Для сравнения, его едой было картофельное пюре с луком и какой — то почерневшей, сочившейся сосиской. Я точно отказалась бы от сосиски, но пюре выглядело обнадеживающим. Я так считала, пока я не взяла порцию и не обнаружила кусочки чего-то сладкого, что, возможно, было яблоками, смешанными с картофелем.
Небо и Земля, черт возьми.
Мы поддерживали свой внешний вид, пока ели. Хант взял меня за руку, когда мы встали, чтобы уйти, и поблагодарили владельца, который улыбался нам как маньяк с тех пор, как мы вместе вышли из уборной.
Он подошел к нам и взял наши переплетенные руки в свои.
Он сказал что-то на немецком, что я не поняла, но мне показалось, что это было благословение, которого мы не заслуживали.
Наши руки оставались переплетенными, пока мы шли по потемневшему городу к вокзалу, куда приехали ранее.
— Мы сейчас уезжаем? — спросила я.
Хант кивнул.
— Я подумал, что тебе лучше путешествовать ночью. Но мы можем найти место для проживания, если хочешь.
Он не смотрел на меня, когда предлагал. Очевидно, идея того, чтобы находиться где-то рядом с моей кроватью прямо сейчас была вне обсуждения.
— Нет, я согласна насчет поезда. Кроме того, нам нужно придерживаться расписания.
Мне хотелось думать, что мой тон не был раздражительным, но его опущенные плечи сказали обратное.
17
. Это не так весело, как ты думаешь.
Мы поехали на этом поезде, пересели на другой в Ольтене и приехали в Берн в Швейцарии с опозданием на час. Мы не оставались в каком — то одном месте на достаточное для сна время, поэтому у меня была куча времени, чтобы закипеть от своего срыва.
— Просто продолжай думать об Италии, — сказал он. — Оно того стоит, когда мы доберемся до Италии.
— Нас в Италии ждут душ, самая мягкая в мире постель и профессиональный массаж? Потому что это единственное, из-за чего стоит туда добраться.
Мы приехали в Берн изможденные, и я сказала:
— Куда, капитан?
Он достал напечатанное расписание, которое дал ему в Гейдельберге продавец билетов, и просмотрел страницы расписания и информации.
Когда он нашел страницу, которую искал, то сказал:
— Ох.
— Ох? Что значит "ох"?
— Просто у нас есть немного больше времени до следующей отправки.
— Сколько это "немного больше времени"?
Он рассеянно почесал подбородок и все еще смотрел на страницу, вместо того, чтобы смотреть мне в глаза.
— Сколько больше времени, Джексон?
Он робко улыбнулся и сказал:
— Пять часов?
— Мой мозг сейчас слишком затуманен сном, чтобы выбрать, как тебя убить, но дай мне пять минут, и я это выясню.
— Келси...
— Акулы, — сказала я. — Я нанесу тебе несколько царапин газетой и скормлю акулам.
— Не думаю, что в Швейцарии есть акулы.
— Тогда я найду их в океанариуме!
— Извини. Я должен был обратить больше внимания, когда он дал мне путеводитель. Я просто был сконцентрирован на том, чтобы добраться туда. Но все будет хорошо. Мы как-нибудь убьем время. Может, пойдем и возьмем еду.
— Сейчас час ночи, Хант.
Хотя мы умудрились найти Макдоналдс, который был открыт. Поэтому мне пришлось взять свои слова обратно.
— Макдоналдс в Швейцарии точно не моя идея приключения, — сказала я.
Ему не стоило знать, как сильно в этот момент я прославляла картошку фри. После нашего последнего приключения с картофельным пюре с яблоками и кровавым супом, картошка фри из Макдоналдса была дороже золота. Когда мы дошли до ресторана и вдохнули первый аромат жареного совершенства, я была в двух минутах от того, чтобы упасть на колени и предложить прыщавому работнику просто принести немного проклятой картошки.
Я заставила себя есть медленно, но каждый раз, когда Хант отворачивался, я превращалась в пылесос фирмы Гувер и жадно поедала все.
Мой желудок был болезненно набит, и мы отправились обратно на вокзал. Было лето, поэтому было не так холодно, но с открытых путей дул ночной ветерок, и я задрожала. Мы нашли скамейку на платформе, с которой приблизительно через четыре часа отправлялся наш поезд, и начали разбивать лагерь. Хант достал из своего рюкзака куртку и протянул ее мне. Я вывернула ее наизнанку и использовала как одеяло.
— Иди сюда. — Хант присел и придвинул меня ближе к себе, его руки скользнули под пальто, чтобы дотронуться до моих плеч.
— Что ты делаешь?
— Просто расслабься. Ты напряжена и устала.
И стервозна. Это было то слово, которое он не сказал и, возможно, не скажет.
— Ты хотела профессиональный массаж в Италии. Ну, мы в Швейцарии, и я не профессионал, но держу пари, могу довести дело до конца.
Его большие пальцы прижались к мышцам, которые шли от плеч к моей шее, и, клянусь, все мое тело на несколько секунд онемело. Слова исчезли из моего рта, и я умудрилась издать невразумительный звук одобрения.
К черту профессиональную массажистку. Намного лучше, когда он прикасался ко мне.
— Все хорошо?
Слово "хорошо" в данный момент отсутствовало в моем словаре. Мои глаза практически закатились, и я сказала:
— Что?
— Сильнее?
Я застонала. Он точно не помогал моему оголодавшему по сексу мозгу.
— Так идеально.
Его руки путешествовали по всей моей спине с начала позвоночника до талии. Я таяла в его руках, пока не почувствовала, что больше не была цельной. Я была такой же хрупкой, как вода, в его руках.
Эти руки скользили по бокам моей грудной клетки и мое тело непреднамеренно задрожало.
— Ты в порядке?
Да, я никак не могла прямо сейчас сформировать слова. Сейчас я была так же заведена, как и от поцелуя в уборной. Может больше, насколько я могла вспомнить. Поэтому я кивнула.
Я прижала ноги к груди и легла щекой на колени. Затем я отдалась великолепным манипуляциям его рук и позволила себе представить, что случилось бы, если бы я повернулась, залезла бы на его колени и поцеловала его так сильно, как мне хотелось. Я так живо себе это представляла, что провалилась в сон.
Когда я проснулась, то прислонялась не к своим коленям, а спиной к груди Ханта, сидя между его ног. Мы повернулись боком к скамейке, он прислонился к своему рюкзаку, а я к нему. Мои колени были все еще приподняты, потому что скамейка была слишком маленькой, и ее подлокотник не позволял мне вытянуть ноги. Но меня разбудила не несколько неудобная позиция.
Я проснулась из-за нежных поглаживаний пальцев Ханта по моим ребрам от низа лифчика до талии и обратно. Они успокаивали и сводили с ума, и я явно ощущала все места, где мы соприкасались. Подъем и спуск его груди подо мной были похожи на подъем и спуск волн в океане, и мои чувства к нему были такими же беспорядочными. Я прекратила пытаться решить, как правильно поступить в данной ситуации или что было бы лучше всего. Правда была в том, что... мне не хотелось думать. И когда мы так соприкасались, мне не приходилось думать. Я могла только чувствовать.
Пока его рука гладила меня вниз до талии, я перевернулась на бок, положила свою голову на верхнюю часть его тела, притянула одну руку к своей груди, а второй мимоходом обняла его за талию. Когда я повернулась, его рука сместилась с моего бока на живот, случайно задирая мою футболку.
Я задержала дыхание, надеясь, что она там и останется, что он ее не уберет. Секунда растянулась, пока я не завелась так сильно от ожидания, что могла взорваться. Затем его робкое прикосновение превратилось в уверенное, и его рука прижалась ближе к животу, наполовину дотрагиваясь до обнаженной кожи.
Мы оба знали, что второй проснулся, но лежали смирно, будто ничего не произошло. Это было как игра, чтобы посмотреть, как близко мы доберемся до черты, не пересекая ее. Рука, которой я мимоходом обняла его за талию, скользнула под его футболку, прижимаясь к той же коже, в которую я вонзалась своими ногтями несколько часов назад. Я не шла дальше. И он тоже. Но я лежала, мое сердце дико колотилось, и я смотрела на пустые железнодорожные пути и впитывала тепло наших объединенных тел. Я все еще лежала между его ног, мое бедро находилось в месте соединения его бедер, но не соприкасалось с ними. Через несколько минут неподвижности я медленно придвинулась ближе к нему. Наши тела соприкоснулись более интимно, и моя голова легла выше на его груди, поэтому губы были практически у его шеи.
Он двинул головой, его щека прижалась к моему лбу. Я могла чувствовать, как он смотрел на меня, но не могла встретиться с его взглядом. Если никто не будет смотреть друг на друга, никому из нас не пришлось бы думать. Мне не пришлось бы думать, как я могла так все испортить, и никому из нас не пришлось бы думать о том, что заставляло его отталкивать меня. Нам не пришлось делать что-то еще, кроме как прикасаться. Его прикосновение было всем, в чем я нуждалась, чтобы стереть весь оставшийся мир.
Я все еще чувствовала его взгляд на мне и желала, чтобы он отвернулся. После долгого периода времени я почувствовала, как он выдохнул, и, казалось, я еще больше погрузилась в него. Он еще больше повернул голову, и его губы слегка коснулись моего лба, а рука на талии начала то же медленно — ласкающее движение, которое он начал на моем боку. Но в этот раз его рука полностью скользнула под мою футболку.
И вот тут все началось. Эти мягкие прикосновения. Каждое из них притягивало нас ближе. Каждое из них постепенно стирало эту воображаемую черту между нами.
И вскоре притяжение между нами не просто сотрет эту черту. Оно полностью уничтожит её.
Глава 19
Когда пришел наш поезд, мы не заговаривали о том, что происходило между нами. Я накинула на себя куртку Ханта, мы собрали вещи и вошли в поезд. В поезде я села рядом с ним, он приподнял свой подлокотник и мы, не говоря ни слова, упали друг другу в руки.
То же самое мы сделали в следующем поезде, который вез нас из швейцарского городка Бриг в Италию — в Милан. Я предполагала, что это наша последняя остановка, но, когда мы сели на последний поезд до Флоренции, то обрадовалась еще одному шансу дотронуться до него. Я не была уверена, что этот странный мир продлится долго, прежде чем мы вернемся в реальный мир.
Но, несмотря на мои намерения насладиться нашей близостью, на меня накатила усталость, и я заснула через десять минут после того, как поезд тронулся. Я не шевелилась, пока мы почти через полтора часа, не приехали на вокзал.
Пальцы Ханта расчесывали мои волосы.
— Мы приехали, — сказал он.
Я зевнула и поднялась с его груди. Его веки выглядели тяжелыми, и я могла предположить, что он совсем не спал. Его лицо было угловатым, но сонным он выглядел моложе, менее отпугивающим.
Он зевнул, и я засмеялась: он был чертовски милым.
— Я думал, что мы начнем с прогулки по городу. Может, пойдем, посмотрим статую Давида. Съедим мороженое.
Я заразилась от него зевком и сказала:
— Звучит хорошо, но...
Я замолчала, так как не желала признаваться насколько была измождена. К счастью, он сделал это за меня:
— Но сначала сон?
— Ох, пожалуйста, Господи. Да.
Он засмеялся и согласился.
Мы вывалились с вокзала почти как зомби. Общежитие даже не обсуждалось. Практически невозможно было спать в них днем, потому что в комнатах было очень много людей. Поэтому мы остановились в первом приличном отеле, который нашли в нескольких кварталах к югу от вокзала. У меня даже не было сил прочитать название, которое было слишком длинным. Оно начиналось с буквы Б и заканчивалось словом "отель", и это все, что имело значение.
Я прислонилась головой к спине Ханта, пока он разговаривал с консьержем, а затем протянула свою кредитку.
Я совсем ни о чем не думала, пока мы не добрались до нашего номера и обнаружили гигантскую двуспальную кровать посреди комнаты.
— Извини. Я не подумал попросить две кровати, — сказал Хант. — Я спущусь.
— Нет, не надо. Кровать выглядит превосходно, и я рухну, если прямо сейчас не залезу на нее.
— Ты уверена? — спросил он.
Я не потрудилась ответить. Вместо этого, я скинула туфли и все еще в одежде повалилась на кровать.
— Ох, Господи. Я никогда не была настолько счастлива как в этот момент.
Я услышала слабый смешок Ханта, а затем вырубилась.
Я проснулась, когда Хант оттянул одеяло, чтобы прикрыть меня им. Знакомое ощущение прокралось в мои кости, будто это случалось и прежде. Я приоткрыла глаза и увидела Ханта. Должно быть, он принял душ, потому что его лицо все еще было слегка влажным и на нем были одеты пижамные штаны, которые висели низко на бедрах. Его пресс мог соперничать с Тосканой, в которой были самые прекрасные холмы, которые я когда—либо видела.
Он натянул мне одеяло до самого подбородка, а затем отступил от кровати и опустился на бордовый диван, расположенный у противоположной стены комнаты.
— Что ты делаешь? — спросила я.
— Шшш. Просто спи.
— Нет, я не позволю тебе спать на диване не после ночи, которая у нас была. Если ты слишком боишься спать в кровати со мной, тогда мы пойдем вниз и возьмем другой номер.
Я откинула одеяло и начала выбираться из кровати. Он встал с дивана и появился передо мной прежде, чем я даже опустила ноги на пол.
— Не надо, Келси. Просто спи.
Я сжала губы и пододвинулась, оставляя место для него.
— Ты это просто так не оставишь? — спросил он.
Я покачала головой.
— Вообще-то диван очень комфортный. И это не очень хорошая идея...
Я, уставшая от одного и того же старого спора, схватила его за руку и сильно дернула. Он опрокинулся на кровать рядом со мной, а я сказала:
— Больше никаких оправданий.
Мое терпение испарилось прошлой ночью с каждым поглаживанием его руки по моей талии, исчезло как песок на ветру, постепенно, пока не осталось только сильное желание.
Все еще сжимая его руку, я легла и повернулась на бок, отворачиваясь от него лицом. Я тянула его руку, пока он не лег позади меня, а затем положила ее на свой живот.
Я не собиралась возвращаться к тому, что было у нас прежде. Я устала от его непостоянства. Мне просто хотелось быть рядом с ним. К черту все последствия.
Сначала он лежал напряженно и держал свою руку так, что практически не касался меня. Я придвинулась к нему спиной, и он замер.
— Джексон...
Я позволила его имени повиснуть в воздухе, и через какое-то мгновение он расслабился. Его рука обернулась вокруг моей талии, а движение груди совпало с моим, когда мы заснули.
Я проснулась снова уже в полдень. Солнечный свет, более резкий, чем виски с колой, только без колы, проникал сквозь окно. Я отодвинулась, чтобы скрыться от света, и неожиданно натолкнулась на стену, которой был Хант. Он лежал на спине и совершенно не реагировал. Я видела, как он спал, только в первом поезде до Праги, и то за несколько секунд до того, как он проснулся.
Пока он спал, я могла изучить его так, как не могла прежде. Через его правую бровь пробегал небольшой шрам, и еще один был на подбородке. Его нос не был таким уж прямым, как я думала, и на перегородке была небольшая выпуклость. Мне стало интересно, ломал ли он его.