— Ему повезло бы еще больше, если бы его не навестили, — коротко хохотнул Резо, оживившись на диване.
Леонард Эдуардович бросил на него укоризненный взгляд, после которого кавказец снова превратился в глухонемое, слепое и безразличное ко всему изваяние. Я обалдело уставилась на собеседника:
— Так это… Это не случайность? В смысле, вы шофера…
— Деточка, политика и бизнес — весьма жесткая сфера деятельности. А вдруг Толик вошел в «долю» с Крутых? Я не мог этого допустить. Анатолий и правда чудом уцелел в аварии. Врачи недоумевали и утверждали, что он родился в рубашке. Мы с Резо навестили его в больнице, поговорили по душам… Никакой рубашки не нашли… Кстати, именно Анатолий дал мне подробное описание вашей, Афанасия Сергеевна, прекрасной внешности. Вы действительно красивы, поверьте старому ловеласу! У вас какая-то очень тонкая, ускользающая красота. Прекрасная Елена, часом, не входит в число ваших предков? Если так, то я могу понять, почему началась Троянская война.
— Вернемся к делу, — с плохо скрываемым раздражением потребовала Клюквина, заметив, что я зарделась от комплимента. Все-таки дядька обладал чертовским обаянием!
— Да, собственно, это все…
— То есть вы хотите сказать, что Анатолий умер вскоре после вашего визита к нему в больницу? — деловито уточнила Клавка.
В ответ на этот вопрос Леонард с нежной улыбкой повел плечами, мол: утверждать этого не могу, но все возможно.
— А… — Клавдия хотела еще о чем-то спросить, но господин Карпинский, легонько хлопнув по столу ладошкой, весомо произнес:
— Все. Вечер вопросов и ответов на этом считаю закрытым. Больше, к сожалению, ничего сказать не могу. Итак, о сроках вы помните, об условиях мы договорились. Засим позвольте раскланяться, — с этими словами Леонард Эдуардович поднялся и в сопровождении верного оруженосца Резо покинул наше жилище, чему, собственно, мы с Клавдией вовсе не препятствовали.
— Ну, что скажешь? — заперев за гостями входную дверь, поинтересовалась Клавдия, отчего-то избегая смотреть мне в глаза.
— Скажу, — пропыхтела я. — Вот я сейчас тебя покалечу чем-нибудь тяжелым и отправлю лечиться в тот самый санаторий, где поправляется «от контузии» мой пупсик!
В подтверждение серьезности намерений я схватила в руку собственный сапожок с настоящей, между прочим, шпилькой, и угрожающе замахнулась.
Клавка на всякий случай отскочила в сторону кухни и уже оттуда примирительно и немножко обиженно прокричала:
— А что я могла сделать?! Он приперся, прямо с порога заявил, что все знает, и точненько описал и тебя, и чемоданчик. Думаешь, мне охота было партизанку в тылу врага из себя изображать? Дядька, сразу видно, крутой, а тут еще этот гамадрил Резо!
— Угу, потому ты меня и сдала… — при упоминании о горячем кавказском парне моя рука машинально коснулась заплывшего глаза.
— Не сдала. — Клюквина, осмелев, высунулась в коридор, где, все еще держа сапожок, стояла я. Злость на сестрицу прошла, я таращилась в зеркало и соображала: есть во мне что-нибудь от Прекрасной Елены или старый ловелас просто льстил? — Не сдала, а всего лишь… Начала первый раунд переговоров на высшем уровне.
— Кажется, ты, дорогая, заразилась от Леонарда манией величия! — усмехнулась я.
— Он мог меня убить. А потом и тебя!
— Ну и что? Твои переговоры лишь отсрочили наше отбытие в мир иной, неужели непонятно?
— Почему? — бледнея до синевы, пролепетала Клавка.
Удовлетворять вполне понятное любопытство сестры я не спешила — пусть помучается! Я не спеша сварила кофе, настрогала бутербродов с колбасой и сыром (все это время Клавдия жалобно постанывала) и, усевшись за стол, пустилась в рассуждения:
— Тебе не кажется, что Леонард был с нами слишком уж откровенен? Почему он так легко расстался с деньгами? Кстати, ты их хоть пересчитала?
— Ага. — Клюквина облизнула пересохшие губы. На легкий ужин она даже не взглянула. — Триста пятьдесят тысяч долларов.
Я присвистнула:
— Не хило! Ну, и когда в последний раз ты видела человека, который так просто расстается с такими деньгами? Даже за наши красивые глазки…
— Я подобных людей вообще не видела. Это ж надо быть полным придурком!
— Верно, — кивнула я. — Однако, как ты заметила, Леонард Эдуардович на придурка мало похож. Триста пятьдесят тысяч — очень большая сумма даже для него. Из этого следует вполне естественный вывод: мы ему отыщем дискету, а он в знак благодарности нас прикончит — точно так же, как и своего шофера.
— Ты тоже думаешь, что шофера они убили? — задумчиво проговорила Клавдия.
— А то кто же? Господин Карпинский сказал об этом почти открытым текстом! Парень чудом остался жив после страшной аварии, подстроенной, между прочим; лежал себе в реанимации и поправлялся потихоньку. Глядишь, и выздоровел бы совсем, но его навестили Леонард с Резо, после чего парень благополучно скончался, успев, правда, сообщить им мои приметы. Ну, а найти нас — дело техники. Это тебе не милиция! Леонарду очень нужно вернуть вторую дискету, оттого он и проявляет такой энтузиазм.
— Только его энтузиазм может обернуться для нас преждевременной кончиной. Что же нам делать-то, Афонь?
— Не знаю, — честно призналась я. — Думаю, стоит начать поиски дискеты.
— Но как?!
Я разозлилась:
— Что ты ко мне пристала? У тебя своя голова на плечах имеется, вот и думай! — С этими словами я удалилась в нашу с Димкой комнату, упала на кровать лицом вниз и неожиданно заплакала. Ну почему, почему все это происходит именно с нами?! Карма, что ли, такая? Есть венец безбрачия, а у нас с Клавкой — венец невезучести. Другие люди живут себе спокойно, детишек растят, работают, как могут, а мы вечно рыщем в поисках приключений. Та же самая мамзель Жаннет вряд ли осмелилась бы подойти к разбившейся машине, а уж стащить из салона чужой кейс — и подавно. Кстати, о Жаннет… Надо будет выяснить, где живет ее подружка-поэтесса по имени Ульяна. Вдруг эта дама видела еще что-нибудь интересное? Я ведь сбежала с места преступления, так и не дождавшись прибытия официальных лиц, а поэтесса наверняка наблюдала спектакль до конца. Наверное, имело бы смысл провести обыск в доме кашемирового дядьки, то бишь Глеба Федоровича Крутых, но Леонард наверняка уже прошерстил там все углы. Впрочем, оставим этот вариант в качестве отправной точки — надо же с чего-то начинать! Кто знает, может, удастся отыскать что-нибудь, что направит наше расследование в нужное русло.
В дверь тихонько поскреблись, и в комнату просочилась Клавдия:
— Афонька, мысли какие-нибудь появились?
— Ничего особенного, — шмыгнула я носом. — А у тебя?
— Одна.
— Любопытно…
— В милицию надо идти. Хрен с ними, с деньгами! Счастья они не принесут, тут ты права. Отдадим их ментам, во всем покаемся, попросим защиты… Слушай, а у нас в стране имеется какая-нибудь программа по защите свидетелей?
— Ага, делают пластические операции и вывозят из страны. И все за счет МВД.
— Иди ты! Надо же, совсем как в кино! — восхитилась Клавка.
— Вот-вот! Насмотрелась ты фильмов, Клавдия Сергеевна. Это в Америке местная полиция свидетелей бережет, а у нас — совсем наоборот. И потом, ты забыла, что говорил Леонард? У него везде свои люди. Ты только покажешься на пороге отделения, как тебя тут же и прихлопнут.
— А мы милицию на дом вызовем, — не сдавалась Клавка, хотя прекрасно понимала всю нелепость своего предложения. Понимала это и я, поэтому не стала развивать дальше глупую мысль сестрицы, а поделилась своими соображениями насчет визита к кашемировому дядьке.
— Мысль неплохая. Только как мы узнаем, где он живет? То есть жил… Через справочное бюро?
— Узко мыслишь, дорогая. Через Димкину базу данных!
Клавка застыла с открытым ртом. Брусникин строго-настрого запретил нам копаться в его файлах, а для верности даже установил на них пароль. Оно и понятно: информация как-никак государственной важности! Впрочем, пароль как раз не проблема: Димкина фантазия не отличается разнообразием, и пароль, думаю, будет несложно вычислить. Беспокоит другое: все диски с рабочей информацией Димыч держит в верхнем ящике письменного стола, и на него супруг лично установил хитроумный замок, вскрыть который практически невозможно. Но даже если мы с Клавкой, медвежатники-дилетанты, с ним справимся, то где гарантия, что Брусникин не обнаружит следов взлома? Вдруг у него имеются какие-нибудь хитроумные приспособления, типа волосков, прилепленных в самых неожиданных местах, или иных специальных отметок… У них в ФСБ подобных «примочек» великое множество! Димке, профессиональному контрразведчику, не составит труда обнаружить нарушения, и тогда… Тогда, пожалуй, я сама попрошу Леонарда прикончить меня как можно скорее.
— Афоня, ты… Ты… Нет, я просто хочу знать, ты правда решишься на это? — проблеяла Клюквина.
— Чего только не сделаешь на благо концессии, — тяжело вздохнула я. — Тащи инструменты.
Радостно пискнув, Клавдия бросилась исполнять приказание. Вернулась она, тяжело пыхтя и таща за собой объемную спортивную сумку, в которой Димка хранил всякий хлам, как то: отвертки, гвозди, пассатижи и прочие горячо любимые всеми мужиками погремушки. Венцом коллекции была добротная немецкая электродрель с бесчисленным количеством насадок.
— Вот! — Клавка громыхнула железом. Я расстегнула «молнию» на сумке и затуманенным взглядом уставилась на инструмент. Назначение каждого предмета из набора домашнего умельца теоретически я знала — не раз видела, как употребляет их в дело Димка. С практикой было хуже, можно даже сказать, хреново было с практикой. Как держать молоток, как молотить им по шляпке гвоздя, я смутно представляла, а вот что делать с пассатижами или, к примеру, с непонятной штучкой, похожей на пилочку для ногтей, — понятия не имела. Клавка с вожделением глазела на дрель. Чувствовалось, что именно это чудо техники ей не терпится пустить в ход как можно быстрее.
— Н-да, — пребывая в глубокой задумчивости, почесала я затылок. Потом взяла в руки «пилочку» и поковыряла ею в дырке замка. Никакого результата. — Работа предстоит кропотливая.
Клавка громко сглотнула и схватила-таки дрель.
— Давай решим вопрос кардинально, — предложила сестренка.
— А что скажет Димка?
— А что Димка? Ну, пошумит малость, да и утихнет. Не людоед же он!
— Не людоед, — согласилась я. — Он хуже, он — контрразведчик. И если вдруг обнаружатся следы взлома на его ящике… Там же важная государственная информация.
— Такая уж и важная! — усомнилась Клавдия. — Стал бы твой Брусникин такую информацию домой таскать? Да и кто бы ему позволил?! У него в конторе, чай, охрана не то что в супермаркете каком-нибудь. Но, в общем-то, ты права. Объясняться с твоим пупсиком — дело дохлое и бесперспективное, моя нервная система не выдержит, это точно. У нас где-то были шпильки. Не помнишь, где?
Я удивилась:
— Зачем тебе шпильки?
— В кино показывали, как тетка наручники простой скрепкой отомкнула. В «Терминаторе», помнишь? А в другом фильме, не помню, как называется, так и вовсе — замок на входной двери шпилькой вскрыла. Нешто мы хуже голливудских красоток и не справимся с каким-то ящиком?
Шпильки обнаружились в коробочке со швейными принадлежностями. Немного подумав, я прихватила с собой пару булавок и несколько скрепок. Клавдия, едва получив орудия труда, с энтузиазмом приступила к нелегкой работе медвежатника. Минут пять прошло в напряженном молчании, которое изредка нарушало крепкое словцо сестрицы. Все это время я с интересом наблюдала, как Клюквина расковыривает замок, и сердце мое обливалось кровью. И вовсе не потому, что было жалко мебель — что там мебель, когда под угрозой мир в семействе Брусникиных — Клюквиных?!
— Черт! И кто только придумывает такие конструкции?! — пыхтела Клавка. — Совершенно не поддается вскрытию! Безобразие!
Я хотела возразить, что вскрыть можно только плохие замки, но тут позвонили в дверь. От неожиданности мы с Клавдией вздрогнули, а сестрица выронила из рук «набор начинающего взломщика».
— Афонь, кто это? Ты кого-нибудь ждешь? — еле слышно прошептала Клюквина.
— Только явления Христа народу, — так же тихо ответила я.
— Вряд ли это он. Слушай, а может, нас нет дома? Позвонят-позвонят, да и уйдут с миром…
— Не получится, — покачала я головой. — Если человек с улицы, то он видел свет в наших окнах. Так что придется открывать.
Мы с Клавкой на цыпочках проследовали к входной двери. С замиранием сердца я припала к «глазку». На лестничной площадке, освещенный тусклым светом подъездной лампочки, стоял друг и соратник Брусникина Михаил Салтыков, по кличке Сало. Почему к симпатичному, подтянутому парню прилипла такая дурацкая кличка, до сих пор непонятно. Димка в ответ на этот вопрос мычит что-то невразумительное, а спрашивать у самого Михаила мне как-то неудобно.
— Открывай, — велела я Клавдии, — твой «товарищ по братству» пришел.
Убедившись в моей правоте, Клавка открыла дверь.
— Привет! — радостно поздоровался Сало. Однако радость его несколько померкла, едва он глянул на наши лица. — А что это у вас с глазами?!
Я дотронулась до глаза, уже порядком заплывшего (спасибо Резо!), пожала плечами и поспешила удалиться в комнату. Оттуда я услышала, как Клавка беспечно сообщила:
— Не обращай внимания. Просто сезонная аллергия. Ты по делу или как?
— Пройти можно? — В Мишкином голосе явно слышались тревожные нотки. На всякий случай я задвинула сумку с инструментами под стол и уселась на стул перед ним, пытаясь ногами прикрыть тайник. Как уже было сказано, Салтыков обладал быстрым и острым умом. Появление «мешка» с мужскими игрушками могло его насторожить.
— А зачем проходить-то? — скалой стояла Клавдия. — Излагай причину твоего визита…
— Все-таки я пройду, — после короткой возни и пыхтения Михаил возник на пороге комнаты. За его спиной тут же появилась сестрица и принялась отчаянно размахивать руками и подмигивать мне здоровым глазом. Должно быть, это что-нибудь означало, но я ничего не поняла, поэтому, нацепив на лицо приветливую улыбку, пригласила:
— Присаживайся.
Салтыков охотно воспользовался приглашением.
— Чаю не предлагаем — кипяток закончился, — бросила Клавка, усаживаясь рядом с ним. Диспозиция, выбранная сестрой, в принципе была ясна: она оставляла себе возможность подавать мне знаки в зависимости от того, как пойдет разговор. — Ну?
Салтыков обвел пристальным — по моему мнению, чересчур пристальным — взглядом комнату, и на мгновение взор его задержался под столом, отчего я засучила ногами в попытке скрыть хозяйственную сумку с инструментами. Потом Мишка веско произнес:
— Димыч просил за вами присматривать. Не зря, как мне кажется…
— Мне непонятны твои намеки! — сделала вид, что обиделась, Клавдия, но тут же сменила тактику: — Мишенька, ты, часом, не голоден? Может, отужинаешь с нами? Коль уж Афонькин пупсик велел тебе за нами присматривать, так изволь выполнять распоряжение товарища!
Ежу понятно: у сестрицы созрел какой-то план. Мешать осуществлению идей Клюквиной я не собиралась, потому согласно кивнула. Сало сделал вид, что задумался над предложением. Господи, существует ли на свете мужик, который откажется набить свой желудок на халяву?! Во всяком случае, Салтыков к подобным индивидуумам не относился.
— Отужинаю, — сдержанно согласился Мишка, разом забыв о сумке с инструментами, а я сделала вывод: прав мой Макаров — бабы крутят мужиками, как хотят!
Наша компания плавно переместилась на кухню. Пока Клавка суетилась с ужином, Сало обстоятельно, со всеми подробностями рассказал, как грузили моего Брусникина в машину, как ехали, сколько козлов на наших дорогах и какие бестолковые администраторы нынче в санаториях. Красноречие Михаила иссякло, едва по кухне поползли умопомрачительные запахи, а на столе волшебным образом появилась литровая бутылка водки. Мне, признаться, тоже стало не до разговоров — желудок напомнил о своем голодном существовании громким урчанием.
— Ну, — весело сказала Клавдия, когда аппетитные куски мяса по-французски лежали на тарелках, а в рюмки была налита вредная сорокоградусная жидкость, — предлагаю первый тост поднять за нашего родственника и друга — Брусникина Дмитрия. Чтоб ему там хорошо отдыхалось!
Выпили, закусили. Я мимоходом подумала, что пора, пожалуй, найти для сестренки хорошего нарколога, и начала копаться на задворках памяти в поисках подходящей кандидатуры.
— Эх, хорошо сидим! — вздохнула Клюквина. — Ну, между первой и второй перерывчик небольшой. Мишка, что ты растерялся? Ухаживай за дамами!
Салтыков не стал спорить и вновь наполнил рюмки. То ли от выпитого, то ли по иным, неизвестным мне причинам, Клавдия активно строила Мишке глазки, вернее, один глаз, потому что второй строить было невозможно — заплыл. Я отнеслась к Клавкиным ужимкам по-философски, во-первых потому, что знала — сестрица просто так ничего не делает, а во-вторых… Наверное, просто привыкла к ее… м-м… закидонам. К слову сказать, мысль, что Клюквина всерьез решила охмурить Салтыкова, даже не возникла: два контрразведчика в одной семье — чересчур серьезное испытание даже для меня.