Друзья заранее договорились между собой, что все трое будут проводить свой отпуск в Оттеркомбе кто как пожелает, независимо друг от друга.
Уочмен рассчитывал с раннего утра порыбачить на лодке. Проснувшись на рассвете, он услышал за окном стук многих пар башмаков о булыжную мостовую. Все здесь происходило как встарь — каждое утро, перед самым восходом солнца, мужчины Комба уходили в море на своих лодках. И так же стучали их подошвы, так же покрикивали вдали чайки… Уочмен поуютнее закутался в одеяло и опять заснул. Ни на какую рыбалку он не поехал.
Второй раз он проснулся уже в половине десятого и обнаружил, что Периш давно позавтракал и отправился на свою скалу позировать.
— Здоровенную картину рисует ваш друг мистер Кьюбитт, — сообщил Уочмену старик Эйб Помрой. — Одной его картины при бережном расходовании хватит, чтобы прикрыть прорехи в обоях во всем моем баре. А краски он кладет, надо сказать, так жирно, словно это и не краски вовсе, а обыкновенная грязь. Не жалеет этого добра. Вблизи это выглядит как переперченная итальянская пицца, но ежели отойти шагов на двадцать, то мистер Периш на картине как живой встает, во как. И смотрит так натурально на ту скалу и с этаким обозленным видом, словно проголодался и собирается пойти пообедать. Вы бы сходили, сэр, поглазели бы на ихнее рисование.
— Что-то мне лень, Эйб. А где Билл?
— Вышел в море на лодке…
Эйб потер подбородок, почесал в голове и переставил стаканы на стойке бара.
— Мой сынок прямо места себе не находит, — вдруг сказал Помрой. — И стал мне словно чужой — мой собственный сын-то. Каково мне, а?
— Неужели? — вежливо изобразил заинтересованность Уочмен, набивая свою трубку.
— Ну да. С этой его политикой и со всякими левыми идеями. Прямо чужак, да и только. А ведь он неглупый парень, образование получил прекрасное, восемь классов… А в голове у него одна дребедень, как у этих поганцев политиков. Правда, со мной он спорить не берется, видит, что я ему не пара насчет потрепаться о политике, да…
— Ты слишком скромничаешь, Эйб, — заметил Уочмен.
— Нет, сэр, нет… Просто у меня для этой политики язык не подвешен, и потом я ведь человек старомодный, консерватор! Всегда за тори голосовал, мать их распротак. А какого рожна — и сам не знаю…
— Почему же, причины вполне понятны.
— Эх, сэр, понятны, да только не для моего мальчика.
— Не стоит переживать, Эйб, ничего, — лениво отмахнулся Уочмен.
— Да я не об том волнуюсь, сэр! Просто я вижу, как мой мальчик места себе не находит, мечется… Вот и вчера вечером — в каком тоне он себе позволил разговаривать! Просто позор для него, да и только!
— Да нет, Эйб, это я виноват, ей-богу. Я сам на него нападал.
— С вашей стороны очень благородно, сэр, так говорить. Да только тут еще и другие мыслишки имеются у меня в башке. Я ведь хотел бы, чтобы Билл как-то остепенился, взял наше хозяйство под себя, что ли… Мне ведь уже скоро семьдесят, а Билл у меня младшой. Мои старшие-то на войне полегли, одна дочь замужем в Канаде, другая в Австралии. А Биллу достанутся «Перышки».
— Думаю, что Билл вырастет из своих коммунистических идей и станет настоящим хозяином, — сказал Уочмен, которому этот разговор порядком поднадоел.
Эйб Помрой промолчал, и тогда Уочмен добавил:
— Скоро ваш Билл женится и обустроится тут…
— Когда ж это будет, сэр?! Небось, вы заметили что-то между ним и этой мисс Десси? Странное это дело, не в моем вкусе, и не могу я к этакой простоте привыкнуть. Папаша этой Десси — фермер на Кэри Эдж, мой старинный дружбан, прямо сказать. Оно, конечно, хорошо. Но мисс Десси была мила, пока под стол пешком ходила. А потом ее мамаша вбила себе в голову, что девке обязательно надо учиться в этом самом Оксфорде, словно порядочной девушке других забот мало…
— Да-да, я знаю, — небрежно вставил Уочмен.
— И вот малышка Десси возвращается из Оксфорда, и что я вижу? Стала такая уверенная в себе, словно не девка, а чистый мужик, и говорит такими словами, как эти америкашки…
— Ну и?
— Так разве этого недостаточно? Но если она ценит моего Билла выше тех парней, которых встречала в своей новомодной жизни, что ж, оно хорошо. И в конце концов, она мне почти все равно как дочь, и плевать я хотел, какое воспитание она получила и где росла…
Уочмен встал и потянулся.
— Звучит идиллически, Эйб, — заметил он равнодушно.
— Э, погоди, сынок, погоди. Все не так-то просто. Мой Билл с ума сходит с тех пор, как эта Десси запала ему в душу. И всякие бешеные идейки в ихних башках нормально совпадают. Кроме того, и ее старики вроде как не против моего Билла, во всяком случае, мамаша. Старина Джим Мур приходил сюда потолковать со мною. Он так мне и сказал, что не дело молодым людям жить на ферме и день-деньской расхаживать туда-сюда по скотному двору. Я к чему это все рассказываю, сэр. Это все произошло с того времени, как вы тут у нас отдыхали в прошлом году. Такие вот случились дела. Билл прямо сгорает от нетерпения, когда поведет Десси под венец…
— Неужто? — переспросил Уочмен. — А что Десси? Она тоже сгорает от того же самого?
— Да в этом-то и закавыка, — вздохнул старый Эйб.
Уочмен раскурил трубку и, глядя в лицо хозяину гостиницы, почувствовал, что старик явно не в своей тарелке.
— Все дело в том, что она говорит… что она говорит насчет своей… ну то есть невинности, — пробормотал несчастный старик.
— И что же она говорит? — резко спросил Уочмен.
— Похоже, у нее идея, будто невинность невесты просто пережиток, вот и все… Много болтает о всякой там свободе женщин и прочую ерунду. Как я понимаю, просто она девка малахольная и сама не знает, чего болтает…
— А что говорит Билл? — спросил Уочмен.
— Ему это не нравится. Он хочет взять невесту честную, как всякий добропорядочный мужчина. И он не понимает, что это за такая свобода для жены — да и для мужа тоже… Все это прямо чепуха какая-то. Я ей уже говорил это, и что для свадебной сделки такие разговорчики вовсе не нужны, а прямо наоборот. А ее послушать, так у нее наготове есть другой парень, вот как. В общем, это поганое дело, сэр, скажу я вам. Прямо говоря, сэр, так я во всем виню этого самого Легга. Билл уже собирался обустроить свои дела и осесть тут хозяином, пока не появился этот Боб Легг. А теперь у Билла все снова смешалось в голове — проклятые революционные идеи и свадьба. Да еще и мисс Десси увлеклась этой мутью. Мне Легг не нравится, прямо скажу. Никогда не нравился. Хоть он и мастер дротики бросать. Сколько я понимаю, это расчетливый парень, вот что. И он идет упорно к своей цели. Вот так, и сколько тут лясы ни точи, дело не поправишь…
Уочмен наконец направился к двери. Эйб последовал за ним. С крылечка оба непроизвольно посмотрели в сторону тоннеля.
— Вот те раз! — вскричал старик Эйб. — Легка на помине! Вон она, мисс Десси, идет, небось, в магазин…
— Ну ладно, мистер Помрой, — сказал измученный этой беседой Уочмен. — Я решил все же пойти взглянуть на картину, которую рисует мой друг.
* * *
Но Уочмен не пошел сразу на скалу, где позировал Периш. Он выждал, пока Дессима вошла в почтовое отделение, после чего направился в сторону тоннеля. В тоннеле шаги его зазвучали гулко и странно. Пройдя через тоннель, он свернул вправо, на узенькую тропинку, ведущую к ферме Кэри Эдж, где жила семья Мур.
Люк приложил ладонь козырьком к бровям и посмотрел вдаль, на скалу. Он разглядел фигуру Кьюбитта, который мотался у холста туда-сюда, и величавый силуэт Периша, восседающего на валуне. Чуть дальше Уочмен сошел с тропки и просто растянулся на траве, под прикрытием высоких густых кустов. Его лицо выражало ту степень безразличия и усталости, которая так роднит спящего человека и покойного…
Но Люк не спал. Он прислушивался. И вот наконец его уши уловили звук приближающихся шагов.
Уочмен глянул сквозь сомкнутые ресницы и увидел Дессиму Мур, которая вышла на освещенную солнцем лужайку. Девушка почти поравнялась с ним, когда он поднялся с травы.
— Ну, привет, Дессима.
— Ух ты, напугал меня, — воскликнула она негромко…
— Позволь, я упаду на колени? Буду молить о прощении?
— Не стоит беспокоиться. Извини, я кажется потревожила твой сон… До свидания… — И она зашагала по тропинке.
— Погоди минутку, Десси.
Девушка, казалось, колебалась. Уочмен взял ее за локоть.
— Не делай этого, — попросила Дессима. — Мы оба будем очень глупо выглядеть. У меня нет настроения на телячьи нежности.
— Если ты подождешь тут минутку, я буду вести себя смирно, как пожилой деревенский пастор. У меня есть к тебе совершенно серьезный разговор.
— Не верю я тебе.
— Я тебе обещаю. Это правда очень важно. Пожалуйста…
— Ну хорошо, — согласилась Десси.
Люк отпустил ее руку.
— Ну, так что же? — подстегнула его Дессима.
— Погоди, дай мне секундочку… Присядь со мной, закури сигаретку… А может быть, я тебя немного провожу?
Девушка бросила быстрый взгляд на фигуры на скале. Казалось, она чувствует себя неловко и оттого злится.
— Я думаю, мы и здесь можем завершить наш разговор, — наконец выдавила она.
— Прекрасно. Тогда присядь сюда… Если мы с тобой будем стоять тут в полный рост, нас будет разглядывать всякий, кто выезжает из Оттеркомба. А мне вовсе не хочется, чтобы меня прерывали на каждом слове… Дело в том, что у меня такой разговор… Ты, наверное, мне не поверишь… Сейчас я скажу тебе, сейчас…
Уочмен сел на длинный плоский валун у зарослей кустарника. Дессима, поколебавшись, осторожно примостилась рядом.
— Вопрос, который я хотел обсудить с тобой, — начал Уочмен, — касается этого твоего Левого Движения…
Глаза Дессимы вылезли из орбит.
— Это тебя так удивило? — полюбопытствовал Уочмен.
— Еще бы! Трудно предположить, что у тебя могло вызвать интерес к Левому Движению…
— Меня ничего в нем заинтересовать не может, — заметил Уочмен, — и строго говоря, милая Десси, оно, это движение, меня и не интересует… Но… Я хочу задать тебе два вопроса. Если ты не захочешь на них отвечать — так и скажи.
Уочмен прокашлялся и протянул руку в сторону:
— Итак, учитывая мнение общества и свидетелей…
— Милый мой, — прервала его Дессима со слабой улыбкой, — не хочешь ли ты сказать, что эта зеленая лужайка — судебный зал, а кусты — ложа свидетелей… У тебя такое выражение, словно ты намерен начать против меня тяжбу.
— Ну, это твоя вольная интерпретация… Итак, если мы говорим о грезах летней ночи, Дессима, то…
— Но мы вовсе не говорим об этих грезах, — с улыбкой возразила девушка. — Уж лучше продолжайте свой только что начатый допрос свидетелей, мистер Уочмен.
— Хорошо, миледи… Итак, первый вопрос: является ли эта организация — общество, клуб, движение или что еще — инкорпорированной компанией?
— Господи, что значит эта белиберда?
— Кроме всего прочего, это означает, что бухгалтерские книги этой организации должен так или сяк смотреть нанятый аудитор. Так кто его нанимает?
— Господи, нет… Движение просто расширялось само по себе, главным образом за счет усилий Билла Помроя и моих стараний…
— Так я и думал. У вас есть список членов?
— Триста сорок пять человек! — гордо отвечала Дессима.
— А каковы членские взносы?
— Десять шиллингов. Может быть, ты хочешь к нам примкнуть?
— А кто собирает эти десять шиллингов?
— Казначей.
— Ага, казначей и секретарь… Мистер Легг?
— Да. К чему ты гнешь? Кстати, чего это ты добивался прошлым вечером, когда приставал к Бобу Леггу?
— Обожди. А через его руки проходят еще какие-нибудь деньги, кроме членских взносов?
— Не понимаю, почему это я должна все это тебе рассказывать, — пожала плечами Дессима.
— Ты должна понимать, что я желаю тебе только хорошего… И кроме того, Десси, этот наш разговор будет сугубо конфиденциальным, конечно.
— Ну ладно, — согласилась она нехотя. — Мы сумели выжать деньги из разных источников. Мы решили завести отдельные бухгалтерские книги по этим поступлениям — от испанских, чешских и австрийских эмигрантов… Потом еще — фонд борьбы и так далее…
— Понятно. Но все же каковы суммы? Например, сотни три фунтов стерлингов в год?
— Ну, что-то в этом роде… Примерно. У нас есть щедрые спонсоры.
— Тогда послушай меня, Десси. Ты когда-нибудь занималась рекомендациями этого Легга? То есть проверяла их?
— Я? Я нет… Но он выглядит очень достойно.
— И он занимается этим уже десять месяцев, так?
— Да. Но дело в том, что он болен. У него какая-то болезнь — кажется, туберкулез — и еще тугоухость. Но он был с самого начала очень щедр и внес членские взносы…
— Можно я тебе дам совет? Проведите свои бухгалтерские книги через аудитора.
— Да ты не знаешь Боба Легга! Иначе ты не стал бы бросаться такими обвинениями…
— Я еще никого не обвиняю, я просто советую сделать проверку вашей бухгалтерии.
— Но ведь ты намекаешь…
— …что тебе надо быть более деловой, — заметил Уочмен. — Вот и все.
— Ты знаешь этого человека? Скажи мне!
Последовало долгое молчание, потом Уочмен пробормотал:
— Никого с