— Нет, — качнула та головой. Куда она пойдет, если Хамат остался в машине и послал водителя за фруктами и соком. Пусть пару минут, но он будет рядом с ней, наедине.
— Что происходит с Женей? — спросила Надя у Сусанны, отходя от машины.
— То же, что и со мной, когда меня приручал Самшат, — загадочно улыбнулась та. — О, они знают, как привязать женщину крепко - накрепко.
Надя с ужасом покосилась на нее:
— И ты этому рада?
— Конечно. Женя будет счастлива и я. И никуда ей теперь не деться, поверь. А вставать поперек не думай. У Хамата такие связи, что тебя и Интерпол не найдет.
— Это ты говоришь мне?! — возмутилась девушка.
— Как подруге. Чтоб глупости в голову не лезли. Женя больше не принадлежит себе, и той, что ты знала, больше нет и не будет. Бесполезно что-то делать. Поверь, абсолютно бесполезно. Только хуже будет. Поэтому расслабься и наслаждайся красотами, прелестями отдыха. А Женю оставь. Она принадлежит Хамату. Он слишком долго ждал ее, желал, чтоб позволить кому-то встать на его пути. Ей ничего, кроме счастья быть любимой женой обеспеченного человека, не грозит, так что, не переживай.
— Мы скоро улетим!...
— И ничего не изменится. Вспомни меня, — рассмеялась Сусанна.
— Какая же ты сволочь, Сусанка! — в сердца выдохнула Надя.
— Наоборот, я устроила счастье подруги. Мы будем вместе.
— Хамат, — неуверенно позвала его Женя. Парень не повернулся, и девушка пододвинулась ближе, прижалась грудью к спинке сиденья, взглядом моля Хамата повернуть к ней голову, удостоить взглядом.
— Хамат, я не могу больше.
— Что не можешь? — спросил, не поворачиваясь.
— Я не могу без тебя. Прости, я согласна.
— Почему? Прошло всего лишь несколько часов.
— Пытки.
— А в чем пытка?
— Ты знаешь, о чем я.
— Нет, расскажи.
— Хамат, ты жесток.
— Жесток? Что ты знаешь о жестокости, о пытке? Что ты чувствуешь, опиши?
— Желание, — прошептала. — Я хочу тебя. Я никогда никого так не хотела, не горела от одной мысли о тебе. Хамат, прости меня, я согласна стать твоей женой. Не мучай меня больше…
— Это страсть. Она временна. Так ты сказала.
— Хамат, — дотронулась до него. — Не злись, прошу тебя, умоляю, прости.
— Ты горишь всего лишь несколько часов, а я горел годы, — повернулся к ней парень. — Твоя пытка ничто по сравнению с той, что перенес я. Изо дня в день, из ночи в ночь грезить тобой, помнить каждую черточку лица, каждый изгиб, знать, что твоя женщина где-то, возможно с кем-то… А когда мы встретились, ты заявляешь мне, что это всего лишь страсть и мое предложение скоропалительно, необдуманно.
— Ты винишь меня в том, что мы жили врозь эти годы, что я не помню тебя? Но это неправильно. В чем я виновата?
— Ни в чем. Разве в своем неверии, сомнениях. Думай…
— Я уже подумала и согласна. Хамат!
— Нет, Женя. Подумай еще. Я хочу слышать твердое ‘да’. Чтоб потом ты не говорила мне, что передумала, поспешила, и наша связь мимолетна, а чувств нет вовсе.
— Хамат! — всхлипнула умоляюще. Парень повернулся к ней и, заглядывая в глаза, провел пальцами по раскрытым губам. Женя застонала, пытаясь задержать их поцелуем, и Хамат дал ей эту возможность.
— Ты очень страстная женщина. Кто, кроме меня сможет понять тебя и подарить наслаждение? Подумай об этом, — прошептал, и отвернулся. В машину возвращались подруги. За руль сел водитель, подав Хамату пакет с фруктами и соком, который он передал девушкам.
— Подкрепитесь.
И снова дорога, тряска, нелепые разговоры и молчание Хамата. Женя прибыла в Дамаск совершенно измотанная. Влечение сошло на нет, одарив ее болезненным состоянием неудовлетворенности. Она хмуро смотрела на улицы столицы Сирии и не имела ни малейшего желания ходить по ним, смотреть достопримечательности, разрекламированные Сусанной музеи и базарчики. Надя в столь же отвратном настроении поглядывала вокруг и мечтала как можно скорее поставить точку на поездке не то, что в Дамаск – в Сирию.
Хамат, видя состояние девушек, объявил о паручасовой сиесте и велел водителю ехать в отель.
— Покушайте, отдохните, а через два часа встретимся у машин и съездим в центр. Сегодня музеи, исторические памятники и вечерний Дамаск, сказочный по красоте, а завтра сук[1] Хамидийе, Бзурия, Саруджа, — сказал девушкам, поднимаясь с ними на этаж, к снятым номерам.
— А когда домой? — поинтересовалась Надя. Лицо Жени при этом вопросе стало до жалости несчастным. Хамат сделал вид, что не заметил этого, улыбнулся Наде:
— Завтра к вечеру или с утра послезавтра. Как захотите.
— Завтра, — попросила девушка и подумала: еще лучше - вчера.
— Ты как, Сусанна?
— Лучше послезавтра, — улыбнулась деверю.
— Женя?
Та вздрогнула от его обращения к ней: неужели Хамат больше не сердится? И выдохнула, с надеждой глядя ему в глаза:
— Как скажешь.
Надя шумно вздохнула, выказывая неудовольствие:
— Лучше завтра. Устали уже все.
— Я не устала, — заверила, глядя на Хамата, в глубину его завораживающих зрачков: неужели ей достанется еще две ночи блаженства? И отказаться от них? О, нет! — Я бы осталась на пару дней.
— Решено, остаемся, — кивнул он, порадовав девушку своей довольной улыбкой. Женя уже размечталась, что он сейчас обнимет ее, увлечет в свой номер, но парень, остановившись у дверей, открыл номер девушек, передал ключи Сусанне и, обойдя выжидательно глядящую на него Женю, пошел к следующей двери.
— Пойдем, — потянула ее в номер Надя, но та с тоской смотрела на открывающего дверь Хамата. Он глянул на Надю, потом на Женю и, распахнув дверь, поманил девушку:
— Иди ко мне.
Женя, вырвав руку из ладони подруги, поспешила к нему.
‘ Любые твои усилия тщетны. Я для нее авторитет, а не ты’, — сказал Наде взгляд Хамата.
— Я не могу на это смотреть, — сглотнув ком в горле, прошептала Надежда, опустившись без сил на диван. — Она в его полной власти. Как марионетка, как зомби! Это ужасно. Что он с ней сделал?
— Перевел на голый инстинкт, — улыбнулась Сусанна, любуясь открывающимся в окно видом.
— Ты рада…
— И не скрываю. И поверь, Женя тоже рада, даже больше – она счастлива.
— Как голодная собачка, которой хозяин бросает кость.
— Любовь Хамата далеко не кость. И Женю собакой он не считает. Он без ума от нее и это видно. Он отдает ей себя и уверена, бросит к ее ногам весь мир.
— Ты завидуешь? — насторожилась Надежда.
— По хорошему.
— Конечно… А скажи честно, тебя упросили заманить сюда Женю не говоря зачем или прямо поставили в известность о планах?
— А план был прост: свести влюбленного с предметом его страсти.
— И только? Твоя-то выгода какая? Благодарность деверя?
— И особняк.
— Что?
— Особняк, в котором мы живем. Он принадлежит Хамату, как и весь бизнес. Этот калым за невесту огромен для нас с Самшатом, но мелочь для Хамата. Он любимчик и везунчик и всегда, всегда получает, что хочет. Нет, Женя не пропадет с ним. И нам хорошо и ему радость. И вся семья довольна.
— А Женя? О ней ты не думала? Слушай, Сусанка, а вы не подпоили ее случайно? — заподозрила Надя. Теперь, когда ей стало ясно, что подруга далеко не подруга, а самая натуральная змея, она допускала любую, самую бредовую мысль.
Сусанна покосилась на нее и девушка поняла, что попала в точку.
— Боже мой!... Ну ты и… Сама поила? Чем если не секрет.
— Ах, Надя, не лезла бы ты в это, целее б была. Есть на свете такие вещи, что просто не укладываются в голове, не имеют объяснения в физическом плане.
— Магия, да? А не боишься, что ваши чары спадут и Женя плюнет тебе в морду?!
Женщина беззаботно рассмеялась:
— Нет, не боюсь. Потому что знаю, о чем речь, а ты – нет. И потом, Хамат очень умный мужчина и не полагается лишь на магию, хоть и абсолютно доверяет ей. Он страхуется, порабощая Женю на самых низменных, глубинных инстинктах. И что бы ни случилось, они будут превалировать над ней и гнать к нему.
— Вы страшные люди, — качнула головой Надя. — Но я уверена, и на вас найдется управа.
— Ты не в России, — усмехнулась Сусанна и пошла открывать двери: прибыл заказанный обед.
— Ты простил меня? — спросила с надеждой Женя, как только закрылась дверь в номер. Он долго смотрел на нее, не торопясь с ответом, но взгляд был горячим и возбуждал.
Девушка осторожно положила ладонь на его грудь, отодвигая ворот рубашки:
— Разреши? — прошептала и, получив милостивый кивок, прильнула губами к его коже, принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Сняла ее с плеч не двинувшегося с места парня. Принялась нежно целовать его руки, грудь, живот и все заглядывала в его глаза. Они поощряли ее и радовали этим. Она перестала сдерживаться: начала ласкать его руками, вылизывать кожу, пробуя ее на вкус.
— Разденься, — приказал хрипло Хамат. Женя не сдержала улыбки и поспешила избавиться от одежды, но как только двинулась к нему, он отлип от стены и качнул пальцем. — Не подходи.
Девушка подумала, что опять чем-то рассердила его и замерла, глядя как он подходит к кинутым на диван вещам, склоняется над пакетами. Его мышцы на обнаженном торсе в полумраке зашторенной комнаты казались вылитыми из стали, кожа шоколадной и сладкой. От парня веяло силой и она привлекала, возбуждала воображение, мешая мечту о будущем блаженстве, что он подарит, с памятью о прошедшем.
— Хамат, — неуверенно позвала девушка, напоминая о себе. Но тут послышался стук, и девушка отошла к стене, чтоб скрыть свою наготу от нескромных глаз.
Хамат подошел к двери, забрал понос с обедом и, поставив его на стол, сказал Жене:
— Закрой дверь на ключ и иди сюда.
Нужно ли было просить ее два раза? Уже через минуту Женя стояла перед Хаматом. Он усадил ее к себе на колени и достал из-под диванной подушки заветную баночку с отделкой из финифти. Девушка дрогнула, сообразив, что он искал в пакетах и что хочет сделать. Ее дыхание участилось, а сердце бешено забилось, когда ладонь Хамата легла ей на грудь и принялась нежно втирать масло в полукружие холмов. Женя, чувствуя блаженство от его ласк, гладила его, играла с волосами, перебирая локоны, пропуская их меж пальцев. Когда же его пальцы спустились ниже, напитывая маслом промежность, девушка, не сдержав стона, припала к его плечу, невольно впилась в них пальцами, задрожав от острой, долгожданной волны тепла и радости. Ей хотелось, чтоб это продолжалось бесконечно, но Хамат закрыл баночку и, отодвинув девушку, пересадил ее на диван рядом с собой. Пододвинул поднос с восточными яствами, изогнутым кувшином:
— Кушай, — разлил чай в пузатые чашки.
Женя не понимала что происходит: ее топило желание и неудовлетворение, которое никак не могло совместиться с обедом, о котором у нее и мысли не возникло. Она чувствовала сильнейший голод, но иного рода.
— Кушай, — повторил Хамат, пресекая любые возражения, вопросы. Положил ей в рот кусочек лепешки и протянул чашку с чаем.
— Хамат, я хочу совсем другое.
— Я тоже Женя, — сказал, любуясь высокой грудью девушки, идеальным изгибом бедер.
— Так в чем дело? — качнулась к нему и была мягко отстранена:
— В том, что время твердого и окончательного решения еще не пришло. Твоего решения, Женечка.
— Хамат, но я же сказала да! — воскликнула девушка, опять поддавшись к нему.
— Я не поверил. Пока, — придержал ее за руки. — Все твои слова пока лишь порывы. Посиди спокойно, покушай и думай. Взвесь все за и против. И не спеши.
Какой не спеши? — всхлипнула Женя, чувствуя опять тот острый сумбур мыслей и ощущений, что благодаря Хамату посетил ее утром. И только она пережила его, только пришла в себя и порадовалась возращению прежних отношений, размечталась, воспылала, как парень вновь отверг ее.
— Что ты хочешь? Хамат, скажи, что ты хочешь? — взмолилась, еле сдерживая слезы. — Ты же видишь, я не могу без тебя. Я хочу тебя.
— Мне нужно не плотское желание, Женя, а твоя любовь. Безоговорочная. Я не был женат, Женя, я не разменивался на пустячные связи, потому что ждал тебя. И у меня будет одна жена. Одна и навсегда. И будешь ли ею ты – решать тебе.
— Но почему сейчас, Хамат? Почему столь серьезный вопрос нужно решать сейчас здесь? Это невозможно.
— Вот об этом и речь, — со значением посмотрел на нее парень. — Вот оно твое – да.
— Ты специально сводишь меня с ума! — вскочила девушка, принялась одеваться, пряча расстроенное, растерянное лицо. — Когда любят, так не поступают!
— Куда ты собралась? — встал Хамат, в упор посмотрев на девушку.
— Вон! Куда угодно, подальше от тебя!
— Без меня ты не выйдешь из номера!
— А кто ты такой?! Любовник! Дикарь!
Хамат рывком подтянул девушку к себе и тихо, с проступающей ноткой ярости сказал:
— Значит всего лишь любовник? Дикарь из дикой страны. И как муж не подхожу? А чем я плох? — Его голос дрогнул. Губы побелели от злости, а глаза превратились в узкие щелочки, но Женя смотрела на искаженное яростью лицо Хамата и вопреки трепыхающемуся от страха сердцу, чувствовала влечение к парню, желание, острое, как никогда. — Я всего лишь экзотика для тебя. Возможность скинуть маску холодной, самостоятельной и порядочной девчонки, и пусть на пять, десять дней стать собой, горячей, живой, живущей. Познать страсть с тем, кто никогда не напомнит о своем существовании, останется позади, как забавный экспонат, кадр на флешке твоего фотоаппарата!... А я человек, очень уважаемый человек, Женя, и мужчина. Влюбленный в тебя настолько, что забыл обо всем на свете. И мне ничего не надо, я сам все отдам тебе… за любовь… всего лишь за искреннее: я люблю тебя, Хамат.
— Но это не так…
— Знаю… Но я терпелив, — его ладонь легла на ее щеку, а палец потрогал припухлые губы. — И ты будешь моей, Женя… Женой… Будешь. Холодной со всеми, пылкой – со мной. С твоим мужем. Роль любовника не для меня, как не для тебя роль любовницы.
— Через четыре дня я уеду, — напомнила и сама огорчилась: неужели так скоро?
Хамат кивнул, отводя взгляд. И вдруг впился ей в губы, сжал в объятьях до боли, словно испугался, что отъезд уже настал, и он теряет ее. Ладонь скользнула по бедру, поднимая юбку, раздвинула ноги девушки и только задела промежность, как Женя вскрикнула и забилась. Хамат отстранился и выставил на обозрение девушки влажные пальцы:
— Вот твое ‘уеду’. Ты уже огонь и горишь, как я. И никто не успокоит твой жар, только я, и никто не утолит мой – только ты. Я покажу тебе, как это плавиться от желания, умирать от него, как умирал я по тебе. Ты еще не познала эту боль, не познала глубину желания. Все что было, всего лишь мираж. Я покажу тебе ад, в котором жил эти годы. А после вернемся к разговору.
Его взгляд был безумен и страстен, он и пугал, и завораживал Женю. Ей бы бежать, но капкан захлопнулся.
Хамат подхватил ее на руки и отнес в спальню, стянул одежду.
Женя во все глаза смотрела на него, не думая сопротивляться. Она думала, что он затеял новую игру, и внимательно следила за ним, а парень разорвал простынь на широкие ленты, принес какую-то баночку, почти такую же, как та, в которой было заветное масло. Привязал девушку к кровати, разведя руки и ноги в стороны. Но и тогда она не поняла, что задумал Хамат, хоть и несколько встревожилась, видя его замкнутое, хмурое лицо.
— Что ты хочешь? — улыбнулась, глядя, как он открывает банку. В комнате появился острый терпкий аромат благовоний.
— Это масло, Женечка. Оно раза в три сильнее, чем то, что ты уже узнала. Это воспламенит тебя мгновенно, впитается в поры, обострит восприятие и подарит такое желание, что ты еще не ведала.
Парень вылил густое, красноватое масло ей на грудь и начал втирать его в кожу, тщательно растирая по всему телу, даже по губам, пальцам стоп, потом, приподнимая девушку, в спину и ягодицы.
— Что ты задумал? — задрожала Женя, чувствуя огонь, что проник вместе с масляными пальцами внутрь нее. — Хамат! — Выгнулась, моля взять ее. Сердце гулко колотилось, разгоняя вспыхнувший внутри огонь по венам, клеткам, и не было сил улежать на месте, но и повернуться тоже – путы не давали. — Хамат, пожалуйста!