«Да-да, покончи со всеми их противоречиями, ловушками, обманами и безграничными возможностями использовать тебя. Победи их. Действуй немедленно».
— Действовать немедленно? — прошептал я.
Эти слова отделились от темы гнева, которая прокручивалась у меня в голове. Почему я вдруг подумал: «Действуй немедленно»?
— Это не ты подумал, — сказал незнакомец. — Неужели ты не видишь, что он изо всех сил пытается превзойти нас обоих? Оставь шприц в покое.
Он казался юным, взволнованным и невыразимо обаятельным, когда смотрел на меня, хотя в нем вовсе не было ничего юношеского. Солнечный свет красиво обтекал его, и все рядом с ним само собой становилось притягательным. Только сейчас я отметил, словно в бреду, что он одет в простой серый костюм с очень красивым голубым шелковым галстуком.
Ничего примечательного в этом не было, но его руки и лицо были примечательны. Выражение лица доброжелательное и прощающее.
Прощающее.
С чего бы кому-то, кто бы он ни был, смотреть на меня так? У меня было ощущение, что он меня знает, и даже лучше, чем я знаю сам себя. Казалось, он знает обо мне все, и внезапно меня пронзила мысль: он уже трижды назвал меня по имени.
Наверняка дело в том, что его прислал Хороший Парень. Наверняка дело в том, что меня вычеркнули из списка. Это моя последняя работа для Хорошего Парня, и передо мной стоит лучший убийца, который покончит с прежним, не в меру скрытным наемником.
«Так одурачь их и сделай это прямо сейчас».
— Я знаю тебя, — подтвердил незнакомец. — Я знаю тебя всю твою жизнь. И я не от Хорошего Парня. — При этих словах он негромко рассмеялся. — Не от того Хорошего Парня, к которому ты питаешь такое почтение, Счастливчик. Я от другого, и он, по-моему, действительно Хороший Парень.
— Чего ты хочешь?
— Чтобы ты ушел отсюда вместе со мной. Чтобы ты не слушал голос, досаждающий тебе. Ты достаточно долго слушал его.
Я прикинул в уме. Чем все это можно объяснить — потрясением от пребывания в моем любимом номере «Миссион-инн»? Нет, этого недостаточно. Наверное, причина в яде; наверное, несмотря на двойные перчатки, я сделал все недостаточно аккуратно и впитал какую-то дозу, пока готовил отраву.
— Ты для этого слишком умен, — возразил незнакомец.
«Значит, ты поддашься безумию? Ведь у тебя есть способ отвернуться от всех них».
Я огляделся по сторонам. Посмотрел на кровать под балдахином, на знакомые темно-коричневые портьеры. Посмотрел на огромный камин, спиной к которому стоял незнакомец. Окинул взором привычную мебель и предметы в комнате, которую так хорошо знал. Могло ли безумие проявиться так внезапно? Могло ли оно вызвать столь странную галлюцинацию? Безусловно, здесь никого нет, я ни с кем не разговариваю, а теплое благожелательное выражение лица незнакомца является порождением моего собственного поврежденного разума.
Он снова тихонько рассмеялся. Однако второй голос продолжал: «Не оставляй ему шанса отнять у тебя шприц. Если не хочешь умереть прямо здесь, черт с тобой, уходи отсюда. Найди в гостинице какой-нибудь другой укромный уголок, ты же знаешь их все, и там покончи с собой раз и навсегда».
На одну пронзительную секунду я поверил, что силуэт незнакомца исчезнет, если я подойду к нему. Я подошел Он остался таким же плотным и осязаемым, как прежде. Он отступил от меня на шаг назад и жестом предложил мне выйти первым.
И внезапно я оказался на веранде, в солнечном свете. Все краски вокруг были чудесно живыми и радостными, и я не чувствовал никакой необходимости предпринимать что-либо, никакого назойливого тиканья часов.
Я услышал, как он закрыл дверь номера. Затем я поднял голову, и он уже стоял рядом со мной.
— Не надо со мной разговаривать, — сердито произнес я. — Не знаю, кто ты такой, чего тебе надо и откуда ты взялся.
— Ты сам меня позвал, — ответил он спокойным и приятным голосом. — Ты звал меня и раньше, но никогда с таким отчаянием, как в этот раз.
И снова меня окутало исходящее от него ощущение любви, безграничного знания и абсолютного приятия того, кто я есть.
— Звал тебя?
— Ты молился, Счастливчик. Ты молился своему ангелу-хранителю, и твой ангел-хранитель донес молитву до меня.
Не было ни малейшей вероятности, что я приму это утверждение. Но меня оно потрясло — ведь Хороший Парень не мог знать о моих молитвах. Нет, он никак не мог знать о том, что творилось у меня в голове.
— А я знаю, что творится у тебя в голове, — заявил незнакомец.
Его лицо по-прежнему отражало живой интерес и доверие. Именно доверие, как будто бы ему не было нужды бояться меня, или моего оружия, или отчаянного поступка, на который я мог решиться.
— Неправда, — сказал он мягко, придвигаясь ко мне ближе. — Я очень не хочу, чтобы ты совершал отчаянные поступки.
«Неужели ты не узнаешь дьявола, когда встретишь его? Неужели ты не знаешь, что он Отец Лжи? Возможно, у людей вроде тебя имеются свои дьяволы. Неужели ты никогда не думал об этом, Счастливчик?»
Рука снова опустилась в карман в поисках шприца, но я сейчас же выдернул ее обратно.
— Свои дьяволы? Очень может быть, — сказал незнакомец. — И свои ангелы тоже. Тебе это известно по твоим прежним занятиям. У людей есть собственные ангелы, и я твой ангел, Счастливчик. Я пришел, чтобы предложить тебе выход отсюда, и ты не должен, совершенно точно, не должен тянуться к этому шприцу.
Я хотел заговорить, но отчаяние охватило меня полностью, как будто кто-то завернул меня в саван, хоть я никогда не видел савана. Образ пришел ко мне сам собой.
«Значит, вот так ты хочешь умереть? Сойти с ума в камере, где тебя будут истязать, выжимая из тебя сведения? Спасайся. Уходи. Иди туда, где сможешь сунуть дуло пистолета под челюсть и спустить курок. Ты знал, когда шел сюда, в этот номер, что тебе предстоит такой исход. Ты всегда хотел стать своим собственным убийцей. Именно для этого ты принес запасной шприц».
Незнакомец засмеялся, словно не смог удержаться.
— Он совершенно слетел с тормозов, — заметил он негромко. — Не слушай. Он не стал бы так громко кричать, если бы меня не было рядом.
— Я не хочу, чтобы ты разговаривал со мной! — запинаясь, пробормотал я.
Нам навстречу по веранде шла юная пара. Интересно, что они видят? Они не обратили на нас внимания, их взгляды скользили по кирпичной кладке и тяжелым дверям. Наверное, восхищались цветами.
— Лавандовые герани, — произнес незнакомец, рассматривая цветы в вазонах, окружавшие нас. — К тому же им хочется посидеть за этим столом, так почему бы нам не уйти отсюда?
— Я уже ухожу, — сказал я сердито, — но не потому, что ты мне приказал. Я не знаю, кто ты. И вот что я скажу. Если тебя послал Хороший Парень, приготовься к схватке, потому что я прикончу тебя, прежде чем уйти.
Я повернул направо и зашагал вниз по винтовой лестнице, огибавшей огромную ротонду. Я шел быстро, намеренно и решительно заглушая голос, звучавший у меня в голове, пока переходил с одной площадки на другую. Когда я спустился на каменные плиты внизу, незнакомец встретил меня там.
— Ангел Господень, мой ангел-хранитель, — прошептал он.
Он стоял, привалившись к стенке и сложив руки на груди — воплощенное хладнокровие, но сейчас же распрямился и пошел рядом со мной, потому что я шагал вперед так поспешно, как только мог.
— Будь со мной честен, — проговорил я себе под нос. — Кто ты такой?
— Сомневаюсь, что ты готов мне поверить, — ответил он так же мягко и доверительно, как раньше. — Я бы предпочел сразу направиться в Лос-Анджелес, но если ты настаиваешь…
Я чувствовал, как меня прошибает пот. Я выдернул изо рта пластинку и стянул резиновые перчатки. Рассовал все по карманам.
— Осторожнее. Сорвешь со шприца колпачок, и я тебя потеряю, — сказал он, придвигаясь ближе.
Он шагал так же быстро, как и я, и мы приближались к парадной дорожке гостиницы.
«Ты знаешь, что такое безумие. Ты его видел. Не обращай на него внимания. Поддашься ему, и тебе конец. Садись в машину и уезжай отсюда. Найди какое-нибудь место у обочины. Ты знаешь, что делать потом».
Отчаяние почти ослепляло меня. Я замер на половине шага. Мы были под аркой кампанарио. Более удобного места и быть не может. Над колоколами вился плющ, потоки людей огибали нас слева и справа. Я слышал смех и болтовню, доносившиеся из расположенного рядом мексиканского ресторана. Я слышал щебет птиц на деревьях.
Он стоял близко ко мне, пристально вглядываясь в меня. Он смотрел так, как мне хотелось бы, чтобы смотрел на меня брат. Но у меня не было брата, потому что мой младший брат умер много-много лет назад. «Моя вина. Мои самые первые убийства».
Я задохнулся. Воздух просто взял и вышел из моих легких. Я смотрел ему прямо в глаза и снова видел в них любовь, чистую незапятнанную любовь и понимание. Потом очень мягко, осторожно он тронул меня за левую руку.
— Хорошо, — шепотом проговорил я. Меня трясло. — Ты пришел меня убить, потому что он тебя послал. Он думает, что я свихнулся, и он захотел меня убрать.
— Нет, нет и еще раз нет.
— Или я уже умер? Я отравился тем ядом и сам не заметил? Так все случилось?
— Нет, нет и еще раз нет. Ты безусловно жив, именно поэтому ты мне и нужен. Кстати, грузовик стоит в пятидесяти футах отсюда. Ты же попросил оставить его у входа. Вытащи из кармана квитанцию. Доделай все до конца.
— Ты помогаешь мне завершить убийство, — сказал я, разозлившись. — Утверждаешь, будто ты ангел, но помогаешь убийце.
— Тот человек уже умер, Счастливчик. С ним его собственные ангелы. Я больше ничего не могу для него сделать. Я пришел ради тебя.
Он был невыразимо красив, когда произносил эти слова. Я снова услышал полное любви обещание, словно он мог каким-то способом исправить все в неправильном мире.
Гнев.
Я не собирался совершать глупости. И не думал, что Хороший Парень сумел бы отыскать где-то подобного убийцу, даже если бы искал сотню лет.
Я двинулся вперед на подгибающихся ногах и протянул квитанцию служителю, положив поверх нее двадцатидолларовую бумажку, после чего забрался в ожидавший меня фургон.
Разумеется, он тоже забрался и сел рядом со мной. Он как будто не замечал ни пыли, ни грязи, ни торфяного мха, ни скомканных газет и прочего — я набросал их в фургон, чтобы машина походила на настоящий рабочий грузовик.
Я отъехал, резко развернулся и направился к шоссе.
— Я знаю, что это, — проговорил я, перекрывая гул теплого ветра, задувавшего в открытые окна.
— И что же?
— Я тебя выдумал. Вообразил. А это разновидность безумия. Остается сделать одно: направить фургон на скорости прямо в стену. Никто не пострадает, кроме меня и тебя, иллюзии, которую я создал, потому что дошел до ручки. Скорей всего, на меня повлияла та комната в гостинице. Наверняка.
Он лишь негромко засмеялся и уставился на дорогу. Спустя секунду произнес:
— Ты едешь со скоростью сто десять миль в час. Тебя остановят.
— Так ты подтверждаешь, что ты ангел, или нет? — спросил я.
— Я действительно ангел, — ответил он, по-прежнему глядя вперед. — Сбавь скорость.
— Знаешь, я недавно читал книгу об ангелах, — сказал я. — Знаешь, мне нравятся такие книжки.
— Да, у тебя целая библиотека о том, во что ты не веришь и больше не считаешь священным. А ты был хорошим учеником иезуитов, когда ходил в школу.
И снова я задохнулся.
— Нет, ты просто убийца, швыряющий мне в лицо эти факты, — сказал я. — Вот ты кто.
— Я никогда не был убийцей и не буду, — возразил он спокойно.
— Но после того, что случилось, ты мой соучастник!
Он снова тихо засмеялся.
— Если бы я намеревался предотвратить убийство, я бы это сделал, — сказал он. — Ты ведь помнишь из книг, что ангелы, по сути, вестники, в этом состоит их, так сказать, основная функция. Это нисколько тебя не удивляет. Удивляет, видимо, то, что я послан в качестве вестника лично к тебе.
Затор из машин впереди вынудил нас сбросить скорость, а затем и вовсе остановиться. Я внимательно посмотрел на него.
Меня охватило спокойствие, и я осознал, что насквозь пропотел под уродливой зеленой рубашкой, что колени у меня до сих пор трясутся, а в ступне на педали тормоза что-то пульсирует.
— Расскажу тебе, что я узнал из книжек об ангелах, — сказал я. — Три четверти своего времени они принимают участие в дорожных авариях. Что же делало ваше племя до изобретения автомобилей? Я, честное слово, даже отложил книжку, размышляя над этим вопросом.
Он засмеялся.
Позади нас раздался автомобильный гудок. Поток машин двинулся, тронулись и мы.
— Закономерный вопрос, — ответил он, — в особенности после прочтения той книги. Не имеет значения, что мы делали в прошлом. Важно то, что мы можем сделать с тобой вместе сейчас.
— А имени у тебя нет?
Мы снова разогнались, но я ехал не быстрее, чем остальные машины в крайнем левом ряду.
— Можешь называть меня Малхия, — произнес он добродушно, — но уверяю тебя, ни один серафим небесный никогда не назовет тебе своего настоящего имени.
— Серафим? Ты хочешь сказать, что ты серафим?
— Ты нужен мне для особенного дела, и я предоставляю тебе возможность применить все свои способности, чтобы помочь мне и тем людям, которые прямо сейчас молят о нашем вмешательстве.
Я был сбит с толку. Я чувствовал потрясение. Ощущение все больше походило на дуновение холодного бриза по мере того, как мы приближались к Лос-Анджелесу и к побережью.
«Ты сам его выдумал. Врежься в набережную. Не валяй дурака из-за того, что зародилось в твоем больном мозгу».
— Ты меня не выдумал, — сказал он. — Неужели ты не понимаешь, что происходит?
Отчаяние грозило затопить все мои слова.
«Это надувательство. Ты убил человека. Ты заслуживаешь смерти и забвения, которые тебя ожидают».
— Забвение? — пробормотал мой спутник. Он говорил, заглушая шум ветра. — Думаешь, тебя ждет забвение? Думаешь, ты никогда больше не увидишь Эмили и Джейкоба?
«Эмили и Джейкоб!»
— Не говори о них! — отрезал я. — Как ты смеешь упоминать их при мне! Не знаю, кто ты такой, что ты такое, но не смей упоминать их. Если ты плод моего воображения, подчиняйся!
На сей раз его смех звучал простодушно и радостно.
— И как только я не сообразил, что с тобой будет именно так? — воскликнул он.
Он протянул руку и коснулся мягкой ладонью моего плеча. Он погрустнел, стал печальным и еще глубже погрузился в размышления.
Я смотрел на дорогу.
— Ничего не понимаю, — признался я.
Мы въезжали в центр Лос-Анджелеса. Еще несколько минут, и свернем на дорогу, ведущую в гараж, где можно оставить фургон.
— Не понимаешь, — повторил он задумчиво, оглядывая окрестности: низкие набережные, увитые плющом, и возносящиеся к небу стеклянные башни. — В этом-то все и дело, мой дорогой Счастливчик. Если ты поверишь в меня, разве тебе надо будет понимать?
— Как ты узнал про моих брата и сестру? — спросил я. — Откуда тебе известны их имена? Ты наводил справки, и я хочу знать, каким способом.
— Все, что угодно, кроме самого очевидного объяснения? Я именно тот, кто есть, и это все объясняет. — Он вздохнул. Этот вздох я слышал в люксе «Амистад», прямо у себя над ухом. Когда он заговорил снова, голос его звучал ласково. — Я знаю все о твоей жизни с того времени, когда ты находился в утробе матери.
Это выходило за пределы моих ожиданий, и вдруг мне стало совершенно ясно, поразительно ясно, что это выходит и за пределы моего воображения.
— Ты действительно здесь?
— Я здесь, чтобы сказать тебе: для тебя все может перемениться. Я здесь, чтобы сообщить: ты можешь не быть Лисом-Счастливчиком. Я здесь, чтобы отвести тебя туда, где ты сможешь начать жизнь заново и стать тем, кем ты мог бы стать… если бы в твоей жизни не произошли некоторые события. Я здесь, чтобы сказать тебе… — Он замолчал.
Мы доехали до гаража. Открыв пультом ворота, я благополучно и без хлопот загнал фургон внутрь.
— Что, скажи мне, что? — попросил я.
Мы смотрели друг другу в глаза. Казалось, он облачен в мантию спокойствия, неуязвимую для моего страха.