— Здрасьте, здрасьте! — сказала она, отодвигая изящную ножку от зубок Эмили. — А я все думаю, что’ вас не видно? Вы ведь здесь живете?
— Д-да, — отвечала Пэт.
— А я живу в Холле.
— Д-да?
— Очаровательное место.
— Д-да…
— Картины, ковры, ну, в общем…
— Д-да.
— Это ваш отец?
— Д-да. Папа, это мисс Моллой. Мы встречались в Лондоне.
— Charme, charme,[84] — сказал полковник, снова подправляя усы.
Ч. Байуотер улыбался. Эмили самозабвенно грызла туфельку идола. Все это было так гнусно, что Пэт повернулась к выходу.
— Ну, папа, я пошла, — сказала она напоследок, — надо марок купить.
— Прошу, — вступил в беседу аптекарь, — у меня есть марки.
— Спасибо, мне нужны другие, — ответила Пэт.
Радж показался ей на удивление печальным. Солнце освещало и улицу, и «Герб», и «Плуг», и «Виноградную лозу», и «Привал возницы», и водокачку, словом — все, кроме сердца мисс Уиверн.
3
Как ни странно, такие чувства томили в этот миг и мистера Кармоди. Глядя в окно, он видел мир, сияющий золотом, но сердце его было свинцовым. Только что к нему приехал преподобный Понд-Понд и разорил на пять шиллингов.
Многие сочли бы, что легко отделались. Викарий собирал деньги на новый орган, на воскресные сборища молодых матерей, на помощь обитателям ветхих строений, на жалованье младшему священнику и на местный детский лагерь. Иногда, в безумии оптимизма, он надеялся, что местный сквайр даст десять фунтов; однако сейчас увозил на мотоцикле только пять шиллингов и обещание, что племянник сквайра выступит с приятелем на сельском концерте. Несмотря на это, мистер Кармоди видел в нем грабителя. Это же подумать, пять монет!
Вдобавок к этим бедам землевладельца угнетало странное поведение Александра Твиста. Когда владелец «Курса» подрядился сделать из Кармоди нового человека, деньги он взял вперед, за три недели. К концу второй из этих недель пациент узнал от племянника о приезде миллионера и, оборвав лечение, отправился домой. Естественно, он полагал, что д-р Твист вернет треть денег; но ошибся. Читая его письмо, мистер Кармоди думал, что в жизни своей не видел такой пакости.
Да, думал он, не те пошли сквайры, совсем не те! Первый из здешних Кармоди жил не тужил. В ту пору смерд был смердом, и подлый люд только радовался, работая полсуток на хозяина за кусок хлеба и снисходительный кивок. Но в этом мерзком веке английский крестьянин испортился. Так и ждет от тебя заботы. И крышу ему чини, и стены укрепляй, и почву восстанавливай, а это, надо сказать, немало стоит. Скоро будем платить за починку радиоприемника.
Так думал он, глядя из окна на залитый солнцем сад, когда внезапно увидел своего корпулентного гостя и, впервые за утро, услышал вдали, как шелестят крылья синей птицы. В мире, где есть такие люди, как Томас Дж. Моллой, еще можно жить.
Ронни Фиш оказался хорошим пророком. Мистер Кармоди и впрямь обрадовался богачу. У него были замыслы, а они требуют денег.
Сейчас он решил выйти в сад и побеседовать с гостем. Солнечным утром, когда улыбается природа, американский бизнесмен вполне может расщедриться. Июнь уже сменился июлем, и погода стояла такая, в какую поэт пишет стихи, влюбленный любит, а бизнесмен дает денег на изготовление алмазов из древесного угля. Не хочешь, думал мистер Кармоди, а все равно дашь.
4
Природа улыбалась еще три минуты с четвертью, а позже для мистера Кармоди зашло солнце. Со всей возможной сердечностью, пронзившей душу, мистер Моллой отказался поделиться хотя бы миллионом ради поля для гольфа, кинотеатра и вообще какого-либо из четырех основных замыслов.
— Нет, — сказал он. — Поверьте, мне очень жаль, но я занимаюсь только нефтью. С нее я начал, ею и кончу. Без нее мне нет жизни. Если хотите, я купаюсь в ней, как сардинка в масле.
— Вот как? — заметил мистер Кармоди, глядя на него с должной неприязнью.
— Да, — продолжал совсем уж распевшийся богач. — В нее я вложил первую тысячу, в нее вложу и последнюю. Мы с ней друзья. Нефть — это деньги.
— Кинотеатр, — возразил хозяин, — это тоже деньги.
— Но не такие, — поправил его гость.
— Вы здесь чужой, — не унялся Кармоди, — не знаете местных условий. У такого местечка, как Радж, — исключительные возможности. Люди будут сюда приезжать…
— Пусть приезжают, — разрешил великодушный Моллой. — Но лично я держусь нефти.
— Или возьмем гольф, — зашел с другого угла хозяин. — Хорошее поле есть только в Стаурбридже. Вустершир буквально задыхается. Сами знаете, как популярен…
— Куда ему до нефти! — парировал Моллой, глядя так, словно вот-вот произнесет эпиграмму. — Нефть, скажу я вам — это нефть.
Мистер Кармоди удержался и скрыл свое мнение о нефти. Чтобы облегчить душу, он ввинтил каблук в мягкий гравий дорожки, жалея о том, что внизу не оказался самый чувствительный палец гостя.
В разгар этих горестных действий он заметил, что Провидение, со времен Иова интересующееся, сколько может вынести хороший человек, прислало еще и Ронни Фиша. Он держал длиннейший мундштук, а розовое лицо выражало то самое превосходство, которое оскорбило сквайра с первой же встречи. Для леди Джулии Фиш сын был истинным сокровищем, а вот хозяину Радж-холла он не нравился. Не говоря уже о том, что розоволикий хлыщ ел по две порции любого блюда и непрестанно подливал себе портвейна, он почему-то разговаривал свысока. Ну можно ли выдержать, чтобы юнец, да еще умственно отсталый, держался с такой важностью?
— О чем спорим? — полюбопытствовал он, подходя к мистеру Кармоди.
Мистер Моллой приветливо улыбнулся.
— Какие споры? — ответил он с той сердечностью, которая особенно бесила хозяина. — Я рассказываю нашему другу, что во всем Божьем мире нет ничего лучше нефти. Самое верное дело.
— Несомненно, — согласился юный Фиш. — Мистер Моллой прав, любезный Кармоди.
— Наш друг попытался заинтересовать меня полем для гольфа…
— Вот это — ни к чему, — сказал Ронни. — Не соглашайтесь.
— Я и не буду. Нефть, нефть и только нефть. Для мира и войны, для дома и семьи, для чего хотите. Горючее будущего.
— Точно. Что говорил Гладстон[85] в 1888-м? «Можно всегда заливать немногим, можно иногда заливать многим, но нельзя заливать многим всегда». Он забыл о нефти. Что-что, а ее заливать можно всем и всегда. Наверное, имел в виду уголь.
— Уголь? — мистер Моллой саркастически засмеялся. — Не говорите мне об угле!
Мистер Кармоди снова расстроился. Именно об угле он и хотел поговорить, подозревая, что тот таится в недрах его земли.
— Слушайте этого человека! — наставительно сказал Фиш, хлопая хозяина по плечу. — Понимает что к чему. Да, нефть и только нефть. Вытряхните свой старый носок, и — вперед! Не пожалеете.
Произнеся все это с той отеческой заботливостью, от которой у сквайра сразу подскакивала температура, юный Фиш удалился. Мистер Моллой с одобрением посмотрел ему вслед, после чего сообщил, что у молодого человека голова на месте. Энтузиазма его слова не вызвали. Мистер Кармоди не собирался обсуждать голову Ронни.
— Нефть, — продолжал гость, — дело верное. Возьмите Рокфеллера. Бегает он по друзьям, пытаясь занять денег? Нет, не бегает. А почему? Заработал кое-что на нефти, как, впрочем, и я. Вот что, Кармоди, я редко делюсь с другими, но для вас, так и быть, попробую. Все-таки вы меня поите-кормите, надо же отблагодарить. Как вам хороший толстый пакет акций «Серебряной реки»? Без наценки, заметьте, сколько отдал — столько возьму. Многие локти бы себе кусали. Да что там, захожу я» на днях к Чарли Швабу, а он мне и говорит: «Том, я держался стали и не бедствовал. Неплохая штука, но куда ей до нефти! Не поделишься акциями этой твоей «реки»? Тут же выпишу чек». Так-то, мой милый!
Ничего нет печальней человека, который хочет выжать из ближнего деньги и вдруг узнает, что ближний хочет выжать деньги из него. Мистер Кармоди только усмехнулся.
— Вы думаете, — спросил он, — у меня есть деньги на рискованные предприятия?
— Рискованные? — вскричал мистер Моллой, не веря своим ушам. — Это вы про «Серебряную реку»?
— А вы знаете, сколько сжирает усадьба? — осведомился хозяин. — Когда я оплачиваю все счета, спасибо, если сотни две остается.
Они помолчали.
— Вот как? — тонким голосом произнес гость.
Говоря строго, это было не так. Еще подвизаясь на ниве бизнеса, Лестер Кармоди вложил в ценные бумаги очень приличную сумму. Но ему льстила мысль, что он еле сводит концы с концами.
Мистер Моллой растерянно указал на улыбающийся сад, а за ним — и парк, чьи могучие деревья отражались в водах старинного рва.
— Но вот это, — предположил он, — приносит немало.
— И уносит, — отвечал Кармоди. — Расходам нет конца. Английские фермеры только о том и думают, чтобы разорить землевладельца.
Они опять помолчали.
— Ай-я-яй! — сказал мистер Моллой. — Нехорошо… Жалел он, в сущности, не столько хозяина, сколько самого себя. Он заподозрил, что зря тратит время в этом родовом гнезде. В конце концов, не ради красоты он сюда приехал. Городскому человеку все эти парки и поля только действуют на нервы. Прямо старомодная опера. Так и ждешь, что появится хор нетрезвых селян.
— Да уж, — повторил он, — нехорошо.
— Что именно?
Вопрос этот задал не мистер Кармоди. Со стороны розария шла миссис Моллой и еще издалека, по жестам, поняла, что ее супруг ведет деловой разговор. Потом она заметила, как омрачилось его красивое лицо, а тут еще эта фраза… Словом, она ринулась на помощь, вопрошая:
— Что случилось?
Мистер Моллой ничего не скрывал от верной подруги.
— Понимаешь, я предложил нашему хозяину акции «Серебряной реки»…
— Ах, Боже мой! Ты же их так ценишь!
— И не зря. Однако…
— Ну, ясно, — улыбнулась Долли. — Для мистера Кармоди ничего не жалко.
— Вот именно, — подтвердил ее слова мистер Моллой. — Но он не может их купить.
— Как?!
— Расскажите сами, — попросил удрученный гость. Хозяин рассказал. Он любил поговорить о злоключениях землевладельцев.
— Что-то я не пойму, — Долли покачала головкой. — Вот вы говорите, нет денег. Как же это нет, когда галерея просто набита картинами?
— Это фамильное достояние.
— Что-что?
— Фамильное достояние, — горестно повторил мистер Кармоди. — Их нельзя продать.
— То есть как? Они же ваши.
— Нет, — объяснил землевладелец. — Они принадлежат усадьбе.
Пока он объяснял это, мистер Моллой страшно страдал. Нет, что же это такое? Нельзя продать картину или там ковер без разрешения попечителей! Мало того, если они разрешат, деньги должны пойти на усадьбу. При всем своем благодушии американский гость не надеялся, что каких-то надменных чинуш пленят его любимые акции.
— А, черт! — с чувством вскричал он.
Долли нежно тронула его руку.
— Бедный папочка! — сказала она. — Ах, как неудачно! Мистер Кармоди кисло посмотрел на гостя.
— А что такое? — осведомился он.
— Он хотел все это купить, — отвечала Долли. — Как раз сегодня утром так прямо и сказал — если вы не против, сразу же выпишет чек.
5
Пока мистер Кармоди рассказывал о фамильных достояниях, гость его, мрачно глядя на жену, подметил на ее лице отблески мысли. Но последняя фраза его удивила.
— Постой… — начал он.
Прелестная Долли обещала любить, почитать и слушаться супруга, но не принимать во внимание его неуместные реплики.
— Видите ли, — продолжала она, — папа собирает всякую старину. Там, у нас, знаете, собственный музей. Ты ведь завещаешь его государству?
— А то! — подтвердил Моллой. — Непременно.
— Сколько, ты говорил, он стоит?
— Ну-у… Так, миллион… Два миллиона… Нет, думаю, все три.
— Понимаете, — объяснила Долли, — там столько всего, не пересчитаешь. Пирпонт Морган предлагал миллион за одни только картины.
Моллой приободрился. Цифры он любил.
— Ты спутала, душенька, — сказал он. — Картины хотел Джек Шуберт, а старый Пирпонт — ковры. И предлагал он не миллион, а семьсот тысяч. Я просто расхохотался и спросил, что он покупает, сэндвичи с сыром? Он, конечно, обиделся, — мистер Моллой покачал головой, явственно жалея, что невинная шутка чуть не перессорила друзей, — Но все-таки! Семьсот тысяч! Это что, на проезд в автобусе?
— Сколько ты дал бы мистеру Кармоди за картины? — спросила безжалостная Долли.
— Ну, не знаю… Мы бы, я думаю, поладили… Лучше не будем это обсуждать.
— Почему?
— Это же невозможно.
— Очень даже возможно!
— То есть как?
— А так. Инсценируем кражу.
— Что?!
— Кра-жу. Со взломом. Эти картины украдут, а ты выпишешь чек. Всем выгодно. Мало того, они ведь застрахованы? Вот вам еще деньги.
Все замолчали. Долли кончила речь, муж ее онемел. Да, он предчувствовал, что она что-нибудь надумает, а все-таки удивился. Ничего не скажешь, план — лучше некуда, он и не ждал иного от мудрейшей из женщин, но подобает ли такая практичность невинной дочери миллионера? А вдруг хозяин заподозрит…
Тревожился он зря. Хозяин молчал по другой причине.
Какой-то проницательный мыслитель заметил связь между тучностью и хитростью. Прав он или не прав, мистер Кармоди шокирован не был. Удивлен — да, потрясен — возможно, но не шокирован. Юные и не очень юные годы, проведенные на лондонской бирже, воспитали в нем исключительную терпимость. Он не осуждал сомнительных проектов, если они могли принести ему выгоду.
— Даровые деньги, — пояснила Долли, неверно расценившая его молчание. — От этих картин и ковров никакого толку. Лежат, висят — ну и что? И вообще, они ваши. Ах, бросьте, какие запреты, это же полная чушь! Хорошо, принадлежат усадьбе, а усадьба кому? Вам. Кто их унаследует?
— Э? А! Мой племянник, Хьюго.
— О нем беспокоитесь?
Мистер Кармоди беспокоился не о племяннике, а о себе. Можно ли, думал он, проделать все тихо, не угодив в тюрьму, где не место чувствительному человеку?
— Кто же их украдет? — осведомился он.
— То есть вынесет из дома?
— Да-да. Надо все сделать так, будто был взлом.
— А он и будет.
— Кому мы доверим такое дело?
— Не волнуйтесь, у папы есть надежный друг.
— Это кто? — удивился мистер Моллой.
— Шимп.
— А, Шимп! Да, он с этим справится.
— Кто такой Шимп? — спросил мистер Кармоди.
— Один мой друг. Вы его не знаете.
Землевладелец скреб ногой дорожку. Американец взглянул на супругу и дернул левым веком. Супруга дернула правым. Понимая, что в такие минуты человек беседует со своей душой, они не нарушали молчания.
— Что ж, — сказал наконец мистер Кармоди, — я подумаю.
— Молодец! — одобрил его мистер Моллой.
— Да, — посоветовала миссис Моллой, — погуляйте, а потом — хи-хи — сделайте заявление.
— Когда хозяин удалился в глубоком раздумье, гость его спросил жену:
— Что ты Шимпа вспомнила?
— Да мы тут больше никого не знаем. Моллой вдумчиво глядел на воду.
— Я бы его не втягивал, — вымолвил он. — Он же скользкий, как угорь, да еще смазанный маслом. Того и гляди, обжулит.
— Мы его обжулим раньше.
— А как?
— Уж как-нибудь. И вообще, выбирать не из кого. Тут первый встречный не годится.
— Хорошо, лапочка. Ты у нас мозговой центр. Эй, а вот и его сиятельство!
Мистер Кармоди шел по дорожке, и вид у него был решительный. Он, несомненно, подумал, так как начал с последней своей мысли:
— Вот что, не хотел бы я привлекать этого вашего друга. Какой бы он там ни был, чем меньше народу знает, тем лучше.
Именно так думал и мистер Моллой, склонный к мирным, домашним действиям.
— Да, — согласился он, — это верно. Но как их тогда вынести из дома?
— Тут нужен домушник, — сказала миссис Моллой.
— Такое, знаете, воровское слово, — быстро нашелся ее муж. — Как говорится, слэнг. Моя дочь вечно читает детективы. Домушник, ха-ха! А вообще-то ты права, лапочка. Хорошо, но если мы не берем Шимпа, кто, так сказать, проведет операцию?