Чувствую, Лиса проняло. Даже дымить перестал. Бросил на землю огарок и вцепился руками в рыжие патлы. Задумался, закручинился.
– Что, – говорю, – может, не веришь?
– Не поверил бы, – отвечает, – вот те крест и святая троица. Только половину этой истории я сам знаю. Но с другого конца.
Я уж думал, Лис пустится врать, и приготовился дать ему по шее. Только он говорит:
– Верь не верь, адмирал, а твой Слимброк – он же брат Герциано и есть мой незабвенный папаша, дай ты, господи окочуриться ему пораньше…
Не стану уж рассказывать, до чего я удивился. Даже язык у меня повернулся не сразу.
– Помнишь, – говорит Лис, – как он гаркнул: «Мартин, ты здесь…» Я ведь и есть Мартин. Он меня носом и селезенкой – чем хочешь чует и очень желает вернуть под свое крыло а может, вообще прикончить.
– За что?
– Много про него знаю.
– Он что, перед кем-нибудь виноват?
Лис закатил глаза:
– «Виноват»! Пресвятая дева! Да плевать им на вину, боженька что хочешь отпустит!..
– Ой, Лис, потише!
– Ну, адмирал, попали мы с тобой в историю, – говорит Лис.
– Да ты про что, Лис?
– Не представляешь ты, брат, с кем связался. И снова хватается за рыжие патлы.
– С кем бы ни связался, – говорю, – а Эле и Караколя надо выручать.
– Ещё чего! – закричал Лис. – «Выручать»! Да нас там просто прикончат! Подумай о Голландии, адмирал. Кто будет водить корабли?
Я спросил у Лиса, почему он так боится отца.
– Ох, адмирал, не спрашивай, хоть и обещал рассказать. Просто язык немеет. Видишь ли, они меня затащили в свою банду, два года учили, а я сбежал. Всё про них знаю.
– А чему учили?
– Фи! Ты и представить не можешь. Каторга! Например, дисциплина. – Лис вскочил и отбарабанил: – Обязуюсь подчиняться безмолвно и любому приказу! Послушен, как труп, который вертят как угодно! Как палка, покорная любому движению! Как восковой шар, повторяющий любую форму! Как маленькое распятие в руке повелевающего!
И пошёл, и пошёл тараторить… Никогда такого не слышал, а вам не пересказываю, потому что всё узнаете дальше. Потерпите немного.
Под конец Лис сложил на груди ладони, опустил глаза в землю и смирненько так сказал:
– Мы странствующие рыцари Христа. И всех мы вас закопаем в землю или перевешаем вверх ногами… Господи, на то твоя воля. Аминь.
У меня даже холодок по спине пробежал. Примерно такое же говорил Слимброк Железному Зубу.
– Самое неприятное, – говорит Лис, – что ты попал в передрягу, которая у них называется «Испанская ночь». Попомни мои слова, но рано или поздно такой ночкой снесут голову твоему Молчаливому. Они уже тысячи укокошили. А разных там королей, императоров – целую дюжину! Принц для них – раз плюнуть.
Я вскочил и сказал:
– Спасём принца!
Лис только было открыл рот, чтобы ответить, как заскрипел и стал опускаться подъемный мост. Слышно было, как за стеной тяжело топали лошади, пищал ворот. Всполошились куры, индюки, хозяйки стали поднимать корзины с зеленью, строили в ряд тележки.
Мост опустился, отворились ворота, вышел бородатый человек с алебардой и закричал:
– Прра-пускаю! Возы на базар прра-пускаю! Пошлина серебром, а с женщины – медью!
На конце алебарды болтается деревянный башмак. Туда и положено сыпать пошлину. Но это, конечно, тому, у кого есть, а нам с Лисом до алебардщика нет дела.
Мы прошмыгнули в город за первой повозкой и шли с ней до базара. А мне нужен принц Вильгельм Оранский по прозвищу Молчаливый. В каблуке для него свинцовая трубочка.
По деревянному настилу вдоль канала шла женщина – видно, из хорошей семьи. В белом чепце и коричневом платье. Решил спросить у неё. Женщины всегда добрее. Сделаешь такое лицо, ещё по голове погладят, а может, дадут лепёшку.
Вот я и забежал вперед, вежливо так приподнимаю шляпу и говорю:
– Фреле, не скажете…
Только не досказал, потому что поперхнулся. Передо мной стояла Эглантина, как будто по небу из Лейдена прилетела. Та самая Эглантина Бейс, которой мы сочинили мадригал с Караколем, но ничего из того не вышло.
ДОМ НА ВЕРВЕРС ДЕЙК
Конечно, я удивился. Как она выбралась? Мы разыграли целую комедию и то чуть не попались, а она уже тут, идёт себе по улице.
Но Эглантина объяснила, что в самый туман, когда своих ног не увидишь, она прошла посты вместе с прыгуном по имени Рыжая Пташка. Спешила к дяде, который вроде бы заболел, но сейчас его нет. Вместе с Молчаливым он в Роттердаме Я, в общем-то, обрадовался встрече и всё рассказал, даже про письмо. Меня ведь предупредили, что, если не будет принца записку можно отдать и Бейсу, дяде Эглантины.
– Они со дня на день приедут, – сказала Эглантина. – А сейчас пойдёмте ко мне… Кеес, ты Караколя не видел? Куда-то он пропал, искала его по всему Лейдену.
Я поперхнулся и побоялся сказать про Караколя. А Лис стал громко напевать какую-то песню. Вообще он сразу напыжился и стал важным. Наверное, не хотел ударить лицом в грязь перед Эглантиной.
Толком не объясню, как прошёл день. Всё точно в тумане. Эглантина привела нас к себе домой, кормила вкусными штуками, даже пирожками-олеболлен, которых не удалось поесть в Лейдене. Смотрел я какие-то картинки, отвечал на вопросы и помню, что никак не соглашался лечь спать. А потом, как добрался до подушки, вроде бы на карусели поехал, и сразу всё пропало…
Снилось мне разное, но один сон хорошо запомнил. Как будто разбила мать тарелочку из дельфтского фаянса, которая висела у нас на стене. Взяла одну половинку и ушла. А я кричу: «Мама, мама!» А мама ушла в темноту. Поднял я вторую половинку и тоже пошёл в темноту. А потом стало светлее. Смотрю – прямо передо мной рай. Боженька стоит и всех пропускает. Меня задержал, а я показал ему половину тарелки. Вынул боженька вторую, приложил к моей, увидел, что сходится, и пропустил. Прошёл я ворота, а там опять темнота, Я снова кричу: «Мама, мама!»
Тут Лис меня разбудил.
– Чего ты, – говорит, – кричишь, спать не даешь. А за окном уже утро. Проспали мы чуть ли не сутки. Я подошёл к окну.
Рядом с домом блестит вода – какой-то большой канал. А напротив высокая церковь с густыми деревьями. Небо чуть-чуть желтоватое, весь воздух поэтому как густое молоко.
Почему-то мне стало жалко себя. Вспомнил маму, отца, и захотелось плакать. Так иногда после сна бывает. Лис объяснил потом, что ночью кровь остывает, и сердце делается слабым, как у девочки.
Эглантииа кормила нас бараниной с бобами и показала из окна длинный сероватый дом. Оказалось, это монастырь святой Агаты, и там живёт принц Оранский по прозвищу Молчаливый. Окно его кабинета смотрело через канал в нашу сторону. Как только оно распахнется, значит, принц уже в Дельфте и можно нести письмо.
Потом Эглантина ушла, а мы решили погулять по городу. На белой стене в кухне висело много тарелочек, а одна просто лежала в углу на скамейке, разбитая, точно такая, какую я видел во сне. Снова у меня в груди что-то пискнуло. Взял я один осколок и положил в карман.
Дельфт показался мне похожим на Хаарлем, где жил дядя Гейберт, – такой же чистый и маленький. Каналы здесь прямее, чем наши, а гавань побольше. Много всяких кораблей под разноцветными флагами. Лис всё высматривал, нет ли у моряков трухи для продления жизни, но купить-то её всё равно было не на что.
Подкатил к одному бородатому в шляпе по самые уши.
– Эй, – говорит, – любезный, нет ли у тебя кой-чего чудного из заморской страны, от чего дыхалка горит?
Бородатый даже не посмотрел, вылезает из лодки на берег, сопит.
– Спрашиваю: корешок такой не привозил, который в нос бьёт и глаз мутит?
Бородатый только пихнул Лиса и бормотнул:
– Брысь! Кишки на деревьях развешу.
Я отскочил, как мячик. Лис – за мной.
– Чего ты? – говорит.
А я отвечаю:
– Да это Железный Зуб.
Дали мы стрекача. В переулке отдышались, пошли спокойнее.
– Слушай, – говорит Лис, – он же тебя в лицо не знает. Видел-то ночью, да вымазанного сажей.
И то правда.
– Ты знаешь, Лис, – говорю, – ведь он сюда принца убить приехал.
– А как же, конечно.
– А если Молчаливого убьют, мы ведь не победим.
– Ты думаешь, принцы побеждают? – говорит Лис – Чепушня.
– А тебе-то вообще всё равно, – отвечаю я. – Ты в Аренландии вообще забыл, что такое победа.
Лис немножко обиделся. Потом говорит:
– Я-то во всяком случае не испугался. Видели мы этих Железных Зубьев!
Потом остановился и хлопнул себя по лбу.
– Ты ведь его душу купил! Или врал?..
Я ответил, что не врал нисколечко, и даже расписку показал.
– Да мы на него дунем, он упадет, – говорит Лис. – Селезёнку пощупаем, мозги наизнанку вывернем. Хочешь, всё разузнаю, что надо?
Я, конечно, согласился, только где теперь его взять. Не будет он торчать в гавани.
– Найдём, – говорит Лис. – Будь он хоть оловянный, хоть деревянный, а на можжевеловую водочку все падкие. Поэтому как раз вертаемся в гавань, чуял я там можжевеловый дух.
И Лис потащил меня обратно. Тут же узнал про все кабачки и трактиры. Галопом мы обскакали «Красный щит», «Черепаху», «Жёлтую муху», и, точно, у последнего трактира чуть было не врезались в Железного Зуба. Он вышел навеселе и, покачиваясь, двинулся в город.
Долго мы толкались по улицам, потом Железный Зуб свернул и стукнул в дверь кирпичного красного домика. Ему открыли, а мы прошли мимо, будто прогуливались.
– Запомнил улицу, адмирал? А ну-ка за мной в кильватер!
Мы понеслись в сторону монастыря святой Агаты, к дому Бейсов. Эглантина ещё не вернулась, впустила нас служанка.
Из дома мы выбирались уже через окно со стороны сада. Теперь Лис был вовсе не Лис. Он завернулся в плащ Эглантины, а на голову приспособил белый чепец. Лис превратился в скромную монашенку и весь маскарад затеял потому, что, по его словам, любил «провернуть дело красиво».
У красного домика Лис постучал, а я спрятался за дерево напротив, но всё хорошо видел.
Дверь открыл Железный Зуб. Он разинул пасть, зевнул и спросил:
– Кого?
Не поднимая головы, Лис ткнул пальцем в Железного Зуба.
Тот удивился.
– Меня? Ты что, девка… Может, послал кто?
Лис кивнул головой.
– Кто послал?
Лис показал пальцем в небо. Сначала Железный Зуб не понял. Потом просто позеленел. Даже мне из-за дерева было видно. Он затрепыхался в дверях. Стал расшаркиваться, дергать себя за бороду и просто не знал, что делать.
– Эта… Позвольте ручку. Пройдите, тетенька, то есть,… тьфу, мадам… то есть… как вас там… Тcсс! Сейчас мы, эта, сейчас, кишки на деревьях… то есть… тьфу!..
Они вошли в дом. Совсем недолго дверь была закрытой, потом снова вышли. Железный Зуб кланялся, поддерживал Лиса за руку, причмокивал.
– Эта, привет там, значит… Тсс! – Похлопывал себя по груди: – Душонка-то, значит, тссс!..
На прощанье Лис потрепал Железного Зуба по щеке, потом как дёрнет за бороду и говорит сладким голосом:
– Служи исправно, сын мой.
– Ага, – говорит Железный Зуб и чуть было не падает носом в землю. Наверное, с перепугу.
В переулке Лис говорит:
– Сегодня у них сборище в пятом доме от Нового Храма по Верверс Дейк, какой-то начальник приехал. Железный Зуб должен отчитаться. Но я велел ему сидеть дома. Страху напустил. Здорово?
Я сказал, что здорово, но лучше бы Зуб пошёл в этот дом, а потом доложил нам, что и как. Теперь самим придется туда пробираться.
– Ты что, рехнулся? – закричал Лис. – Не знаешь, что это такое! Подальше надо держаться!
До вечера мы ходили с Лисом по городу и препирались. Я предлагал хоть посмотреть на Дом издали, но Лис и на это не соглашался. Тогда я плюнул и сказал, что пойду один.
– Ну и ладно, – сказал Лис. Подумаешь! – А сам плетется за мной.
Я отыскал Новый Храм, отсчитал пятый дом по дамбе – и вовремя, потому что сразу как-то стемнело и стал накрапывать дождик. А Лис тащится сзади и всё ворчит, всё обещает близкую погибель.
Дом двухэтажный, чистенький, до половины побелен известкой. Справа сад за красивой решеткой, под ворота уходит канава с водой. Совсем потемнело. Крап-крап – дождик. Света в доме не видно. И в соседних домах света нет. Собака завыла. Поёжился я, и дождь в плечи бьёт.
Чувствую, Лис рядом дрожит. Я ему:
– Почём дрожь продаёшь?
А он:
– Два подзатыльника штука.
Нет света в доме и нет. Может, ошиблись мы или Зуб наврал.
– У них там ставни и шторы, – говорит Лис. – Не увидишь света.
Я говорю:
– Лис, давай залезем в сад. Залезем только и посмотрим. Там ведь не опасно.
Лис ещё сильнее затрясся. Нет, думаю, не полезет. А один я тоже боюсь. Вдруг Лис говорит:
– А чёрт с ними, полезем! Хоть в пекло. Пропадай наследство!
Скинул плащ Эглантины, чепец развязал, и вот мы уже махнули через забор. Сначала сидим в кустах тихо. Мокро здесь, за шиворот потекли струйки. Но чувствую, во мне поднимается азарт, как будто уголёк внутри раздувают. Вспомнил ночь перед вылазкой. А Лис всё трясётся. Может, тоже от азарта?
В доме всё тихо. Стали мы подбираться ближе. Вдруг в окне верхнего этажа блеснул свет, а потом и нижнее окно затеплилось. Но это те, что выходят в сад, с улицы их не видно.
Подкрались мы к самым окнам. Я было собрался влезть на фундамент, как – бац! – будто петлю на шее стянули: кто-то дернул за шиворот!
В глазах что-то сверкнуло, в горле хрустнуло… Не успел я опомниться, как стоял перед огромным чудищем, потом разобрал – человек в капюшоне. И Лис стоял тут же. Обоих нас держали за шиворот.
– Ну? – прохрипел человек. – По какому делу?
Я-то молчу. Думаю: крышка. А Лис прокашлялся, и очень я удивился, когда услышал его спокойный, правда очень тоненький, голос:
– Угомонись, брат Кристофель. Новиции Якоб и Никодимус присланы из Утрехта с сообщением.
– За мной! – прохрипел огромный человек. – К префекту. Через минуту мы стояли в комнате. Маленький человек в тёмном плаще поднял свечу и осмотрел нас.
– Новиции Якоб и Никодимус из Утрехта с сообщением, – прохрипел Кристофель.
– С каких это пор в совет присылают новициев? – спросил маленький человек.
– С тех пор, как дрозды заклевали орлов, отец Гвидо, – ответил Лис.
– Новиции знают, что предъявить глазам божьим?
Глаза Лиса растерянно забегали. Он стал шарить у себя по карманам, озираться.
– Новиции не знают, как войти в приют божий? – Человек поднял руку.
Огромный Кристофель двинулся к нам, положил лапу на плечо Лиса.
Не знаю, как это случилось. Просто рука моя, как у лунатика, опустилась в карман, нащупала осколок тарелки, вытащила и протянула человеку со свечой.
Тот взял черепок, внимательно посмотрел и кивнул головой.
– Брат Кристофель, новициев к комиссару. Они знают, что предъявить глазам божьим.
ОТЕЦ АНТОНИО
В кабинете при двух свечах за большим столом кто-то сидел. Не сразу его разглядел. Голова седая, тёмная одежда.
– Новиции Якоб и Никодимус из Утрехта с сообщением, – сказал Кристофель и отступил в темноту.
Сидящий побарабанил пальцами.
– Из Утрехта некого больше послать?
– Некого, отец Антонио, – тихо сказал Лис. – Коллегия разгромлена, многие схвачены. Ректор отец Иоанн, прокуратор отец Гервард и коадьютор брат Филипп приговорены к смерти.
– Обвинение?
– Государственная измена.
– Суть?
– Пытались открыть ворота полку валлонов.
Отец Антонио встал, поднял ладони.
– Боже! Истреби этот неверный народ, сотри с лица земли, дабы могли мы с радостным сердцем воздавать хвалу господу нашему Иисусу Христу!
Снова сел.
– Остальные?
– Рассеяны по округе.
– Когда случилось?
– Две недели назад.
– Почему вы ещё здесь, а не в Дуэ у отца Провинциала?
– Многократно задержаны людьми принца, отец Антонио.
– Знаешь меня?