Варлав не закончил фразу, дернулся и затих. Его распухшее от яда тело так и осталось лежать на помосте подле жертвенного камня. Жрец-ренегат завершил свой путь на этой грешной земле. Это был очень извилистый путь. Один из самых извилистых в истории человечества. Человек родился в веке двадцатом, чтобы умереть у ворот храма, сгинувшего в страшной катастрофе десятки тысяч лет тому назад.
Сир Кэй не на шутку перетрусил, увидев в шаге от себя мой грозный лик. Дабы он не слишком расслаблялся и не терял почтения к обратившейся к нему с вопросами знатной персоне, я без лишних церемоний встряхнул его за шиворот:
– Будете запираться, любезнейший?
Сенешаль молчал, но вовсе не от избытка храбрости, а просто потому, что от пережитого ужаса вошел в ступор, и потребовались немалые усилия со стороны Марка и Вацлава Карловича, вылившиеся в основном в тычки, пинки и похлопывания, чтобы захваченный нами «язык» наконец заговорил.
– Я все скажу, ваше величество.
– Высочество, с твоего позволения. Где мог скрыться Дракула?
– Я думаю, он уже покинул Гиперборею.
– Мне повторить вопрос?
– Ему нужен замок Перрон.
– Зачем?
– Не могу знать, ваше высочество, но именно там находится дверь, ведущая к горе Меру.
– Откуда ты знаешь?
– Так сказал Дьявол.
– Ты его видел?
– Видел. Сквозь стеклянный саркофаг. Ваш приятель Шварц не даст соврать. Мы вместе там были.
– Это правда, Генрих Иоганнович? – обернулся я к стоящему поодаль вампиру.
– Не могу знать, ваше высочество, был в беспамятстве, – заюлил эмиссар Мерлина, но, получив тычок в бок от разъяренного Крафта, быстро обрел память. – Видел стеклянный, во всяком случае прозрачный, мавзолей, в котором бесновалось светящееся существо. Увы, ни волшебный жезл, ни произнесенное мной заклятие не смогли освободить Люцифера из плена. Прошу учесть, что произносил я это заклятие под угрозой лишения живота.
– Суд учтет, – мрачно буркнул Ираклий Морава.
– А где младенец? – спохватился я.
– Спасенный Владимир передан с рук на руки его матери Людмиле, – четко доложил служивый менестрель де Перрон. – Царь Цемир увел женщин в свой дом.
Перед нами стояла нелегкая задача вернуться если не в свой мир, я имею в виду Российскую Федерацию, то хотя бы в Апландию, где Дракула готовил какую-то каверзу. Я, честно говоря, беспокоился как за своих близнецов, так и за сына Марка де Меласса. Как бы этот сукин сын не вздумал использовать наших отпрысков в своих целях. Прихватив сенешаля Кэя, мы направились к роскошному дворцу царя Цемира. Улицы города Мерувиля уже успели опустеть. Отчасти этому поспособствовала городская стража, быстренько переметнувшаяся на сторону нового верховного жреца. Но и много переживший за эту ночь простой люд не горел желанием оставаться на ночь в столь жутком месте из опасений нарваться на новую неприятность. Полной уверенности, что старый Носитель Света смирился со своей участью изгоя, не было ни у простолюдинов, ни у знати, а потому никто не спешил праздновать освобождение от тирании Люцифера. В городе царила тишина, которая, как известно, обязательно бывает перед бурей. Впрочем, эта буря над Гипербореей уже пронеслась много тысячелетий тому назад, но об этом в священном городе Мерувиле знала только горстка заговорщиков, собравшаяся во дворце царя Саматрии.
Младенец спал на руках у матери, забыв, видимо, обо всем, что ему довелось увидеть у жертвенного камня, и даже не подозревая, что сегодняшний день мог стать последним в его жизни. Впрочем, имея таких родителей, трудно рассчитывать на безоблачное детство. Людмила бросила на меня недовольный взгляд, но этим и ограничилась. Похоже, за сегодняшний день я подрос в ее глазах, но все же не настолько, чтобы простить мне прежние обиды. Я посетовал на себя за то, что не успел спросить у Варлава, почему Дракуле так важно было убить именно этого младенца.
– Как вы не понимаете, Чарнота, – сердито зашипел на меня Крафт, – ведь именно этому младенцу предстоит воспитать идеального короля на все времена.
– Но это же легенда, Вацлав Карлович, – укоризненно покачал я головой.
– Без этой легенды, Вадим Всеволодович, рухнет вся европейская цивилизация. Волшебник Мерлин – связующее звено между властью, пришедшей от языческих богов, и властью, освященной христианством. В этом мальчике воплощена идея добра и созидания, именно поэтому он так мешает Люциферу.
Я не стал спорить с Крафтом. В конце концов, с Мерлином и королем Артуром связан целый цикл легенд, которым еще предстоит родиться. А если эти легенды так и не всплывут из небытия, то это будет большой потерей как для средневековой, так и для нынешней литературы. Я уже собрался обратиться к сидящей за столом Наташке с важным для всех нас вопросом, но меня опередил Ираклий Морава:
– Дозволено ли будет мне спросить у вас, прекрасная леди Гиневра, о двери, ведущей из этого мира в мою родную Российскую Федерацию?
– Спросить ты, конечно, можешь, Шекспир, – вздохнула Наташка, – вот только ответа я, к сожалению, не знаю.
– А почему это вы назвали меня Шекспиром? – обиделся драматург. – Я, между прочим, от рождения зовусь Иваном Сидоровым. А псевдоним у меня – Ираклий Морава. По-моему, запомнить нетрудно.
– А почему это вы меня назвали леди Гиневра? – передразнила его жрица. – Я от рождения зовусь Натальей. А псевдоним у меня – Светлана. По-моему, запомнить еще легче.
– Не спорь с Горгоной Медузой, Ванька, – шепнул рассерженному деятелю искусства Марк де Меласс, известный также под фамилией Ключевский.
– А как ты попала в Гиперборею? – вмешался я в разговор, чтобы прекратить бесполезные споры.
– Так же, как и вы, – пожала плечами Наташка. – Я воспользовалась магической силой Морганы и ее знаниями об этом мире с целью разрушить планы Дракулы. Им нужен был менестрель, именно его они хотели перебросить в крепость Туле.
– Зачем?
– Все дело в древнем заклятии, о котором знал его дедушка Бернар де Перрон.
– Но я никаких заклятий не знаю! – вскричал несчастный сир Шарль.
– Их хранит твоя генетическая память. В определенных обстоятельствах оно может всплыть на поверхность из темных глубин твоего естества. А произнесенное вслух, оно способно разрушить магический многоугольник, в который заключен Люцифер.
– Ты в этом уверена? – уточнил я.
– Во всяком случае, у меня есть все основания предполагать именно это.
– Меня волнует судьба детей.
– Можешь не волноваться, – бросила Наташка. – Мы позаботились о том, чтобы с ними ничего не случилось.
– А кто это – мы?
– Мы – это дочери морского царя Форкия и титаниды Кето. Не задавай глупых вопросов, Вадимир.
Не знаю, может, кому-то мои вопросы и кажутся глупыми, но можно же понять человека, который считал свою драгоценную супругу белой лебедушкой, а потом вдруг в один далеко не прекрасный момент узнал, что она Горгона Медуза. Мне оставалось утешать себя лишь тем, что подобные, с позволения сказать, метаморфозы случаются в семейной жизни гораздо чаще, чем принято думать.
– Сам виноват, – равнодушно отозвалась Наташка. – Надо было жениться на Царевне-лягушке.
– А что, есть и такие? – потрясенно спросил Ираклий Морава.
– Есть, – подтвердила мудрая львица, чем повергла присутствующих в зале мужчин в шок и трепет.
Лягушка в качестве супруги – это, конечно, серьезное испытание для мужского организма. И мне пришлось признать Наташкину правоту – для всякого уважающего себя монстра приличнее вступить в брачный союз или сексуальную связь с более масштабной личностью, чем лягушка, пусть даже волосы на голове этой личности время от времени превращаются в клубок змей.
– Кругом сплошные оборотни, – завел привычную пластинку Ираклий Морава. – Скажите, как жить простому человеку?
– Ты на себя посмотри, простой человек, – не замедлил с ответом Марк. – Ты ведь у нас главный оборотень. Называешь себя Ираклием Моравой, будучи по паспорту Иваном Сидоровым.
Удар доблестного рыцаря пришелся, что называется, не в бровь, а прямо в глаз. Уличенный актером драматург прямо так и застыл с открытым ртом. Все-таки обвинение было серьезным, а крыть его Ираклию Сидорову оказалось нечем.
– Видимо; страсть к оборотничеству у человека в крови, – философски подытожил дискуссию Вацлав Карлович. – И все наши потуги явить миру идеальную личность, лишенную недостатков, свойственных животным, оборачиваются конфузом.
Это неутешительное для человечества резюме мы запили изрядным количеством превосходного гиперборейского вина. Тем более что животные, как известно, спиртного не употребляют.
– Не употребляют, когда не наливают, – не согласился со мной драматург. – У одного моего знакомого жил шимпанзе, так он, представьте себе, спился.
– Кто спился – шимпанзе или знакомый? – не понял Ключевский.
– Вообще-то спились они оба, – уточнил Морава. – И в одной клинике лечились.
– Ты посмотри, что делается, – вздохнул сир Марк де Меласс. – Не хочет мать-природа отпускать нас в свободный полет.
– И не надо, – махнул рукой Ираклий. – У меня от полетов голова кружится.
– Пить надо меньше, – хмыкнул актер.
Шутки шутками, но надо было что-то делать. Сидеть и ждать, когда Атлантида с Гипербореей погрузятся на дно океана, мне не улыбалось. То есть они, естественно, давно уже на океанском дне, но тогда тем более обидно, согласитесь, утонуть через много тысячелетий после потопа буквально на ровном месте.
– А вы обратитесь за советом к своему дедушке Чернобогу, Вадим Всеволодович, – посоветовал мне Крафт.
Вацлаву Карловичу легко рассуждать, а каково заслуженному атеисту Российской Федерации разговаривать с богами. К тому же, если судить по факту, у меня был совсем другой дедушка. Чего доброго, языческий бог обвинит меня в самозванстве и осудит на продолжительные каторжные работы в Тартаре. Ведь этот Велес, если верить Вацлаву Карловичу, курировал в свое время не только земледельческую, но и подземную отрасль. Так сказать, специалист широкого профиля. Словом, я мог бы привести собравшимся за пиршественным столом гулякам еще массу доводов против моей встречи с Чернобогом, но вряд ли они произвели бы на них серьезное впечатление. Всем, в том числе и мне самому, стало ясно, что идти на поклон к Волосатому все равно придется.
– Долгие проводы – лишние слезы, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Ну не поминайте лихом, дорогие братья и сестры – то ли по разуму, то ли по безумию.
Стопы свои я направил к храму всех богов, где, как уверял меня Ворон, есть уголок, посвященный Велесу. Сказать, что я сильно боялся этой встречи, не могу, но настроение у меня, безусловно, было приподнятым. Ворота храма были приоткрыты. Я, честно говоря, опасался, что следы учиненного вечером погрома помешают моему общению с божественным предком, но ошибся в своих прогнозах. Добросовестные служки уже успели привести в порядок порученное их заботам учреждение. Видимо, даже случившийся по моей вине глобальный переворот не выбил добросовестных работников из привычной колеи. Впрочем, в данную минуту храм пустовал, и некому было спрашивать документы у подозрительного лица, впершегося среди ночи в освященное именем богов помещение. Бога Велеса я узнал с первого взгляда. Это был довольно представительный старик с длинной белой бородой, в меховом полушубке и с горящей свечой в руке. Портрет был исполнен в реалистической манере, хотя, вероятно, в комплиментарном стиле. Во всяком случае, никаких намеков на звериную суть Велеса я не обнаружил. Если, конечно, не считать таковым ночную птицу с круглыми глазами, сидевшую у него на плече. Остановившись напротив портрета почтенного старца, я произнес заветное слово «мкрткртрчак», не раз выручавшее меня в самых затруднительных ситуациях. Поначалу никаких изменений в окружающем мире я не почувствовал и уже подумал, что моя миссия провалилась и мне придется уходить из храма не солоно хлебавши, как стена вдруг дрогнула и расползлась, словно гнилая материя под напором великана.
Слегка растерявшись от такого проявления гостеприимства, я все же после некоторого раздумья двинулся вперед. Кажется, это была пещера. Конечно, ее могли выдолбить в скале люди, но, скорее, здесь потрудилась сама природа. Пещера была велика, во всяком случае, потолок ее терялся где-то в полумраке. Освещение было слабым, но я все-таки без труда ориентировался в пространстве и осторожно продвигался к цели, обходя черепа и кости, которые то и дело попадались на моем пути. Причем среди костей преобладали человеческие, что не могло не навести меня на мрачные размышления.
Старца я увидел внезапно, он будто возник из небытия, дабы удивить меня своей добротной фактурой. Он сидел на украшенном драгоценными каменьями троне, вокруг которого грудами лежали человеческие черепа. Подобный антураж мог напугать кого угодно, но я все-таки сумел сдержать крик удивления и испуга. Чернобог превосходил меня в росте раза в три, не меньше. При таких габаритах нетрудно сохранять чувство собственного достоинства и даже смотреть на гостя с насмешливым снисхождением. Одет он был так же, как и на виденной мною картине, и так же стелилась по его груди длинная белая борода.
– Привет тебе, Совершенный, – произнес он спокойно. – Я знал, что ты придешь. Точнее, надеялся на это. Садись, разговор будет долгим.
Я молча поклонился старцу-великану и огляделся в поисках стула или кресла, на худой конец табуретки, но не обнаружил ничего, кроме огромного черепа с чудовищными зубами. Скорее всего, череп принадлежал какому-то древнему ящеру, и я без колебаний на него уселся. Судя по всему, старец уже догадался, кто и почему пришел к нему в неурочный час, и нужда в подробных объяснениях отпала.
– Ты мне понравился, – усмехнулся Чернобог, – приятно сознавать, что одно из моих воплощений достигло такой степени совершенства. Могло быть и хуже.
Я промолчал. Если первую часть фразы Велеса можно было считать комплиментом, то от второй части за версту несло иронией.
– Я низко пал, – пояснил он мне все с той же усмешкой. – Мы все пали. И кара, обрушившаяся на наши головы, была заслужена деяниями нашими. Не помню точно, но, кажется, когда-то я был человеком. Несовершенным. Но мы захотели стать богами. Простое человеческое желание. Ведь кто-то же должен был править неразумными людьми. Всем этим стадом, едва выползшим из животного состояния.
– Понимаю, – вежливо откашлялся я.
– Ничего ты не понимаешь, Совершенный. Это был проект, рассчитанный на сотни тысяч лет. И у нас было средство, Алатырь-камень, чтобы достичь цели. Впрочем, теперь уже нет смысла распространяться об этом. Проект рухнул в небытие вместе с Атлантидой и Гипербореей. Оба эти материка накрыла волна, вызванная из глубин Космоса нашим безумием. Мы были первыми, достигшими совершенства, и нам казалось, что никто больше не сможет да и не должен взойти на эту высшую ступень. Мы были вершиной Иерархии, венчая собой гигантскую Пирамиду, созданную из простых смертных. Среди нас не было единства, а сила, находящаяся в руках каждого из нас, могла привести к катастрофе. И мы наделили жрецов правом и возможностью ограничивать богов в их неправедных стремлениях. Мы дали им средство для управления богами. Это был все тот же Алатырь-камень. Система работала надежно, до поры. Жрецы не могли стать богами, а нам не дозволялось менять мир по своему желанию и капризу. Но мы оказались плохими богами, нас сгубила похоть. Женщины смертных влекли нас к себе, а рожденное ими потомство выпадало из Системы. Принцип Иерархии был нарушен. Ибо наши потомки, обладая силой породивших их богов и являясь жрецами по праву земного рождения, получили доступ к Алатырь-камню. Пирамида стала рушиться у нас на глазах. Герои, так называли наших потомков, втянули в гигантскую битву своих отцов и матерей. В сущности, став богами, мы продолжали оставаться людьми. Нам были свойственны и ревность, и злоба, и чадолюбие, и стремление возвысить свой род над другими. Борьба продолжалась много столетий, и, кто знает, возможно, мы обрели бы другую Иерархию взамен утерянной и построили бы другую Пирамиду вместо разрушенной, но появился он, Люцифер. Занятые бесконечными клановыми и семейными разборками, мы прозевали выход на арену нового существа. Существа, рожденного от семени великого дракона Крада титанидой Геей.