— Видите ли… Э-э… У-у… Мы, так сказать… — заблеяла я, пытаясь подобрать нужные слова. Странное дело, но мне показалось, будто в русском языке вообще все слова внезапно закончились. Кроме предлогов и каких-то невнятных гласных на ум ничего не приходило. Разумеется, русский разговорный не в счет — приличной девушке, да еще учительнице словесности, не пристало выражаться подобным образом!
— Проясните ситуацию! — потребовала Клавка, с грустью глядя на дно подозрительно быстро опустевшего бокала. Для ее стресса такой дозы явно было маловато!
Александр Иванович это понял и плеснул в Клавкин бокал еще немного вонючей ядовитой жидкости.
— А что, собственно, вам непонятно? — легонько шевельнул плечом Митрохин. — Вы ищете и находите вторую дискету, потом отдаете се мне. По-моему, все предельно ясно.
— Но… Леонард Эдуардович… Он тоже хотел… В смысле… Насчет дискеты… Он же первый просил… — я окончательно запуталась, потому сконфуженно умолкла и жалобно уставилась на дога. Честное слово, в эту минуту я завидовала благородной псине черной завистью! Как бы мне хотелось так же растянуться перед камином, слышать голос любимого хозяина и балдеть от его близости… Только не надо намеков! Я имела в виду лишь беззаботную жизнь шерстяного друга человека.
Митрохин еще какое-то время ожидал продолжения моей пламенной речи, но быстро понял, что в данную минуту я в совершенстве владею лишь бессвязным лепетом. Дядька тонко усмехнулся и пояснил:
— Я знаю, что Карп уже подрядил вас на поиски дискеты. Ему очень хочется сохранить свой бизнес!
Однако мы решили положить этому конец. Надоело, право слово! Во-первых, где гарантии, что какой-нибудь очередной суслик Карпа или кто-либо еще не ринется по неверному пути Глеба? Легкие деньги — они ведь творят чудеса…
Тут я подумала простую мысль: может, слугам народа стоит попробовать жить честно? Тогда и поводов для шантажа не будет… Эту мысль я немедленно зачислила в разряд научной фантастики и отогнала прочь как неперспективную.
— …а во-вторых, — Александр Иванович (вы не поверите) позвонил в небольшой золоченый колокольчик и негромко позвал: — Константин!
В гостиной немедленно нарисовался уже знакомый бритоголовый охранник. В правой руке он держал рыжий кожаный кейс. Увидев его, я судорожно передернула плечами… Сезонная аллергия началась, что ли? Да-а, богатая нынче выдалась зима на чемоданы, ничего не скажешь! Готова спорить: я знаю, что там внутри.
У Клюквиной, наверное, тоже наметились определенные проблемы с восприятием действительности: увидев кейс, она испуганно вжалась в спинку кресла и, по-моему, задышала гораздо реже, чем это положено природой. И только железный Йорик сохранял олимпийское спокойствие.
Митрохин принял кейс из рук охранника, кивнул головой, и охранник снова растворился в пространстве.
— Здесь… — Александр Иванович щелкнул замками. В воздухе отчетливо запахло деньгами. — Здесь двести тысяч долларов. Еще столько же получите, когда найдете дискету. Карп, я знаю, дал вам чуть меньше. Нетрудно подсчитать, что за одну маленькую дискету вы получаете почти полмиллиона баксов. Неплохая цена, согласны? В качестве дополнительного бонуса предлагаю еще пятьдесят тысяч. Вы будете богатыми невестами! — хохотнул Митрохин.
Я вспомнила о Брусникине и загрустила. Что-то мне подсказывало, что он предпочитает жену бедную, но живую, чем богатую и мертвую. Клавдия, еще недавно страстно мечтавшая о куче денег для безбедной жизни, сейчас печально смотрела на аккуратные пачки иноземных «рублей». Может, ей вспомнилась печальная участь, постигшая многих и многих богатых людей? Митрохин с удивлением взирал на наши кислые физиономии. Вероятно, он думал, что один только вид денег заставит нас рыть носом землю в поисках злосчастной дискеты. Разочаровали мы дядьку! Крякнув, Александр Иванович захлопнул кейс и положил его на низкий журнальный столик орехового дерева.
— Можно вопрос? — как прилежная ученица, подняла я руку.
— Конечно…
— А если мы не найдем дискету?
Митрохин посмотрел на меня долгим пронзительным взглядом и усмехнулся:
— Лучше вам ее найти. Признаться, я не до конца верю в то, что дискета потеряна.
— На что это вы намекаете? — надулась Клавдия.
Вместо ответа Митрохин повел плечом. Этот жест мог означать что угодно, а мог и вовсе ничего не означать. Ясно только — отвечать на вопрос помощник депутата не собирается и предоставляет нашей фантазии право разгуляться вволю.
— Можете идти, — холодно велел Александр Иванович. — Константин проводит. Кстати, ваша машина здесь, так что проблем с транспортом не будет. Желаю удачи, господа!
Митрохин повернулся к нам спиной, давая понять, что аудиенция окончена. Невесть откуда появился Константин. Он взял со столика кейс с деньгами и кивком головы велел следовать за ним.
Юркин «Мерседес» и в самом деле стоял возле широких ворот. В полном молчании мы уселись в машину: Юрий за руль, а мы с Клавкой забились на заднее сиденье и там затихли. Меня по-прежнему тревожило молчание нашего приятеля, да и Клавдия, по всему видать, испытывала по этому поводу смутное беспокойство. Она какое-то время ерзала на сиденье, рискуя протереть дыру в дорогой кожаной обивке, а потом подала-таки голос.
— Нет, ну каков нахал! — робко пискнула сестрица. — Вот так просто взял и настучал нормальным людям по голове! Хам!
Реакция Юрки была неожиданной и странной: он резко нажал на педаль тормоза, машина остановилась, отчего мы с Клюквиной сперва вдавились в спинку сиденья, а потом с бильярдным стуком ударились лбами. Выступать дальше с обвинениями в адрес Митрохина Клавка не отважилась, а я так и вовсе решила прикинуться невидимкой. Юрка пару секунд сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, а потом выскочил из автомобиля, распахнул дверцу пассажирского сиденья со стороны Клавдии и коротко приказал:
— Вылезайте!
— В каком смысле? — обалдела Клавка.
— В прямом. Вытаскивайте свои задницы из моей машины и ступайте на все четыре стороны! И чемодан свой заберите — мне лишние проблемы ни к чему. Вот блин, а?! Дернул же меня черт связаться с вами! Всегда подозревал, что вместо голов у вас воздушные шарики, еще когда эта… — Юрка ткнул пальцем в сердито сопевшую Клавку, — машину мою грызть вздумала. Да вы просто ненормальные! Психички чокнутые! Выметайтесь живо, иначе я за себя не отвечаю, ну?!
— Еще неизвестно, кто из нас чокнутый! — прокряхтела Клавдия, выбираясь из салона. Я выпала следом за ней. А что делать? Если так убедительно просят, разве можно отказать?
Юрка, клокоча, как пробуждающийся вулкан, дожидался, пока мы покинем его драгоценный «Мерседес». Как только это произошло, он с такой силой захлопнул дверцу, что автомобиль отозвался жалобным стоном.
— Дуры! — донеслось до нас уже из отъезжающей машины.
Я с тоской наблюдала, как красные габаритные огни удаляются с поистине космической скоростью, и с ужасом осознавала, в каком положении мы оказались. Поздняя ночь (или раннее утро?), зима, мороз около минус десяти по Цельсию, темнота, и мы с Клавкой — в весьма экзотическом виде на какой-то плохо освещенной трассе, на которой в этот час не то что машин, но даже захудалого трактора не дождаться, а в грязном придорожном снегу валяется совершенно бесполезный в подобной ситуации чемодан с четвертью миллиона долларов. Клавка проследила за полетом Юркиного «мерина» и возмущенно завопила. Цитировать ее не стану по вполне понятным причинам, но уверяю, что содержание речи сестрицы, раскаты ее голоса разогнали бы на «раз-два» целую роту прапорщиков и сделали бы их потомственными пацифистами. Я не стала дожидаться окончания монолога — засунула руки в карманы шубейки и поковыляла в ту сторону, в которую только что уехал Йорик, справедливо рассудив, что наш дом именно там.
Идти в новых сапожках на высоченной шпильке — сомнительное удовольствие. Через пятьдесят метров сапоги показались мне изощренным орудием пытки, а сапожник, пошивший эту чудо-модель, — главным начальником инквизиторов. Ко всему прочему холодный ветер, не встречавший препятствий на открытом пространстве, нахально забирался под шубку и самым бесстыдным образом проникал под шутовской комбинезон.
— Афонька, подожди! — человеческим голосом молвила Клюквина.
Я замедлила шаг, но не остановилась, потому что понимала — стоит на миг замереть, и чудные сапожки сдавят мои ноги в страшных тисках.
Клавка, тяжело дыша, нагнала меня и весело поинтересовалась:
— Куда идем?
— Домой.
— А где наш дом?
— Там… — неопределенно махнула я рукой в темную даль.
— Ага. Ну, коли так, то потопали, подруга дней моих суровых. Правда, сдается мне, топать нам придется очень долго. А все этот придурочный Юрик! Как у него рука поднялась бросить двух беззащитных девушек ночью, одних, чуть ли не в чистом поле! Эх, до чего ж нынче мужик вредный пошел! И за кого замуж идти? — Клавдия глубоко вздохнула и совершенно неожиданно предложила: — Давай выпьем, что ли?
— Ты о чем это? — слабо удивившись бредовой идее сестры, спросила я. — Тут даже луж нет…
— Что бы ты без меня делала? — сестрица снисходительно похлопала меня по плечу.
— Скорее всего, жила бы спокойно, — предположила я.
— Да ладно! А то я не знаю твоего характера! Ну, будем пить? — с этими словами Клюквина извлекла из рукава своей куртки подозрительно знакомую бутылку. — Вот, прихватила из подвала, где нас томили в заточении. В качестве компенсации… Ну, и для сугреву, конечно, тоже.
Я попеняла Клавке за ее мелкоуголовные наклонности и напомнила, что в качестве компенсации мы получили солидную денежную премию, покоящуюся сейчас в кейсе, который тащила сестренка.
— Это плата за работу и за моральный ущерб… О, смотри-ка, Афонь, кажется, господь смилостивился над нами. Вон, какая-то карета сюда мчится!
Впереди на пустынном шоссе я заметила свет Фар, приближающийся к нам довольно стремительно. В отличие от Клавдии, я не испытывала по этому поводу оптимизма и даже опасалась встречи с незнакомой машиной. В подобных нарядах, в каких щеголяли мы с Клюквиной, нас запросто можно было принять за девиц сильно облегченного поведения. Особенно церемониться с такими дамами не принято, к тому же и сумма в кейсе не могла не вызвать желания ею немедленно завладеть, а от нас, наоборот, избавиться. Так что, вполне возможно, навстречу ехала не карета, а новые проблемы. Однако высказывать вслух свои опасения я не рискнула, чтобы не вызвать насмешек и обвинений в трусости в свой адрес со стороны ехидной сестренки. Впрочем, ей было не до меня — она подняла вверх руку с бутылкой вина и заскакала на месте. Недолго прыгала сестренка. По мере приближения к нам автомобиль начал сбавлять скорость, а Клавкина радости резко пошла на убыль.
— Тьфу, зараза! — смачно сплюнула Клавдия и в сердцах притопнула ножкой. — Явился, гад! Давно не виделись, на фига же вы приперлись?
Причина внезапной перемены настроения сестры вскоре стала понятна: карета принадлежала Юрке. Иными словами, Юрка вернулся за нами на своем сверкающем «Мерседесе». Я не видела в этом обстоятельстве ничего плохого, оттого растянула рот в самой очаровательной улыбке, на какую только была способна в эту минуту. Наверное, улыбка вышла какая-то неправильная — Юрий никак на нее не среагировал. Он даже не посмотрел в нашу сторону, молча вышел из машины, открыл заднюю дверцу и процедил сквозь зубы:
— Чтобы я не слышал от вас ни звука.
— Хорошо, — кротко согласилась я и толкнула локтем Клавдию: мол, обещай немедленно, а то он передумает! Клавка что-то проворчала, но все-таки кивнула, хоть и без особого энтузиазма.
В машине я первым делом стянула с себя инквизиторские сапожки. Усталые, намятые ноги благодарно загудели от прилива крови. Клюквина буравила Юркин затылок недобрым взглядом, долго крепилась, а потом не выдержала:
— Юр, у тебя штопора нет случайно?
Я приготовилась к вспышке ярости со стороны молодого человека и принялась снова натягивать сапоги, негромко поскуливая от боли. «Сейчас выгонит, к гадалке не ходи — выгонит! — думала я. — Если доберемся до дома, лично отрежу Клавке язык!»
Юрка не услышал или сделал вид, что не слышит. Клюквиной это не понравилось — молчание мужчины всегда воспринималось ею как оскорбление. Она прочистила горло и повторила вопрос гораздо громче:
— Я говорю, штопора не найдется? Некоторые предусмотрительные джентльмены имеют привычку возить с собой кое-какую утварь!
И послал же господь такую неугомонную сестрицу! За что ж мне такое наказание?! Даже с заднего сиденья я слышала, как бедный Йорик заскрипел зубами. Вполне возможно, сейчас он был близок к тому, чтобы вышвырнуть нас из машины и больше не возвращаться. Наверное, воспитание, полученное им от мамы (дай бог ей здоровья!), не позволило ему осуществить сей замысел. Я наклонилась к самому уху Клавдии и зло прошипела:
— Еще одно слово, и ты услышишь поминальную молитву по собственной персоне! Молчи, Клава, не вводи во грех!
До дома мы доехали в полном молчании. Высаживая нас у подъезда, Юрка, хмурясь, посоветовала
— Никому дверь не открывайте, к телефону не подходите. Я к вам завтра… Нет, уже сегодня загляну.
— А как мы узнаем, что это ты явился? — xмыкнула Клавдия, еще не перестав обижаться на не-джентльменское поведение парня и на меня за то, что я приняла его сторону. — Сам же сказал, дверь никому не открывать…
— Я постучу спартаковским сигналом, — пообещал Юрий и покинул нас.
Последние силы ушли на то, чтобы раздеться и рухнуть в кровать. Через десять секунд я уже спала.
Нестерпимо громкий стук здорово раздражал, я бы даже сказала, бесил. «Ну и где там Клавка? Почему она не открывает? — недовольно мыслила я. Дрыхнет, бестия! Вот не стану открывать, из принципа»! Однако стук не прекращался, из чего следовал вывод — Клюквина вставать не собирается. Проклиная ленивую сестрицу, я потащилась к входной двери. Мне показалось, или в квартире на самом деле что-то изменилось?
— Открывайте немедленно! — требовал женский голос из-за двери.
— За такие шутки надо морду бить! — поддержал голос мужской.
Ходить с набитой мордой как-то несподручно — опухоль под глазом, полученная от столкновения с кулаком Резо, только-только спала, и наступать повторно на те же грабли не хотелось.
Еще раз чертыхнувшись в адрес Клюквиной, я открыла дверь. На пороге стояла супружеская чета Копыловых, проживающая этажом ниже. Виолетта Павловна, невысокая, но сильно упитанная дама хорошо за сорок, с обесцвеченными волосами, вечно взбитыми в высокую прическу, похожую на большой кусок сладкой ваты, гневно сверкала подведенными очами и кривила ярко-красный рот. Вообще-то, никакая она не Виолетта, а обыкновенная Валька. Еще два года тому назад соседка торговала овощами на рынке. После смерти матери она продала ее старенький дом где-то под Калугой и купила небольшой магазинчик. Так Валька в одночасье превратилась из обычной торгашки в бизнес-леди, а заодно и в Виолетту. Правда, ее скандальный характер изменений не претерпел. Ее супруг, обрадованный повышением социального статуса, бросил малоприбыльную службу в каком-то институте и прочно уселся на шею жене. Он отъелся, приоделся, стал посматривать на всех свысока и вечно пребывал в перманентном состоянии легкого алкогольного опьянения.
— Ты что же это себе позволяешь? — шумела Валька. — Думаешь, если учительница, то все можно?! Интеллигенция!
— Морду надо бить, — упрямо повторил Валькин супруг, а для убедительности продемонстрировал кулак размером с большой кочан капусты.
— Да за что?! — воскликнула я, ничего не понимая в происходящем.
— А сама как будто не догадываешься? — Валентина уперла руки в необъятные бедра.
Я отрицательно помотала головой. День сегодня какой-то странный, с утра не задался.
— Ща узнаешь! — грозно нахмурился Петр Семенович и, прижав меня к стене легким движением плеча, прошел к ванной. Валентина проследовала за супругом, и мне ничего не осталось, как отлипнут от стены и двинуться за ненормальной парочкой. Тут я почувствовала, что моим босым ногам как-то странно холодно и мокро. Непонятное явление, прямо-таки чудо природы…
Пока я ломала голову над причиной появления такого количества влаги в нашей квартире, Петя приступил к штурму ванной. С первого раза дверь не поддалась, но здорового мужика это не остановило. Он дернул посильнее, щеколда, на которую дверь была заперта изнутри, с легким звяком отлетела, и… нам под ноги с веселым плеском хлынул небольшой поток прозрачной воды. Она текла из крана, переливалась через край раковины и красивым водопадом падала на кафельный пол. На полу уже образовался миниатюрный океанчик, в котором плавали Клавкины тапки, какие-то мочалки, губки, а прямо в центре помещения гордо дрейфовал пластмассовый тазик для белья. В самой ванной за наполовину задернутой шторкой мне удалось разглядеть ноги, обтянутые малиновыми колготками.