- Но, государь... - Промямлил Маркелл.
- Что? - переспросил Ипатий.
- Не гневайся, государь... Но, если чему меня и научила вся моя многолетняя служба - так это уважению к имперским архивам. И если там сказано... Что если и правда, - есть эта ужасная угроза? Что если и правда, - её нужно отражать? Что если правда нужны те спрятанные особые мечи?
- Если угроза есть - так она себя непременно проявит. - Назидательно сказал Ипатий. - Вот пусть у нынешних временных владельцев тех земель, о ней голова и болит. Меньше будут на наши границы зариться. А уж если эта неведомая угроза, паче чаяния, вдруг доберётся и до наших границ - так мне хоть будет, что показать горожанам, чтоб убедить их долбать священную колонну. И если эта ужасная угроза придет сюда - я буду иметь для неё полсотни мечей. Вник?
- Вник, государь.
- Ну то-то... А сейчас... Нам просто нужно что-то предъявить италийцам и персам. Показать, что мы тоже помним и соблюдаем древние договоры. С полста мечами не получилось...
- Может просто подделаем? - Дал голос Евсевий. - Возьмем лучших кузнецов, они нам такой "древний" клинок откуют - залюбуешься. Краше настоящего!
- Чревато... - Покривился император. - Мы же настоящих древних мечей, что нашли италийцы и персы, еще не видели. Вдруг они чем-то сильно отличаются? Потеряем авторитет. Эх, да ведь у них всего по мечу. Нам бы предъявить послам хоть один такой же, - и мы сравняем счет.
- Дело говоришь, Государь. - вклинился Игнат - у италиков и персов по мечу, нам бы еще один - всего три. Вот мы бы трех человек с мечами и послали по древнему маршруту. Три воина, - это не войско. Войны не накликают, а разведать смогут. И все стороны - вроде как договор соблюли.
- А что, - мысль! - Одобрительно кивнул Император. - Вот это мысль! Вот это тонко, по-государственному. Нам позарез нужен всего один меч. В древности этих мечей были сотни. Неужели у нас на территории не изыщется ни одной древней гробницы, или еще какого схрона, кроме клятой колонны на самом видном месте?!
- Вообще-то, - помедлил Маркелл. - Я нашел сведенья о еще одном месте, где хранится подобный меч. Случайно уцелевшая строка в почти истлевшем свите... Но после того как нашел про тайник в столице, думал, то место уже не понадобиться.
- Ну вот, видишь - приободрился император - а понадобился! Понадобился! Поправляешься, Маркелл. Вот на глазах поправляешься! Можешь ведь, когда захочешь.
- Но этот тайник вас тоже не порадует, - мрачно предрек Маркелл.
- Ну-ну. - Приободрил император. - Хуже, чем со священной колонной уж точно не будет. Где он там еще? Не под фундаментом же Святой Софии, в конце-концов? Где тайник?
- Он вообще не в столице, государь.
- Вот! Вот, хорошо!
- На дальнем острове.
- Отлично!
- В уцелевшем фрагменте описи сказано, что это древний храм, государь. Он расположен на острове.
- Ну прекрасно. Взять корабль, - и всего делов!
- На острове Сицилия, государь. - Уточнил Маркелл.
- Сицилия... ага... - Ипатий прикусил губу. - Так ведь уже Бог знает сколько лет, добрая половина Сицилии захвачена муслимами... - Он нахмурился. - Эээ... надеюсь, любезный Маркелл, этот старый храм расположен на НАШЕЙ стороне; на той, что удерживают наши храбрые войска?
Маркелл виновато уперся взглядом в стол.
- Та-ак... - Констатировал император. - Значит, не на нашей... Что-то не радуешь ты меня сегодня, Маркелл. Вроде и стараешься, - а не радуешь. Ладно. - Император с усилием приободрился. - Трудно, но не невозможно, в конце-концов! Нужно послать туда наших лазутчиков. Пусть проникнут на занятую врагом половину, и найдут меч.
- Опасное, лихое дело, государь. - Заметил Игнат.
- Ничего, - ради державы и не на такое люди шли. Смогут добыть - озолотим. - Император вдруг задумался. - Хотя, нет... Озолотим... Зачем это?.. - Он вдруг криво улыбнулся. - Не озолотим, - а помилуем. - Император взглянул на Потмаона. - Друг-Потамон, - того сотника, что принял участие во вчерашнем пьяном мятеже, - точно еще не пытали?.. И кстати, - какие там у нас самые страшные казни?
***
Глава шестая.
Шаги здесь было слышно издали.
В подземелье стояла почти мертвая тишина. Будто и не было над ним многолюдного дворца, а вокруг - огромного города. Все внешние звуки разбивались о каменную толщь, и не доходили сюда. От этой тишины слух сам-собой обострялся, и каждый случайный звук, вроде треска фитиля в светильнике, разносился необычайно отчетливо. Здесь, дальше по коридору, должны были быть другие заключенные. Редко, но до Федора доносился сдавленный людской стон, и железный перезвонец кандалов. Но и те, невидимые люди, будто зараженные тишиной, молчали. Тишина раздражала Федора, от неё горькие мысли становились еще горше. И тогда он начинал петь. Пел про озорное, про разное. Никто ему не мешал петь. Но никто и не поддержал. В царском дворце - под дворцом - даже заключенные были дрессированными. И когда у Федора начинало саднить в глотке, он замолкал. Кто знает от чего больше саднило горло, то ли от громких песенных слов, то ли от ощущения глупо погубленной молодой жизни... Но, в один из таких моментов Федор услышал шаги.
Шагали несколько. Звук накатывал в камеру к Феодору шарканьем старых ног тюремщика, и другими шагами - тяжелым звонким стуком о камень крепких каблуков. Четкий шаг. С приближением к нему добавился неуловимый ареол негромких звуков, знакомых Федору как вторая кожа. Скрипела кожей портупея, царапали друг о дружку пластинки брони, похлопывали по бедру ножны. Тюремщик шел с воинами? Сюда? За ним? Неужто, пора?..
Федор привстал на соломе, оперся на локоть.
Звук шагов все приближался, и вскоре, - будто морской прибой - вынес к решетке камеры Федора троих. Один был - угадал - старик-тюремщик. Не ошибся и про других. Двое. ...Империя была очень древней, и время от времени, властвующий император заводил себе новый гвардейский отряд. Старые же гвардейские отряды, доставшиеся "по наследству", при этом, как правило не распускали - империя стояла на традициях. Кроме того, сама многочисленность конкурирующих отрядов императорской гвардии была хорошим средством от мятежей. Все это привело к тому, что различных гвардейских подразделений у нынешнего императора имелось более десятка. Сейчас перед Федором стояли воины палатинской схолы. Элита. Лучшие из лучших - по крайней мере сами они так считали. Говорили, что форма и снаряжение схолариев повторяла форму легионов древнего языческого Рима; ну, если кто-то действительно помнил, как она на самом деле выглядела... Красные овальные щиты с выгибом, красные короткие плащи, шлемы с металлическими гребнями из которых росли красно-белые султаны, сверкающие белым золотом панцири, с "крылышками" для защиты плеч усеянные бляхами. Подогнанные по ногам поножи. А над великолепным панцирем, и под великолепным шлемом стоящего впереди офицера маячила рожа...
Тьфу! Федору захотелось сплюнуть. Перед ним стоял, надменно выпятив волевой подбородок, сотник Наркисс. Спесивый фазан, вечный конкурент и завистник. Наркисс был добрым мечником, - сказать против правды Федор не мог. Но все же, Федор часто брал над ним верх в тренировочных поединках, в том числе и перед лицом самого императора. И этого Наркисс пережить не смог. Затаил злобу, и будто змий ядовитый изливал её в мелочных, недостойных воина интригах. Будто ночной дух Накрисс носился по дворцу, по постам, пытаясь уличить в подчиненной Федору сотне экскувиторов недогляды и служебный разлад. Свиня всегда грязь найдет, пару раз Наркисс что-то да углядел, и тут же мчался лить в уши голове дворцовой охраны, и всем, до кого мог дотянуть своим змеиным жалом. И когда не находил - все равно лил. Федор подозревал, что именно поэтому он пролетел в продвижении до топотерита - заместителя командира отряда. По этой же причине он, подловив Наркисса во внеслужебное время, провел с ним разговор - и подарил схолярию добротный фонарь под глаз, чтоб тому было виднее рыскать ночью. Накрисс и этого не забыл. И надо же было судьбе, чтоб из всех, кого можно, забирать Федора прислали именно Наркисса.
Старик подпошел к решетке, и быстро перебрав связку ключей, отомкнул тяжелую дверь.
- Что? Пора? - Хмуро спросил Федор, обращаясь к тюремщику.
- До чего ты тут славно смотришься, - тут же дал свой надменный голос Наркисс. - Тут тебе и самое место. Даже забирать тебя жалко. Вставай.
- Куда меня? - Пересилив себя спросил Федор у Накрисса; тюремщик с ним общаться явно не хотел.
- На оглашение приговора. - Улыбнулся Наркисс, и вошел в камеру. - Добром пойдешь, или дурить будешь?
Федор окатил Наркисса и его воина оценным взглядом. Дурить... У безоружного, против готового умелого воина в полном снаряжении шансов нет. Против двоих нет с запасом. Обратно бывало только в ромейских героических песнях про акритов-пограничников, да в русских отцовых песнях, где махнул богатырь Вольга рукой - улочка, отмахнул - переулочек... А в жизни, махнул рукой - нет руки, а потом и башки нет. Вот неготового, расслабленного, самодовольного, как Наркисс сейчас воина, свалить было можно, - была пара ухваток. И второго наверно можно. Но куда потом? И Федор это знал. И Наркисс это знал.
- Добром. Веди. - поднимаясь отряхнул рубаху Федор.
- Жаль. - Презрительно смял губы Наркисс. - Ну да что с тебя взять. И жил ты как баба. И на смерть идешь - как телок на убой.
- Твое счастье, - процедил Федор. - А то одному ведь туда уходить скучно. А ну как взял бы тебя в провожатые?
- Кишка тонка.
- Ну, в прошлый-то раз, из нас двоих, не я землю мордой трамбовал.
Наркисс катнул желваки, кожа на скулах натянулась так, что того и гляди прорвется. Одновременно с этим он мгновенно перетек в боевую стойку с левой ногой вперед, и характерно повернул щит, - хочешь себя укрывай, а хочешь колено противнику ребром выбей. За щитом у Наркиса характерно шоркнуло. Щит укрывал Наркисса, и Федор не видел, что он там достал, но судя потому что ножны меча тот не шевелил, на свет божий был извлечен кинжал, с которым в тесноте даже сподручнее. Федор отодвинулся к стене и собрался.
- Гляди-ка, Прокл, - обращаясь ко второму, пришедшему с ним схоларию, обратился Наркисс. Обратился без поворота головы, глядя при этом на Федора. - Напал на нас арестант. Напал, и погиб.
- Не дури, командир, - отозвался тот, кого поименовали Проклом. - У нас приказ.
- Так мы что? - Удивился Наркисс. - Только предотвращали побег.
- Не дури, - повторил второй. - И приказ у нас. И свидетель здесь. - Прокл мотнул головой в сторону тюремщика.
- А свидетель подтвердит, - весело утвердил Наркисс. - Верно, ключник?
Тюремщик кашлянул, взвесил в руке тяжелую связку ключей.
- Не верно, - тюремщик твердо посмотрел на Наркиса. - Я врать не буду. Скажу все как было. Ты что, вояка, думаешь, если я маленький человек, то и службы не понимаю? Пусть он аспид и безбожник, и пытался убить императора, а ты должен его привести, как и куда сказали. Потому - на том Рим стоит.
Федор поглядел на старика с приливом неожиданной благодарности.
- Да я же шучу, ключник, - опустив щит весело и добро сказал Наркисс. - Неужто думаешь, что я убил бы этого пса? Это бы для него только избавление. А там, куда мы его отведем, для него уж выберут казнь медленную, да лютую.
- Ну вот и веди на казнь, - буркнул старик, - нечего службу с шутками мешать.
- Выходи, - приказал Наркисс Федору.
Федор подчеркнуто медленно пошел навстречу Наркиссу, прошел мимо него, и вышел из камеры. Спина при это вся собралась в узлы, ожидая подлого удара кинжалом, который Наркисс в ножны так и не убрал. Но - не случилось.
- Пошел - показал на коридор второй схоларий.
- Спасибо, Отец, - повернув голову к тюремщику, сказал Федор.
- Да чтоб тебе гроб без крышки, - сплюнул ему под ноги тюремщик. - Саранча ты египетская.
С таким напутствием Федор, понукаемый двумя бойцами, и убыл из подземелья.
***
Как из темной подземной пещеры, поднимаясь на поверхность, к солнцу, видишь все больше света и красок, так же было и при подъеме из темниц дворца. Сперва коридоры стали светлее, появилось больше светильников. Мрачный тесанный камень сменили полированный плиты. Станы оделись узорами да мозайками. Световые окошки сменились окнами с яркими витражами. Безлюдье уступило место деловитым и распорядительным слугам. Наполнявшим коридоры тихим гомоном и шуршанием одежд. При появлении Федора, и его провожатых, все замолкали, и расступались, будто пред ними были вестники чумы. Наркисс со своим воином шел позади Феодора, и на развилках говорил ему куда свернуть.
- Что я дворец что-ли не знаю? - пробурчал Феодор. - Ты скажи куда идем?..
- Повертывай, куда скажу, - отзывался из-за спины мелочный Наркисс - арестанту знать не положено.
Впрочем, Феодор и сам вскорости догадался, куда его вели. И верно, через малое время жесткая рука Наркисса втолкнула его в малую залу для приемов. Сколько раз тут бывал Феодор, а все не уставал поражаться дворцовой красоте. Стены были одеты мрамором. Мощные колонны держали свод, до того округлый да легкий, что казалось, сам висит, никакой поддержки ему и не нужно. Свет играл на расписных потолках, изливался из окон, ласкал узорчатые витражи, что изображали старые битвы, славные победы, да богоугодные деяния. Люстры сверху были, - что огромные тележные колеса, все из блестящей бронзы, да на тяжелых цепях. А пол камнеплиточный был до того натерт, что отсветы лежали на нем будто озерца...
Но сейчас не до красот было Феодору. Тишиной встретила его зала. Во время приемов, в ней всегда была тишина. Но обычно была она спокойной и торжественной. А сейчас она была - гневная.
Обычно здесь на страже стояли воины из этерии варангов, но сегодня не было их в зале. Кроме одного - глава варанговой дружины, что носил звание "аколуф-этериарх". Он стоял в дальнем конце, у самого трона, хмуро положив руку на рукоять тяжелого меча. Правый глаз главного варанга, глядел на Феодора, будто серое свинцовое северное озеро. А левый глаз матерого воина заплыл в щелку в окружении огромного лилового синяка. Видать не стал учавствовать Аколуф в пьяной смуте, за то и получил в глаз от своих буйных воинов. Да зато сохранил свою должность, и был ему тот синяк заместо памятной медали. И все же, места где обычно стояли варанги сегодня занимали другие гвардейцы - из отряда "кандидатов". Обычно их отряд обеспечивал ближайшую защиту императора в военных походах, но ныне, они стояли, защищая императора и в самом дворце. Воины в своих отличительных белоснежных ипадеклибанионах и плащах, со знаком хризмы на щитах с зеленым полем, стояли у дверей и у стен, уперев древка копий в пол, и смотрели на Феодора по-разному. Со спокойным любопытством, с хмурым укором, а некоторые с жалостью, будто на хороший, но необратимо сломанный меч.
От немногих царедворцев же, столпившихся у трона - изливало гневом. Ближние императорские люди, смотрели на Феодора как на зловредное насекомое, навроде ядовитой сколопендры. В центре же их, на самом золотом троне, - будто спокойное око бури посреди шторма, сидел сам император Ипатий.
Толчок сзади прервал озирания Феодора, толкнул его вперед по зале. Будто клещи вцепились ему в плечи, - что говорить, руки у Наркисса и его второго воина были железными. Схоларии протащили Феодора мимо белых плащей и щитов стражи, мимо тяжелой узорчатой, разноцветной гексамитовой парчи придворных, мимо пятен гневных лиц, и тяжелым гнетом на плечи заставили Феодора опуститься на колени в нескольких десятков шагов, возле трона.