«Кордебалет» – это обычные люди, ничем не выделяющиеся среди прохожих или посетителей банка. Они должны собраться в определенном месте в строго определенное время. И по команде преобразиться. Немощный инвалид, мальчишка-рассыльный, монах-францисканец – все эти фигуры не вызывают у охраны никаких подозрений. А когда «кордебалетчик» наставит на зазевавшегося охранника огромный кольт, уже поздно бить тревогу. Охранник тоже человек, и он достаточно владеет арифметикой, чтобы быстренько вычислить: никакой ущерб коммерческого банка не стоит жизни охранника. Уязвленное самолюбие и профессиональная гордость будут какое-то время жечь его душу, но он сможет это вытерпеть. Главное, не унижать охранника. Перевес нападающих должен быть очевиден, и их оружие должно сверкать и наводить ужас одним своим видом.
Энди Крофорд должен был родиться поближе к Бродвею. Тогда его жизнь могла сложиться иначе: он мог бы стать великим постановщиком. Правда, неизвестно, где бы он заработал больше денег и славы…
Энди запустил руку в мешок и, пошарив там, вытащил старый облезлый «бульдог».
– Это машинка Криса, – сказал Энди. – Он привез ее с собой. Память о родине. Теперь это память о Крисе. Сорок четвертый калибр. Умеешь обращаться?
Он кинул револьвер, и Крис поймал его одной рукой. Барабан был пуст. Взвел курок, надавил на спуск.
– Туговат, – заключил Крис.
– Ничего, привыкнешь, – сказал Энди.
Поезд несся по бескрайним степям, пустой вагон шатало из стороны в сторону, и Крис стоял посреди вагона, широко расставив ноги для устойчивости.
– Не стой так, – говорил Энди, – а то тебе яйца отстрелят. Стой боком, если стреляешь с вытянутой руки. А с бедра тебе стрелять рановато. Итак, стой боком. Подайся вперед. Целься исподлобья. А теперь, мистер, засадите-ка мне две пули между глаз.
Раз за разом он выхватывал «бульдог» из-за пояса и наводил на Энди, который лежал напротив него, покуривая трубочку.
– Мимо, – говорил Энди, – пуля ушла выше головы. Мимо, рядом с ухом. Эта в грудь, но я же просил между глаз, братишка.
Однажды ночью Крис проснулся, когда вагон слишком долго стоял посреди непонятной тишины. Сквозь широкие щели он увидел ночное небо в таких крупных лохматых звездах, что они не помещались в щелях целиком. Такие звезды раньше он видел только у себя дома, на ночном берегу.
– Приехали, – сказал Энди.
Они выбрались из вагона. Нитка рельсов уходила за горизонт. Слева и справа размеренно дышала ночная степь. Вагон стоял в тупике у покатой дощатой платформы, с которой на него будут грузить скот. Пока животных не было видно. Не было, впрочем, и людей. Но это не огорчило Энди и Криса. Взвалив мешки за спину, они дружно зашагали по шпалам в сторону ближайшего банка.
Они шли две недели. За это время к ним присоединились уцелевшие компаньоны Энди Крофорда, те из них, кто не смог пережить разлуку с шефом и не податься на совсем уж дикий Запад: Лысый Мак, Толстяк Андерсен и другие. Особо выделялся рыжий Гуггинс. Он сразу же, с первой минуты, глубоко и искренне возненавидел Криса. Без объяснения причин.
Гуггинс никогда не обращался к нему. Если говорил о Крисе, то так, словно тот не стоял рядом. Никогда не ел и не пил рядом с Крисом, демонстративно пересаживаясь за общим столом, даже если это был не стол, а пустой ящик в завокзальных подворотнях.
Похоже, причина была в том, что они были ровесниками. Однако Гуггинс, прежде чем получить право разговаривать с самим Энди Крофордом, прошел тяжкий путь мальчика на побегушках, а Крису, как он считал, все далось даром. А может, это была и ревность, опасное чувство, толкающее людей на самые неожиданные поступки.
Когда все было подготовлено к потрошению банка и люди расставлены по местам, Гуггинс оставил свою позицию и появился возле Криса.
Крис стоял напротив входа в банк. Лысый Мак должен был обезоружить охранника на входе и положить нюхать землю, Крису полагалось стоять над лежащим охранником и держать над ним «бульдог» для пущего страху. Лысый Мак еще не подошел, а вместо него вдруг появился Гуггинс. Он встал за спиной Криса и прошептал: «Не поворачивайся». В следующий миг Крис услышал щелчок курка.
Он застыл, не понимая, что происходит. Сбоку от него вытянулась рука Гуггинса, в ней был револьвер. Гуггинс выстрелил в сторону охранника и убежал.
Охранник выхватил револьвер и выстрелил в Криса. В следующий миг Крис увидел, что охранник сложился пополам, шляпа его упала на землю и встала донышком вниз, как у нищего попрошайки. А охранник стоял, согнувшись и шатаясь, неловко переступая соединенными в коленях ногами, и, наконец, повалился. И только теперь Крис обнаружил в своей руке зажатый «бульдог».
Ограбление было сорвано, Гуггинс исчез. Энди ругался страшными словами. Но Крис не обижался. Он уже научился никогда ни на кого не обижаться. И сейчас он не ставил себе целью обидеть напуганных крестьян. Он хотел, чтобы они снова ощутили себя мужчинами. Мужчинами, которые не покраснеют при соленом словце, которые не отступят, потому что им некуда отступать.
ВЛАСТЬ КОНТРАКТА
Семерка собралась в доме. Крис сидел за столом, вытянув руки со сжатыми кулаками, и внимательно смотрел на друзей. Брик любовно чистил револьвер на другом конце стола. Ли сидел скрестив ноги по-турецки в углу лежака, меланхолично раскачиваясь с полузакрытыми глазами. О'Райли остался стоять в дверном проеме, не сводя глаз с площади перед домом. Чико задумчиво счищал со своей новой шляпы невидимые соринки. Гарри расхаживал по комнате, заложив руки за спину, а Винн, стоя в углу, следил за ним, словно считая его шаги. После спора с работодателями настроение у всех было мрачное, и никому не хотелось первым начинать разговор.
Наконец Винн выразил общее мнение:
– Кажется, наш контракт подвергается пересмотру.
Гарри остановился и повернулся к Винну с таким нетерпеливым видом, будто ожидал услышать что-то очень важное.
– Обстоятельства изменились, причем в неблагоприятную сторону, – продолжал Винн. – Вот что бывает, когда за дело берутся без тщательной разведки. Если Кальвера атакует нас, мы сможем продержаться какое-то время. Но что-то подсказывает мне, что это время будет не слишком долгим.
Винн улыбался, но глаза его были невеселы. Он повернулся в сторону Криса, потом к О'Райли, но они молча отводили взгляды. Слово взял Гарри. На этот раз на его лице не светилась привычная жизнерадостная улыбка. Он говорил серьезно и устало.
– Мы думали, что достаточно будет одной засады, и Кальвера уйдет. Никто не знал, что он так привязан к этой деревне. Теперь он, когда все про нас знает, окружит и начнет выкуривать… Нет, это совершенно не входило в наши планы, – Гарри развел руками.
– Наши планы придется пересмотреть, – заявил Винн. – По новому плану мы ставим новую задачу. Унести ноги, чтобы не потерять голову.
– Уехать? – спросил Брик.
Он только что закончил чистить свой револьвер и утопил в барабане последний патрон. Вопрос его прозвучал удивленно. Брик умел говорить так, что его фраза состояла из одного-двух слов, а остальное договаривали за него слушатели.
– Уехать? Зачем же тогда я столько времени потратил на чистку оружия? Зачем мы вообще сюда приехали, если ты предлагаешь уехать?
– Ничего другого не остается, – повернулся к нему Гарри. – Может быть, это и больно для нашего самолюбия, но выбирать не приходится. Крестьяне сами нас об этом просят, ты разве не слышал? Мы приходим, мы уходим, а им здесь жить. Так что если они выбирают Кальверу вместо нас, это их право.
– Наш контракт пока никто не отменял, – напомнил Крис.
– Контракт? Что-то я не видел тут ни клочка бумаги, да и подписи нигде не ставил, – усмехнулся Винн.
– Такие контракты выполняются в первую очередь, – сказал Крис. – Слово дороже подписи и бумаги.
– Звучит красиво, – Винн одобрительно кивнул. – Только вот обстановка сейчас для красивых слов неподходящая.
Крис пожал плечами, но ничего не ответил. Он не знал, какие слова считаются красивыми, а какие – нет. Он всегда старался подбирать самые точные слова, на каком бы языке ни говорил. Иногда он путался и вставлял в испанскую речь английские или немецкие слова, но делал это опять же не для красоты, а только чтобы быть точным. Точность – вежливость ганфайтера.
– Это все лавочник воду мутит, – сказал О'Райли, не сводя взгляда с площади. – Надо было прибить его под шумок. Многие вздохнули бы свободнее. Они все у него в долгах, как в шелках. Конечно, ему не нужна новая война, новые расходы.
– Но он же сам нас и пригласил, – напомнил Крис.
– Тогда он рассчитывал иначе, не так, как сейчас. Тогда ему казалось, что дешевле один раз заплатить нам, чем всю жизнь платить Кальвере, – пояснил О'Райли.
– Так оно поначалу и получилось, – сказал Винн. – А теперь мы можем застрять надолго. Если Кальвера полезет завтра, мы отобьемся. С трудом, но отобьемся. У него тоже будут потери, а у нас станет больше оружия и патронов. Он полезет снова, и снова, и снова…
– И люди будут прятаться, и держать скот в сараях, и никто не будет выходить в поле, – перебил его О'Райли. – И что потом? Деревня разорится, пока мы не убьем Кальверу.
– Убить Кальверу? – задумчиво спросил Ли.
Он так редко вступал в разговор, что сейчас, услышав его голос, все повернулись к нему. Не замечая всеобщего внимания, Ли потирал пальцами свой гладко выбритый подбородок, по-прежнему сидя с полузакрытыми глазами.
– Убить Кальверу… Нет. Это ничего не изменит, – сказал Ли. – Вместо него бандой станет командовать кто-то другой. И он снова отправит своих людей сюда, потому что им некуда уходить.
– Как и нам, – вставил свое слово Чико, надевая шляпу.
– Нам есть куда уходить, Малыш, – сказал Гарри. – Только сначала… Никому об этом ни слова, понятно?
Он оглянулся, подошел к двери и прикрыл ее поплотнее. Потом вернулся к столу и наклонился над ним, опираясь руками. Голос его был тихим и взволнованным:
– Я знаю одного старика, он обещал продать мне карту… Карта стоит дорого, но мы что-нибудь придумаем. Скажу по секрету. Это в Колорадо. Пещера, где грабители прятали золото. Отправимся туда все вместе. Никто не заставляет нас пропадать в этих Богом забытых горах!
Никто ему не ответил. Казалось, все с трудом удерживаются от улыбки.
– Вы думаете, конечно, что я помешался на этих кладах, – сказал Гарри. – Но это почти стопроцентное дело. Найдем золото, поделим, и уже не надо будет скитаться по всему свету. Заживем как люди. Ты, Чико, купишь себе ранчо, разве плохо? Ли откроет казино. О'Райли построит перегонный завод и зальет своим виски все штаты.
– А ты? – спросил Крис.
– А я? Мне много не надо. Тысяч пятьдесят. Куплю домик в Мексике, на побережье, поближе к Веракрусу. Хорошую лодку. Найму ныряльщиков и буду искать пиратское золото. Там все дно усеяно ящиками с золотом, – убежденно сказал Гарри.
Он ждал, что ему кто-нибудь ответит, он был готов спорить и убеждать, но все только отводили взгляды.
– Зачем нам отправляться так далеко? – сказал Винн. – Колорадо. Горы… Да мне и эти горы уже осточертели. Хочется отдохнуть в человеческих условиях. Почему бы нам всей командой не махнуть в Луизиану, к моему драгоценному дядюшке Байярду? В развалинах его поместья найдется куда поставить лошадей и приткнуться самим. У каждого будет занятие, я обещаю. Через пару недель вы и забудете о том, что есть какая-то Мексика…
О'Райли снова приоткрыл дверь, продолжая непрерывное наблюдение за площадью. Может быть, чувствовал незримую опасность, а может быть, следил за обстановкой по старой солдатской привычке.
– Здесь у нас мало шансов, – сказал он.
– Да, мало, – согласился Крис.
– Значит, мы уезжаем в Колорадо? – спросил Гарри с надеждой.
– Нет. Мы остаемся, чтобы уравнять шансы, – сказал Крис и впервые за весь вечер улыбнулся. – Чико, ты хорошо запомнил дорогу к лагерю Кальверы? Кажется, эти ребята не заслужили права в такую ночь спать спокойно.
ЧИКО, ЛУИСИТА И ЛУНА
Чико себе места не находил от волнения. Крис дал три минуты на сборы, но Малыш собрался за несколько секунд и первым выскочил к лошадям. Подтягивая подпругу, он заметил, что его чалый мерин косит глаз в сторону. Чико повернул голову и увидел Луиситу, стоявшую под деревом.
– Что ты тут делаешь? – спросил он мягко. – Уже темно, а ты не спишь.
Девушка молчала, не сводя с него блестящих глаз. Лунный призрачный свет играл тенями листьев на ее белом платье. Темно-красная шаль лежала на ее плечах, открывая тонкую гибкую шею, украшенную упругим черным завитком волос.
Эту шаль она наверняка соткала себе сама, подумал Чико. Он вспомнил сестру, которая часами могла сидеть перед ткацким станком, простеньким, сделанным из нескольких деревянных реек, подвешенных к стене. Сестра вечно отгоняла его, когда он вертелся рядом, наблюдая за мельканием челнока между натянутыми нитями основы. Эта работа была сродни работе часов. Если неотрывно смотреть на стрелку, кажется, что ничего не меняется, но стоит отвлечься на какое-то время, глядь, а стрелка уже переместилась. Так и сестра – стоило Чико выйти из дома, уехать куда-нибудь с отцом или отправиться пострелять в овраге – к его возвращению на ее станке уже виднелся изрядный кусок будущей шали. И как только у этих девчонок достает упрямства сидеть неотрывно перед станком? И ради чего? Ради того, чтобы, накинув шаль на плечи, с гордым видом показаться перед другими девчонками, у которых такие же домотканые шали на плечах?
– Ты знаешь, где я был? – сказал Чико, оглянувшись, не слышит ли его кто-нибудь из друзей. – Я был в горах.
– В горах? – едва слышным эхом отозвалась Луисита. Она поднесла пальцы к губам, а брови ее поднялись дугой.
Чико, прочитав в глазах Луиситы неподдельный испуг, был польщен тем, что хотя бы эта слушательница смогла по достоинству оценить опасность его ночной прогулки.
– Я нашел лагерь Кальверы. Я их выследил, подкрался незаметно. Все разузнал, теперь они у нас в руках… Кальвера стоял со мной рядом. Вот как ты. Нет, даже ближе, вот так…
Чико шагнул к Луисите боком, чтобы наглядно продемонстрировать, какой угрозе подвергалась его жизнь в лагере бандитов. Но здесь его подстерегала иная опасность. Луисита тоже шагнула ему навстречу, и теперь они стояли под деревом близко друг к другу.
Малыш, подчиняясь какому-то незнакомому, пугающему и приятному чувству, взял девушку за руки и притянул еще ближе к себе.
И тут же, вспомнив ее тяжелую руку и звон в своем ухе, решительно выпустил тонкие запястья и мужественно скрестил руки на груди.
– Ты бы только видела, как посмотрел на меня Крис, когда я рассказал это ребятам, – гордо сказал он и расплылся в самодовольной улыбке. – Сам О'Райли похлопал меня по плечу. И Брик тоже. Он сказал, что я его удивил. Представляешь? Я его удивил! А этих ребят трудно чем-нибудь удивить, да. Уж они видали такое…
Луисита провела кончиками пальцев по его щеке, по губам и подбородку. Он перехватил ее руку и отвел от лица, но не спешил выпускать.
Он чувствовал, как слаба и податлива эта тонкая хрупкая кисть, и ему нравилась эта слабость.
В него словно вливалась новая сила, веселая, искрящаяся, звенящая. Чико хотелось подхватить Луиситу на руки и закружиться с ней под музыку, которая вот-вот зазвучит.
– Ты пошел ночью в горы, чтобы принести для меня еловую кору? – тихо спросила она. – Не говори ничего…
– Да, эти ребята видали такое, что тебе и не снилось, – продолжал говорить Чико, слегка пристыженно уходя от темы еловой коры.
Кору он, конечно, соберет. Но всему свое время. Сейчас у него есть дела и поважнее. Чико сказал важно и почти торжественно:
– И они приняли меня в свой круг, ты понимаешь? Теперь я один из них, понимаешь ты это или нет? Я буду всегда с ними. Я не буду фермером. Как мой отец. Как твой отец.