Новая жизнь требовала обновлений не только внутренних, но и внешних. Не доехав одну остановку до метро, Надя решительно вышла и направилась к ближайшей вывеске с надписью «Парикмахерская». Очень хотелось расстаться с нелепым образом девочки-ромашки, очень!
Внутри было пусто, обшарпанно и убого. Стену украшал огромный ватман с кровавой надписью: «Пенсионерам – скидки!!!» Уже одно это могло распугать потенциальных посетителей.
«Ничего кардинального, – пообещала себе Надежда, ее поманила слабая надежда, что образ простушки-ромашки и сам как-нибудь рассосется. А если честно – страшно стало меняться. – Просто помощь какого-никакого специалиста».
В кресле скучала с журналом в руках симпатичная худенькая девушка. Наде она обрадовалась, как родной.
– Ой, как хорошо, что вы заглянули к нам! Обещаю, вам очень понравится! Еще придете!
– Девушка, – решительно остановила ее излияния Надежда. – У меня, кхм, как бы… В общем, денег у меня очень мало, мне нужна просто укладка. Чтобы прилично выглядеть.
– Сделаю. – Девушка продолжала излучать бесконечное счастье. Похоже, дела у парикмахерской шли из рук вон плохо, если она так обрадовалась единственной посетительнице, да еще не особо платежеспособной. – Что бы вы хотели, поконкретнее?
– Что-нибудь этакое, рублей за триста, – уточнила свои пожелания Надежда.
– Этакое? – наморщила лоб мастерица. – У вас свидание?
– Нет. – Надя вдруг разоткровенничалась. – Я хочу слегка поменять имидж. Понимаете? Что– нибудь можно сделать с моими волосами? Чтобы не такое банальное «сельпо» с хвостиком. Чтобы что-то оригинальное, стильное, но умеренно. Без эпатажа. Чтобы просто посимпатичнее стало, а то я как попадья после душа.
– Поняла, – сосредоточенно кивнула девушка. – Только я бы еще немного осветлила.
– Это долго?
– Пара часов.
– Нет, – твердо отказалась Надя.
– Тогда дома осветлитесь. Краску хорошую и недорогую я вам напишу, только с лотков не покупайте, там может быть некачественная или просроченная.
Надежда вдруг расстроилась: выходит, по ней сразу видно, что на дорогую она не тянет. Жаль.
Поворошив волосы клиентки, девушка осторожно спросила:
– А вы не против, если я челку сделаю.
– В смысле?
– Ну, обрежу, – робко пояснила девушка.
Это было неожиданно. От слова «обрежу» веяло необратимостью процесса. С другой стороны, все изменения в Надиной жизни на этом этапе были необратимыми.
– Режьте!
– А общую длину можно подкоротить? Чуть ниже плеч, – осмелела парикмахер. – Если не понравится, можете снова собирать в хвост, только он будет чуть короче.
– Делайте, что хотите, – рискнула Надежда. В крайнем случае волосы рано или поздно снова отрастут.
Результат ее потряс. Мастерица гордо краснела рядом.
– А я смогу потом сама такое сделать? – заискивающе прошептала Надюша. Пышная челка удивительным образом преобразила ее узкое лицо, сделав круглее и мягче. Аккуратная волна волос легко опускалась на плечи.
– Эх, немного бы посветлее, – ушла от ответа девушка.
– Вы понимаете, – взмолилась Надя, – у меня все равно денег не будет на укладку ходить, ну, пожалуйста.
– Да ничего особенного, – неохотно пожала плечами парикмахер. – Фен, пенка, круглая щетка, и все. Лаком можно закрепить. Конечно, как у меня не получится, но будет что-то похожее. А так – всегда обращайтесь.
Наплевав на холод, шапку Надя не надела. Приминать такую красоту вязаным кошмаром, купленным сто лет назад на подступах к метро, было бы кощунством.
Гостиница высилась над городской суетой загадочным и манящим корветом. Глотнув морозного воздуха и напустив на лицо выражение деловой сосредоточенности, Надя влетела в холл и озабоченно оглянулась. Мраморный пол, причудливая зелень в стильных кадках, тонкий аромат стабильности, лоска и богатства. Еще немного, и она станет частью этой сказки.
Наверное, следовало зайти с черного хода, где они иногда встречались с Викой после работы, но отступать было поздно. Надежда, тихо ненавидя свой пуховик и потрепанные баретки, твердым шагом донесла тело до стойки и, содрогаясь от нахлынувшего волнения и собственной смелости, обратилась к улыбчивой черноволосой девушке:
– У меня назначена встреча с Викторией Красовской. Как мне ее найти?
Выпалив эту фразу невозможно высокомерным тоном, словно она была английской королевой, по недоразумению согласившейся уделить время некой Красовской и теперь недоумевающей – зачем, собственно, Надежда побарабанила пальцами и тут же спрятала руки, сообразив, что отсутствие маникюра никак не вяжется с тоном беседы. Вообще-то начинать внедрение в новый коллектив со стервозных выпадов в сторону будущих коллег вряд ли тактически правильный ход.
– Вы мне не поможете? – попыталась реабилитироваться Надюша и робко улыбнулась.
Это тоже была крайность, но она вполне уравновешивала начало беседы. Наде тут же вспомнилась замечательная история, рассказанная как-то Викой, желавшей проиллюстрировать для оболтуса-сына термин «среднее арифметическое».
– У тебя пять конфет, у Вадика три. Если вы их сложите, то каждому в среднем достанется по четыре и никому не будет обидно. Согласен?
– Не согласен, – возмутился Дима. – Во-первых, кто такой Вадик, а во-вторых, как это не обидно, если у меня было пять, а стало четыре.
– Смотри на проблему глубже, – разозлилась мать. – Давай мыслить более абстрактными понятиями. Представь, что тебя сначала выпороли, а потом повели на карусели. В среднем день получится не плохой, и не хороший, а средний.
Димка не понял и выдал свою версию:
– Если сначала выпороли, а потом повели на карусели, то день хороший, а если сначала на карусели, а вечером выпороли, то день плохой.
– Ладно, – не отчаялась Вика. – Тогда так. У тебя килограмм мороженого, а у меня мешок чипсов. В тебя килограмм не влезет, в меня мешок тоже, а если мы все сложим, то и я наемся и ты. В среднем получается, что и тебе хорошо, и мне.
Тут Димка опять не согласился, потому что искренне верил, что и мороженое и чипсы может съесть в одиночку, независимо от количества.
Из той истории Надя вынесла одну очень умную мысль: у каждого своя логика, свой взгляд на вещи, и если тебе кажется, что ты свою бестактность чем-то уравновесил, то у оппонента может быть принципиально иное видение ситуации.
Похоже, девушка за стойкой ничуть не обиделась или ей по штату было положено существовать с наклеенной на лицо радушной улыбкой, тем не менее Красовскую она вызвонила.
Несмотря на небольшой рост и легкую полноту, Виктория смотрелась величественно и стильно. Она по-королевски подплыла к обомлевшей Наде, вежливо кивнула и молча потащила куда-то в сторону.
– Те чего, позвонить не могла?! – заорала подруга, едва только за ними закрылась дверь, отделявшая гостевую часть от служебной. – Балда Ивановна! А вообще я тебя еле признала. Где ты раньше была? Красотища! Еще бы приодеть тебя. Ну, ничего. С первой же зарплаты прибарахлим тебя, и будешь бесподобной красавицей. Мужики под балконом в штабель сложатся.
– А какая зарплата?
– В принципе мыслишь правильно. Но надо еще учитывать специфику заведения.
– Я сегодня уже из одного заведения еле ноги унесла, – поделилась с подругой Надя. – Так что ты лучше не темни, а то я сейчас поседею.
– У тебя с английским как?
– Нормально, но вообще-то у меня немецкий, – осторожничала Надежда. Страшно было не подойти на чудом освободившуюся должность, но и срубить сук не по себе тоже было страшно. Чувство ответственности перевешивало в Наде все остальные.
– Да я помню. Это ж самое то. Слушай сюда. У нас тут уволили сразу шестерых на стойке. Начальник отдела – немец, ну, не совсем, конечно. Австрияк. Поэтому твой немецкий ему должен приглянуться. Пока претенденты не набежали, я тебя ему покажу. Постарайся понравиться.
– Как я ему должна понравиться? Чем? Я так не умею! И не хочу. У меня Валера.
– Во-первых, твой Валера сегодня есть, а завтра нет. Когда он тебе последний раз звонил? И что это за мужик, который появляется раз в месяц? Небось приходит вместе с критическими днями! Короче, не об этом речь. Всегда жди от жизни большего.
– Я его люблю. – Надя даже отвернулась. Ей казалось, что все и так понятно и любые слова здесь лишние, нелепые и совсем не такие, какие хотелось бы сказать. И вообще еще не придумали таких слов, чтобы передать, что она чувствует. Хотя, наверное, Вике сейчас это слушать тяжело.
– На здоровье! – Красовская отвесила ей поясной поклон. – Честь тебе и хвала за верность твою нечеловеческую. Только никто на тебя, Иванцова, не посягает пока что. Слушай сюда: собеседование проводит Ивальд Рельке. Херр Рельке, извините за выражение. И понравиться ему может только девушка, преданная компании и готовая батрачить тут сутками. И с курами. Запоминай: ты всегда мечтала работать именно в этой гостинице, с детства, но резюме не подавала, так как стеснялась, не верила в свои силы и боялась не соответствовать столь высокому уровню требований. Но все эти годы ты совершенствовалась и теперь надеешься, что твоя мечта исполнится. Семьи у тебя нет, детей тоже, поэтому ты готова всю себя отдать гостиничному бизнесу и равняться на светлый образа херра, еще раз извиняюсь, Рельке.
– А у него от этой патоки во рту не слипнется? – съехидничала Надежда. – Ни один нормальный человек в этот бред не поверит. Врать тоже надо осторожно.
– Надя, ты мыслишь как «совок».
– А надо как лопата?
– Надо как портмоне! – разозлилась Вика. – Деньги нужны? Работать хочешь? Зарабатывать хочешь? Карьеру сделать хочешь? Так и не выпендривайся! Нормальных людей здесь нет, все воспитаны на западных идеалах и во всю эту галиматью верят. Это секта, где все с воодушевлением орут гимны во славу гостиничной сети и лягут грудью на амбразуру за звание лучшего сотрудника месяца. Потому что за это положена премия. Ясно?
– Не очень. – Надя прикусила губу. – Ты только не ори. Я не поняла: спать с ним не надо?
– Да он не будет с тобой спать, даже если ты его будешь уговаривать. Он скорее вышибет тебя с работы.
– Почему это? – обиделась Надюша.
– Я не врубаюсь, – ухмыльнулась Виктория, – ты желаешь блюсти верность своему неизвестному троллейбусному рыцарю или надеешься изнасиловать неприступное начальство? На тебя, Иванцова, не угодишь прям.
– Просто ты так сказала, как будто я крокодил в юбке. И вообще, то ему надо понравиться, то на него не рассчитывать!
– Ой, а ты рассчитывала? – расхохоталась Вика. – Ладно. Все. Проехали. Ему нравятся в женщинах деловые качества. По-моему, «партайгеноссе» Рельке вообще голубой. Во всяком случае, он здесь третий год, а любовницы нет. Даже я на него рукой махнула.
Решив не заострять внимания на Викином «даже», Надя вздохнула с облегчением. Уж что– что, а работать с полной отдачей она была готова. Лишь бы платили.
«Партайгеноссе» восседал в крохотном кабинете за огромным столом, заваленным разноцветными папками. Блеснув на вошедших круглыми очочками, австриец махнул рукой в сторону единственного стула, так и не оторвавшись от телефонной трубки. Он хмурился, сердито выстреливал бесконечными английскими фразами и стучал по столешнице карандашом. Периодически будущее начальство вдруг пригогатывало и вставляло в разговор идиоматические конструкции, очень похожие на русский мат.
– Херр Рельке изучает русский язык, – подобострастно сообщила Вика и пихнула подругу в спину. – Ищи точки соприкосновения с боссом, но не пытайся потрясти его знанием нецензурной лексики. Ему кажется, что он мужской мат лучше нас знает. Я за дверью, если что.
– В каком смысле «если что»? – обморочным шепотом спросила Надежда. – А что может быть?
– Ничего, – мотнула головой Красовская. – Зашуганная ты какая-то. На работу тебя могут резко принять, тогда надо будет бежать в отдел кадров, оформляться. Вот на этот случай я и буду рядом. Не выпучивай глаза и не жди, что тебя изнасилуют. Так феерически тебе не повезет, и не надейся. У нас западная компания, все в рамках приличий.
Красовская выскользнула из кабинета, а Надя опустилась на край стула, боясь пошевелиться. Черт его знает, этого Рельке, как надо себя вести, чтобы он посчитал визитершу в достаточной мере наполненной трудовым азартом и деловыми качествами.
Похоже, ее присутствие великого босса ничуть не смущало. Он продолжал тарахтеть, не глядя на Надежду, и даже закинул на стол ноги. Отметив, что подошва у стильных штиблет узкая, почти новая и тянет размер на сорок пятый, Надя отвела глаза и попыталась распрямить спину. Шевелиться было страшно, но в животе очень некстати началось пронзительное бурчание и подвывание, поэтому Надя завозилась и попыталась устроиться на стуле удобнее. Живот затих, но в любой момент был готов опозорить хозяйку самым беспардонным образом. Он мстил за забытый обед.
И тут у Надюши зазвонил мобильник. Обычно нужные звонки поступают именно тогда, когда хозяин телефона распластан в кресле стоматолога, ругается с начальством или устраивает личную жизнь. Или, как в Надином случае, пытается получить работу. На мелодию Моцарта, несущуюся из ридикюльчика, «партайгеноссе» среагировал с должным патриотизмом, одарил девушку улыбкой и даже убрал со стола ноги. Вопреки страшным ожиданиям на экране призывно светилась надпись «Валера». В очередной раз вспомнив, что хотела выставить на любимого отдельную мелодию звонка, Надя нежно алекнула.
– Радость моя, я соскучился, – томно пробасил Валера голосом киношного сердцееда.
– Я тоже, – так же томно поддержала разговор Надюша.
– Может, встретимся? – Тон Валеры был настолько многообещающим, что Надя готова была сию же секунду, наплевав на работу, нестись, куда велят.
– Конечно! – выпалила она, забыв воспользоваться положенной паузой на размышления.
– Тогда вечером на нашей остановке?
– Да!
– Целую.
О, какое это счастье – быть частью волшебного союза по имени «любовь». У них уже была общая остановка, «наша» остановка. Чудовищно жаль, что она не сможет подарить Валере «Хаммер» или даже простые запонки с бриллиантами. Но они есть друг у друга, две половинки одного счастья встретились. А это ценнее любых сокровищ мира. И Валера не в курсе, что ему светили столь ценные дары, а посему их отсутствие его не расстроит. Может быть, фортуна потому и отняла призрачную надежду на богатое наследство, чтобы компенсировать удар этим счастьем? Тогда Надюша готова пахать день и ночь, отрабатывать, лишь бы любимый был рядом. А он был! Они нашли друг друга в городской толчее и, даже потерявшись, вновь встретились, чтобы отныне никогда более не разлучаться…
– Надежда? – ее возвышенные мысли были грубо прерваны господином Рельке. – И-ван– тсо-фа.
Рельке по слогам прочитал с листа фамилию и, довольный, словно победивший в драке индюк, уставился на нее водянистыми глазами.
– Я! – квакнула Надя, еле удержавшись от рвавшегося с языка «яволь!».
– Я-я, – то ли передразнил, то ли подтвердил шеф и предостерегающе добавил, словно подозревал, что Надежда готовится сказать какую-нибудь гадость: – Я понимай русски.
– Вы говорите почти без акцента, – подольстилась Надя, хотя акцент у него был как у фрицев из старых фильмов про немецко-фашистскую оккупацию.
– Говорите, – нимало не смутившись, дернул кадыком Рельке. Вот и разбери: то ли «партайгеноссе» эхом согласился с ее мелким подхалимажем, то ли предлагал хвалить его дальше.
– Я всегда мечтала здесь работать. – Надя начала отбарабанивать на немецком языке надиктованную Красовской речь. Австриец благосклонно слушал, кивал и даже, похоже, верил в Надину искренность.
После ее страстного и прочувствованного монолога Рельке ответил не менее прочувствованной тирадой, смысл которой сводился к следующему: он тоже рад и надеется на плодотворное сотрудничество. Размашисто написав что-то в углу листа, он отдал бумагу Наде и радушно указал на дверь, не забыв сообщить, что сегодня новая сотрудница должна согласовать свой рабочий график следующим образом: два ближайших дня будут официально выходными, а фактически Надя пройдет интенсивный курс ускоренного обучения всем премудростям и на третий день уже выйдет в смену. Слово «смена» прозвучало так, словно она в каске и с кайлом пойдет в забой.