителя главного редактора. Такая вот натура, постоянно вращался в людской массе, общительный, компанейский, но на рабочем месте ценил приватность, уединение. Это очень помогало в работе. Он мог проводить в кабинете беседы с нужными ему людьми, не боясь быть подслушанным, мог вздремнуть украдкой, мог привести туда какую-нибудь легкомысленную девицу… Работник, конечно, незаменимый, — Снежинская скорбно вздохнула. — Должность пока остается вакантной, не исключено, что я ее просто упраздню…
«А в кабинете сделаю мемориал», — подумал Турецкий.
— То есть в кабинете после него все осталось без изменений?
— Думаю, да. Лично мне бы не доставило удовольствия копаться в вещах Алекса. Впрочем, нет. О чем это я? Склероз, господин сыщик. Милиция проводила обыск в кабинете, я была тому свидетелем. Представляете, они смеялись…
— Им было так весело?
— Они нашли бюстгальтер в письменном столе. Дорогой, нарядненький такой бюстгальтер… На самом дне, под бумагами, — женщина бледно улыбнулась. — Видимо, дама была настолько впечатлена, что забыла обо всем на свете. Возвращаться за утратой постеснялась, а Эндерс сунул трофей подальше и сам про него забыл…
— Милиция изъятие не делала?
— Да что там изымать, — дама отмахнулась. — Разве что лифчики женам. Покопались и ушли пустые. После них приходила вдова покойного. Никогда ее не видела раньше, такая приятная несчастная женщина. Как же ее… Екатерина…
— Андреевна.
— Возможно. О, нет, сам факт существования супруги Эндерс не отрицал, но ничего о ней не рассказывал. Ни фотографий на столе, ни звонков домой в рабочее время. И она никогда не звонила. Мне было ее по-человечески жаль. На нее в тот день смотрели, как на заморскую зверюшку, шептались за спиной, преувеличенно сочувствовали. Она пришла, чтобы посмотреть, где работал ее муж. Желание, в общем-то, понятное. Слава богу, бюстгальтер я уже… выбросила. Она сидела в его кресле, тихо плакала, что-то перебирала. Но тоже ничего не взяла. Сказала, что ей ничего не нужно, посидела и ушла…
— Не возражаете, Элеонора Юрьевна, если я тоже там немного посижу.
— Да сидите, — отмахнулась Снежинская. — Хоть до пенсии сидите. Вот, возьмите ключ. А уходя, не забудьте запереться и вернуть.
Он затруднился бы внятно сформулировать, что хотел найти. Что-то такое, что не было интересно милиционерам, проводящим обыск, заплаканной вдове, суровой руководительнице, — пусть не свистит, что не рылась в вещах покойного, — но стало бы интересно ему. Задачка вряд ли выполнимая.
Он сидел в мягком вращающемся кресле, тоскливо рассматривал стены кабинета, увешанные картинками в рамках-паспарту. По коридору за закрытой дверью бегали люди, громко обсуждали издательские дела. Никто не заглянул и вряд ли заглянет. Кабинет небольшой, от силы метров двенадцать — Эндерсу хватало. Заделан в пластик и паркет, без излишеств и роскошеств. Мощный компьютер, современный стол с приспособлениями, продавленная кожаная софа — можно представить, что она вынесла на своем веку. Придиванный столик. Окна выходили на заросший тополями двор, закрывались плотными шторами. Он выбрался из кресла, подошел к двери, прислушался. Набравшись терпения, начал методично осматривать помещение. Вглядывался в каждую картинку, сунулся во встроенный шкаф, где верхние полки были пусты, а на нижней стояла пара летних туфель. В одной из туфель лежал скомканный галстук в чудовищный горошек. Крем для обуви и щетка. В соседнем шкафу — демисезонный плащ. Его не забрала вдова, — хотя это была вполне еще приличная вещь, на подкладке даже сохранились импортные лейблы. Он пошарил по карманам, нашел пятьсот рублей, смутился, сунул их обратно.
Осмотрел подоконник, полки, заваленные справочной литературой и изданиями «Полуночного экспресса» за текущий год. Перелистал несколько экземпляров: специфика у издания, конечно, славная… С заглавных страниц хохотали полуобнаженные особы, отдельных он уже где-то видел, целовались взасос мужчины, демонстрировались подробности страшной автомобильной аварии…
Вздохнув, он сел за стол, включил компьютер. Загрузка прошла гладко — защиты от «несанкционированного» проникновения на компьютере не было, что, по меньшей мере, странно. Журналист без секретов, — что сыщик без головы. Значит, это не тот компьютер, должен в природе существовать и другой…
Он побегал мышкой по рабочему столу, открыл наугад несколько файлов, раздраженно поморщился, выключил компьютер. Начал осматривать содержимое выдвижных ящиков. Пустая сигаретная пачка, увесистые эбонитовые шарики, сломанная рамка для фотографии, сломанная же флэшка — надо умудриться сломать этот разносчик информации… Стопка чистой бумаги, мыло, остаток рулона вафельных полотенец, плоская фляжка, в которой что-то булькало, пачка фотографий — давнишних, судя по истрепанности. От безысходности он просмотрел несколько снимков. Банкетный зал, мордатые господа вздымают фужеры, до краев наполненные шампанским. Смеются женщины. — У одной от неловкого движения вспучилось декольте, и стало очень пикантно. Интерьеры особняка, где проходит вечеринка. Самым любопытным был последний снимок. Фотографу удалось запечатлеть неописуемую красоту. Такое ощущение, что снимали в Майами, а не на Рублевке. Внутренний дворик белокаменного особняка, белый мрамор, розарий неземной красоты, сочная зелень, сверкающие на солнце дорожки, бассейн с прозрачной водой, выложенный голубым кафелем. И даже труп мордатого господина, плавающий в бассейне лицом вверх, не портил идиллической картины…
Турецкий перевернул снимок. На обороте шариковой ручкой было размашисто начеркано: «2002 год, Кравцов». Он раздраженно отшвырнул снимки. В те благословенные времена Эндерс, вероятно, трудился в уголовной хронике. Дело Кравцова было громким. Преступного авторитета замочили в бассейне в ночь после дружеской вечеринки. Дело давно пылится в архиве. Не такой уж закрученной оказалась история. Авторитета замочил собственный шофер, которому не понравилось, что Кравцов спал с его женой. А кому бы понравилось? Жену он тоже убил, но уже в другом месте, откуда и вытянули весь этот клубок. Зачем ему этот хлам?
Но подобного хлама в нижних ящиках оказалось более чем достаточно. Турецкий перебирал старые фото, газетные вырезки, хранимые Эндерсом с необъяснимой любовью. Проспекты туристических фирм, календари, рекламные буклеты, приглашения посетить закрытую вечеринку, премьерный просмотр, модельный показ… Визитные карточки каких-то продюсеров, сценаристов, композиторов, дизайнеров, стихотворцев и даже одной женщины — зубного техника. Он расхохотался, вспомнив Ильфа и Петрова. Сунулся в последний ящик. И снова сверху — визитки, проспекты, буклеты, приглашения… Закрытый клуб «Эквилибриум» — «Счастливы известить, что Ваша кандидатура была положительно рассмотрена…» Элитный гольф-клуб — «Мы будем рады видеть Вас в числе наших постоянных членов…», ассоциация «Spassk. Entertapement» — «Приглашаем Вас посетить наше торжество по случаю десятилетнего юбилея…», группа компаний «Последний путь» — «Желаем вам долгих лет и процветания, надеемся, вы воспользуетесь нашими услугами…»
И тому подобная макулатура. Впрочем, последний буклет позабавил: надо поинтересоваться, какая компания его хоронила. И снова папки чистой бумаги, «доисторическая» компьютерная дискета с выломанным язычком, скрученный флажок государства Российского, георгиевская ленточка, одинокий леденец, скоросшиватели, стопка газет…
— Большое спасибо, Элеонора Юрььевна, — поблагодарил он «милую» женщину, возвращая ключ. — Вот и все. Смею вас уверить, я ничего не прикарманил. Как говорят безграмотные прокуроры, не реализовал умысел на хищение. Даже пятьсот рублей, что лежат в плаще Алексея Михайловича…
— Пусть лежат, — фыркнула женщина. — На счастье. Успешно поработали, детектив?
— А разве это не видно по моему лицу? — он вымученно улыбнулся.
Добиться ответной улыбки от руководительницы желтого издания так и не удалось. Распрощался, покинул здание, в котором на первом этаже царил треск, гул, надрывались компьютеры и кофеварки.
— Уже уходите? — бдительно спросил вахтер.
— А разве незаметно?
Именно в этот момент, выйдя из здания, он угрюмо констатировал, что следствие забуксовало. Тянуть не за что. Начинать по новому кругу? Нелепо и смешно. Нужен толчок, чтобы заново завертелась машина дознания. Нужен слабый намек, ниточка, идея — пусть даже смехотворная. Он просто не знал, куда ехать и кого опрашивать. Мысль о собственной беспомощности была такой пронзительной, что он встал столбом. Неужели старость не за горами?
— Простите, — сказала молодая девушка, стукнувшись об него.
— Да нет, это вы простите, — он потер отбитое плечо. Оба засмеялись.
— Да я-то прощу… — сказала она.
«А, может, наплевать на все?» — явилась капитулянтская мысль. Отдохнуть, развеяться, найти братьев по разуму, которых так много среди товарищей по несчастью, и просто беззаботно провести время?
Он обернулся. Девушка, пострадавшая от его неуклюжести, поднялась на крыльцо продуктовой точки, уступила дорогу двум ворчливым старушкам — пенсионерки, искусанные ценами, выходили из магазина. Девушка украдкой покосилась в его сторону, улыбнулась. Очень приятно, в такие минуты он забывал о своем удручающем возрасте. Подъехал продуктовый фургон, отворились створки кузова, выпал похмельный грузчик, с адовыми муками взялся за ближайшую коробку. О, этот труд — проклятье пьющего класса!..
Он зашагал в туманные дали, туда, где оставил железного коня. Телефон зазвонил в тот момент, когда он сел в машину, включил зажигание и погрузился в задумчивость. Следствие буксует, это факт. Нужен импульс, чтобы заскрипела карусель…
Он с надеждой посмотрел на телефон. Интересно, это то, о чем он подумал? На экране высветились две заглавные буквы «ТВ» — этот номер он вбил в память вчера. Татьяна Вениаминовна Пожарская.
— Здравствуйте еще раз, Татьяна Вениаминовна, — в горле как-то пересохло. Неужели Бог услышал его молитвы?
— Здравствуйте, Александр Борисович, — ровным голосом сказала женщина. — Извиняюсь, конечно, что отвлекаю вас от дел, но вы просили немедленно позвонить, если я что-нибудь вспомню, найду, или появятся интересные мысли.
— Отлично, Татьяна Вениаминовна. Вы что-то вспомнили, у вас появились интересные мысли?
— Нет, я что-то нашла. Помните, я сегодня ездила в химчистку? Забрала оттуда дубленки, которые мы сдавали полмесяца назад, свой костюм, костюм Георгия. Не знаю, наверное, это смешно и не имеет к вашему расследованию никакого отношения…
— Говорите, Татьяна Вениаминовна, любая мелочь имеет отношение.
— Хорошо. Вычистили, как всегда, позорно, зла на них уже не хватает. Подкладка грязная, под рукавами — залежи. Кичатся своим европейским оборудованием, а сами… Ладно, брюзжать и скандалить не буду. Убирала одежду в шкаф, не знаю, зачем, проверила карманы костюма. Старая привычка, наверное, чисто рефлекторно… За подкладкой у мужа я нашла две тысячи рублей — их тоже почистили, они теперь сияют… и какую-то визитную карточку. Даже не карточка, а… подождите, сейчас возьму. То ли реклама, то ли приглашение. Элитный клуб «Эквилибриум», адрес не указан, но есть телефон… сотовый. Красивая такая желтенькая карточка, с виньетками. Знаете, меня, кажется, осенило: это, видимо, пропуск в клуб.
— Телефон продиктуйте, пожалуйста. Вы не звонили по нему?
— Зачем? — в ее голосе зазвенело неподдельное удивление. — Это выглядит как-то странно. Я никогда от мужа не слышала, чтобы он посещал закрытые элитные клубы. Даже в голову не могло прийти, что он от меня что-то скрывает. Возможно, эту карточку ему где-то сунули. Хотя, с другой стороны, суют ли просто так людям карточки дорогих клубов? Я уже запуталась…
— Да, действительно, странно. Напомните, пожалуйста, название клуба.
— «Эквилибриум». Глуповатое какое-то название. В переводе с латинского, «равновесие», или что-то такое. Неуместное название для клуба для богатеньких…
Этих клубов в Москве развелось… И вдруг заработала мысль, заработала память. Он почувствовал что-то неладное, это «что-то» росло, ширилось, как Вселенная после Большого взрыва. Заболела голова — какой-то ломкой, пружинящей болью. Хотелось импульса?
— Александр Борисович, вы как-то странно замолчали…
— Все в порядке, Татьяна Вениаминовна, я просто думаю. Спасибо вам большое. Возможно, вы нам здорово помогли…
Минуту он сидел с закрытыми глазами, восстанавливая дыхание. Не исключено, что Господь внял его молитвам. Он открыл глаза, набрал номер, отпечатавшийся в памяти. Приятный голос с эротическим придыханием сообщил, что данный абонент в данный момент ответить не может. И хорошо, что не может, что бы он сказал, если бы там ответили? Этот номер — просто фальшивка для посвященных.
Он пулей вылетел из машины, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, зашагал в обратном направлении. Взлетел на крыльцо издательского дома, ворвался в вестибюль.
— Вы к кому, молодой человек? — строго вопросил вахтер.
— Вот те раз, — изумился Турецкий, — я тут был пять минут назад.
— Ничего не знаю, — насупился вахтер. — Давайте пропуск или звоните, заказывайте.
— Ах, ну да, — вспомнил Турецкий, выхватывая удостоверение и суя в подслеповатые глаза. — У меня назначено, меня ждут…
Взлетел на второй этаж.
— Ой, — сказала девица с косичками, которую он уже видел, — у меня, возможно, дежа вю.
Он пронесся по коридору, влетел без стука и приглашения в кабинет Снежинской.
— Неужели соскучились? — редакторша оторвала хмурый взор от исчирканной верстки.