— Ты помогла, да? — Покосилась Надежда на Сусанну.
— Я просто показывала фотографии, Хамат увидел на одном снимке Женю. Он в статую превратился, говорить с минуту не мог, а потом пристал: кто, где живет?
— Ну, ты и поведала добрая женщина!
— Почему нет? Хамат признался мне, что влюблен в Женю много лет. И вообще, что плохого помочь влюбленным найти друг друга?
— Сусанна, ты чудо! Я так тебе благодарна! — заблажила Женя.
— А поездку сюда тоже он организовал? — подозрительно прищурилась на Сусанну Надежда.
— Да, он очень богатый человек. Дом в Иордании, особняк на Кипре. Акции нефтяной компании. Богат, как Крез, умен как Нобель…
— Коварен, как Мефистофель! — бросила Надя, но кто б ее слушал.
— Тебе повезло, Женечка.
— Я знаю. Ой, я так счастлива девочки!
Рыжова скрипнула зубами: какая же ты сволочь, Сусанка! Ведь знала все заранее, спланировала под руководством Хамата и без зазрения совести наврала подружкам с три короба, притащила их на гильотину под видом экзотического отдыха!
Подошел Хамат, сел рядом с Женей:
— Полотенце, пожалуйста, дай.
Та не только подала, но еще и вытерла ему плечи, грудь, спину.
— О чем речь? — спросил он, поцеловав девушке руку.
— Сусанна открыла нам тайну. Твою, — улыбнулась, преданно заглядывая ему в глаза.
— У меня нет тайн от тебя.
— Как это? А наше появление здесь? — влезла Надя. — Мы только что узнали, именно вы организовали нашу поезду сюда. Правда, из-за вашей любви к Жене. Зачем же двоим билеты оплачивали?
Взгляды девушки и парня встретились и они поняли, что друзьями не будут никогда. Ясно стало и другое: Хамат не потерпит, чтоб его планы кто-то нарушал, просто и изящно раздавит помеху, без всяких сантиментов и скидок на пол и возраст.
Надя отвернулась, понимая, что не ей с ним тягаться. Пока. Здесь.
— Женя одна бы не поехала, и потом, у меня две подруги, — пожала плечами Сусанна. — И я очень рада, что вы довольны отдыхом.
— Еще как, — посмотрела на Хамата Женя, сплела его пальцы со своими.
Он поцеловал ее руку:
— Я счастлив, что мы, наконец, встретились. Предлагаю вечером сходить в ресторан, отметим прекрасно проведенный день. Посидим в тесном кругу, покурим кальян, посмотрим танец живота – будет потом о чем рассказывать дома.
Надю последнее замечание несколько успокоило: раз так говорит, значит, далеко идущих планов нет. Тешится мальчик белой игрушкой. Неприятно, но пережить можно, главное, чтоб без последствий домой вернуться, а там обычная терапия: кучу забот и дел на голову, разом и разум Жени вернется на место.
Она согласно кивнула и подняла руку:
— Я – за! Хоть на всю ночь.
Заведение было скромным снаружи и пышным внутри. Хамат снял полукруглый номер с персидскими коврами и массой подушек на полу, обитый изумительной материей. Сначала на ковре устроили достархан, потом раскурили кальян и пригласили танцовщицу. Под бодрую мелодию девушка с вуалькой на лице начала накручивать бедрами так, что затряслись все украшения на ее теле. Полы газовой, блестящей юбки трепыхали, а мелкие монетки и камешки на низком широком поясе подпрыгивали в такт.
Необычный танец и удивительно красивый, как и его исполнительница, девушка с шикарной фигуркой и обворожительной пластикой.
Женя сидела, обнимая Хамата, и ловила его взгляды, устремленные на танцовщицу. Сердце сжималось от них и ныло.
— Тебе очень нравится?
— Да, какому мужчине не понравиться подобный танец? Только мертвому, — улыбнулся ей Хамат. — А ты сможешь как она?
— Смогу, — заверила Евгения и, встав, закружилась рядом с танцовщицей, повторяя за ней движения не так искусно, но не менее грациозно. Глаза Хамата заблестели, губы изогнула улыбка – он, не отрываясь, смотрел на девушку, любуясь каждым ее движением, фигурой, что была, словно специально создана для него, четко по его вкусу, от изящных кистей рук, пышной, уютной груди до обворожительных ножек. Он смотрел на нее, как на чудо, и был горд, что оно – его. Женя же чувствовала радость и трепет от поощрительного и сладострастного взгляда Хамата.
Надя смотрела на пляску двух гурий и спускающего с них взгляда парня и чувствовала омерзение. Женя плясала перед ним, из кожи вон лезла, чтоб показать себя и так и эдак, словно дрессированная обезьянка на потеху публики.
— Хороша игрушка, правда? — не сдержалась девушка. Поддалась к нему, неприязненно глядя в глаза, спросила. — Нравится унижать?
Парень с полминуты рассматривал ее и выдал.
— Если б я хотел унизить – унизил бы. А танец живота - целое искусство, овладеть которым дано не каждому. Женя смогла. Она великолепна.
— Унизилась, чтоб покрутить бедрами перед своим падишахом. Приятное для вас зрелище.
— Надя, был бы на моем месте менее цивилизованный мужчина, вам бы отрезали язык за подобные слова, за пренебрежительный тон. Откуда столько яда, что я вам сделал?
— Мне? Жене. Вы играете ею. Каким-то образом поработили и властвуете.
— Вы многого не понимаете, Надя, и спешите с выводами. Я люблю вашу подругу и ни за что не обижу, как не дам обидеть другому. Вы не знаете, что такое унижение и власть. Если б не этот аспект, вы могли бы предъявлять мне претензии.
Женя перестала танцевать, видя, что Хамат не обращает на нее внимания и разговаривает с Надей, и подсела к нему, обняла, предостерегающе глядя на подругу. Выглядело это как ревность и заявление своих прав на мужчину. Парень, хитро улыбнувшись со значением, посмотрел на Надежду: поняла? А та хлопала ресницами, не понимая, как Женя могла допустить мысль, что она посягает на ее араба?
— Ты ненормальная, — качнула головой. — Очнись, подруга!
— Ты о чем? — млея под рукой Хамата, перебирающей ее волосы, спросила девушка. Надя закрыла рот и отвернулась, не зная, что сказать. Настроение совершенно испортилось.
— Покури кальян, расслабься, — посоветовала Сусанна, закидывая в рот виноградины. — Кстати, не каждая женщина может покурить его. Хамат немало заплатил, чтоб вы попробовали восточной экзотики.
Сыта я вашей экзотикой! — посмотрела на нее.
— Может, обойдемся? В номер пора.
— Куда спешить?
— Завтра рано вставать.
— Встанем. В машине выспимся.
— А ты как, Женечка? — спросил у любимой Хамат.
— Как скажешь.
— Тогда покури кальян и в гостиницу, — протянул ей трубку.
— В гостиницу, — повторила как эхо, не спуская с него глаз, блестящих от предвкушения длинной, томной, как атмосфера в кальянной, ночи. И взяла трубку, спеша, неумело затянулась.
Сусанна довольно улыбнулась.
Надя чуть не заплакала: ее подруга была похожа на кого угодно, только не на Евгению Борисову.
Женя, совершенно одурманенная кальяном и умелыми ласками Хамата, не понимала, где, кто, зачем. Не видела ночи, не слышала шума работающего мотора, не понимала, что находится в машине.
— Хамат, Хамат… — шептали губы, призывая продолжать ласки, не останавливаться.
— Я здесь моя пэри, моя любовь… Не спеши, удовольствие нужно растягивать.
— Я хочу тебя…
— Рано… Я научу тебя длить удовольствие, любить любовь, — его пальцы пробежали по ее лицу, задержались на губах, чтоб они привыкли к их вкусу. — Ты горячая… Я разбудил твое тело, но этого мало.
— Хамат!...
— Я приготовил тебе сюрприз.
— Какой?
— Узнаешь в номере, — прошептал в ушко, легонько ущипнув его, прижавшись к ее груди, лаская кожу под кофточкой. — Любовь – искусство. Есть масса тонкостей и с одной из них я познакомлю тебя. После ты сможешь противиться мне, но не сможешь себе, желанию, что будет переполнять тебя, памяти тела, инстинкту.
Они поднялись в номер, но Женя даже не заметила, как это случилось, не видела подруг, не обратила внимания на укоризненный и расстроенный взгляд Нади. Она видели лишь лицо Хамата, его ласковые глаза, теплые, нежные губы.
Он завел ее в номер и, раздев, уложил на постель. Достал инкрустированную баночку с душистым маслом.
— Что это?
— Сейчас узнаешь, — улыбнулся лукаво и начал медленно втирать его в кожу Жени, пробегая от щек, шеи до стоп, кончиков пальцев. — Слушай себя, просто слушай себя, — прошептал, перевернув ее, втер масло в ягодицы. — А теперь закрой глаза, полежи, — отстранился, убрал баночку.
Женя послушно закрыла глаза и поплыла. От острого, душистого запаха масла голова закружилась, в груди стало тесно и жарко. Кожа, сначала чувствующая лишь прохладу, начала гореть. Ей показалось, что разожгли огонь в каждой клеточке ее тела и пламя пошло в глубь, охватило все ее существо, запульсировало внизу живота.
Хамат только прикоснулся к ней, легонько пробежав пальцами от шеи до бедер, как Женя, задрожав, вскрикнула, получив первый всплеск наслаждения. Ее кожа превратилась в источник блаженства. Чего бы ни касались руки Хамата, девушку мгновенно топила волна сладкого, острого удовольствия.
Эта ночь превратилась в счастье и муку. Женя, обезумев от страсти, целовала парня, впитывала губами вкус его кожи и ластилась, гнулась под его руками, стонала от радости, молила о продолжении, кричала, заполненная Хаматом.
И не заметила, как заснула, подмятая под него, упоенная ласками, утомленная сладкой, непрекращающейся дрожью внутри.
Глава 8
В номер постучали.
— Кто это? — приподнялась Женя, сонно щурясь.
— Я узнаю. Спи еще, — поцеловал ее Хамат в щеку. Встал и, одев брюки, приоткрыл дверь. На пороге стояла Надя:
— Мы куда-нибудь едем или нет? — спросила вместо приветствия.
— Едем, — кивнул сухо, оглядев девушку. — Но сначала мы позавтракаем.
И захлопнул дверь.
— Кто там? — опять спросила Женя, сев на постели, сонная, взъерошенная и такая милая, что Хамат не удержал ласковой улыбки:
— Ты само очарование, пэри.
— Почему пэри?
— Волшебница, самая прекрасная женщина на свете. В детстве я любил слушать сказки про пэри, в которых влюбляются смелые мужчины с первого взгляда, и верил, что такое возможно в жизни. Не ошибся, — сказал, беря трубку, набирал номер обслуживания. — Завтрак в номер… Да.
Положил ее на столик и подошел к Жене, поцеловал в плечо:
— Нужно вставать. Твоя подруга вне себя от нетерпения.
— Хорошо, я пока в душ.
— Позавтракаем…
— И в путь, — улыбнулась, потягиваясь, положила руки на плечи Хамата. — Я тебя обожаю.
— Правда? — прижал ее к себе. — Выйдешь за меня?
— Ты шутишь, — рассмеялась.
— Нет, — взгляд парня стал серьезным, пристальным. Девушка замерла: ей хотелось сказать да, но что-то мешало, губы не слушались, не давали сорваться опрометчивому согласию.
— Ладно, — отодвинулся Хамат, помрачнел. — Иди в душ…
— Хамат, я…
— Иди в душ и подумай, — тон был холоден и ранил. Женя, расстроившись, поспешила скрыться в ванной комнате, надеясь, что за время ее отсутствия парень смягчится.
Завтракали молча. Хамат не смотрел на Женю, держался холодно и отстраненно, не разговаривал. Девушка чуть не плакала, совершенно расстроившись.
— Хамат, — умоляюще посмотрела на него, погладила по руке. Он ласково, но твердо убрал ее. — Ну, прости, ну, пожалуйста. Хамат!
Парень продолжал молчать и делать вид, что Жени нет в природе.
— Хамат, ну пойми ты, заключение брака очень серьезный поступок, нельзя решать это скоропалительно, на ходу. Мы мало знаем другу друга. Ты…Ты прекрасен, ты удивителен, я без ума от тебя и сделаю все, чтобы ты только не обижался. Но выйти за тебя я не могу. Может оказаться, что мы совершенно не подходим друг другу. Сейчас нами правит страсть, но она пройдет и что останется?
— Значит, ты думаешь, что я легкомысленный юнец?
— Нет…
— Способен принимать неразумные решения?
— Нет…
— Ты не уверена в моей любви, я не достаточно ясно показал свое отношение к тебе?
— Нет, Хамат…
— Тебе неприятны мои ласки, я?
— Что ты, я …
— Тогда не уверена в себе?
Женя вздохнула:
— Нет, мне никогда не забыть тебя, но жизнь переменчива.
— Как твое отношение ко мне?
— Хамат, я обожаю тебя…
— Докажи.
— Как? — пожала плечами.
— Я дам тебе время подумать, проверить себя и понять, насколько я тебе нужен. Но ты должна сделать для меня кое-что.
— Что, говори.
Хамат встал, порылся в сумке Жени и достал купленную еще в Алеппо длинную шелковую юбку:
— Иди сюда.
Женя послушно подошла, не понимая, что он хочет, но предчувствуя что-то запретное и приятное.
— Сними юбку и трусики. Сегодня ты будешь без них.
Девушка дрогнула, почувствовав знакомы и жар желания. Сняла белье, как он просил, под пристальным взглядом. Хамат обнял ее и, открыв заветную баночку, почерпнул масла, втер его в промежность девушки, глядя ей в глаза:
— Чтоб помнила обо мне.
Отстранился, добившись сладкого вскрика Жени, и подал ей юбку. Лично уложил ее вещи и вывел из номера, не обняв, как всегда, а всего лишь взяв за руку. Ее попытка прижаться к нему ни к чему не привела. Парень явно решил держать ее на расстоянии.
— Хамат, не злись, пожалуйста, — взмолилась Женя, понятия не имея, как она проживет и минуту без его близости, ощущения нужности, что дарили его сильные руки.
— Не злюсь. Я даю тебе возможность подумать, насколько дорог тебе, сможешь ли ты без меня.
— Не смогу. Я уже не могу, — прошептала, с мольбой заглядывая ему в глаза, желая прижаться к его телу и не смея. Его холодность отпугивала, недовольный взгляд страшил немилостью, что сейчас, когда в промежности ныло и горело от желания, была подобна смерти.
— Хамат! — всхлипнула Женя.
— Ты хотела проверить себя? Я дал тебе возможность. Это твое желание, а не мое, ты неуверенна, а не я.
Он вывел ее за руку из лифта и потянул на стоянку. Женя чувствовала себя сейчас самой несчастной, настолько, что вся масса жизненных неприятностей, с которыми ей доводилось встречаться, меркли перед этим горем. По ее щеке скатилась слеза.
— Хамат!
Парень без слов открыл перед ней дверцу и подтолкнул в салон, где уже сидели подруги.
— Жень, ты чего? — растерялась Надя, увидев расстроенную до слез девушку.
— Поссорились? — удивилась Сусанна.
Хамат сел на переднее сиденье и покосился на подруг. Женя испугалась, что он сейчас скажет: расстались. Но он промолчал, лишь кивнул водителю: поехали.
За всю дорогу Хамат не сказал ей и слова, не посмотрел. Женя сидела ни жива, ни мертва от горя и все поглядывала на него, мысленно моля его сменить гнев на милость, мечтая о взгляде, тепле его губ. Красоты края за окнами ее не интересовали – перед ней была красота профиля Хамата. Разговоры подруг не занимали, и хоть она старалась отвлечься, вникнуть в их суть, мало что понимала. В голове мутилось от тоски и страха, что Хамат не простит ее и больше никогда не обнимет, не подарит блаженство своих ласк. И останется лишь память о тех ночах, о сладкой истоме и сильном мужчине, что властвовал над ней.
В промежности не было покоя. Женя ерзала, пытаясь найти себе место и избавиться от желания, но оно лишь нарастало и разливалось от резкого движения, встряски. Машины шли по грунтовой дороге, пассажиров нещадно болтало, на горе девушки.
Душевный дискомфорт, сплетясь с невыносимым физическим влечением, превратил дорогу в пытку, и сладкую и больную.
— Женя, что с тобой? — шепотом спросила ее Надя, видя ее бледность, испарину выступившую на лбу, затравленный взгляд с лихорадочным блеском и судорогу, что пробегала по лицу подруги.
— Ничего, — буркнула глухо, не сводя взгляда с затылка Хамата.
В пригороде Дамаска Сусанна решила сделать пару снимков и предложила девушкам прогуляться.
— Женя, ты идешь? — спросила Надя.