— Ну и гадость! — произнес он. — Где больная?
С площадки лестницы слышался неузнаваемый, голос Чарльза:
— Харкнесс! Харкнесс!
— Идет! — крикнул в ответ Уорэндер и вывел тяжело дышавшего доктора из комнаты. Ломая руки и безумно озираясь на стоявших в полном молчании гостей, Флоренс последовала за ними.
— Может, еще потребуется лед, — проговорил Гантри и, взяв ведерко, направился вверх по лестнице.
Собравшиеся остались стоять в неизвестности.
В комнате Мэри Беллами были открыты все окна. Вечерний ветерок шевелил занавески и колыхал ряды тюльпанов. Доктор Харкнесс стоял на коленях перед морем пены из красного шифона, откуда, как жерди, торчали две ноги в туфлях на высоких каблуках и две обнаженные руки, стиснутые пальцы которых сверкали от бриллиантов. Бриллианты усеивали неподвижную грудь и блестели в прядях растрепанных волос. Одна оборка красного шифона прикрывала лицо, и это было к лучшему.
Доктор Харкнесс снял пиджак. Его мокрая от растаявшего льда рубашка прилипла к спине. Он прижал ухо к скоплению бриллиантов на красном шифоне. Потом выпрямился, приподняв закрывающую лицо оборку, пристально всмотрелся, снова закрыл лицо и встал на ноги.
— Боюсь, ничем нельзя помочь, — произнес он.
— Но надо же что-то делать. Неужели вы не понимаете? Надо! Попытайтесь. Что-нибудь. Бога ради, попытайтесь! — умолял Чарльз.
Своей четкой походкой, по-военному расправив плечи, к Харкнессу подошел Уорэндер и минуту смотрел на лежащее перед ним тело.
— Скверно, — проговорил он. — Придется это выдержать, так?
Чарльз сел на кровать и потер веснушчатой рукой подбородок.
— Я просто не в силах поверить, что такое могло случиться, — заговорил он. — Это у меня перед глазами! Это случилось! А я не могу поверить.
Флоренс громко разрыдалась. Доктор Харкнесс повернулся к ней:
— Вы Флоренс, да? Так будьте умницей, возьмите себя в руки! Вы застали ее в таком состоянии?
Флоренс кивнула и, рыдая, добавила что-то неразборчивое.
— А она была… — Харкнесс взглянул на Чарльза. — В сознании?
— Не узнала меня. Не говорила, — ответила Флоренс и опять разрыдалась.
— Окна были раскрыты?
Флоренс покачала головой.
— Вы раскрыли их?
Она опять качнула головой:
— Я не сообразила. Я была так напугана… Я не подумала…
— Я открыл окна, — сказал Чарльз.
— Перво-наперво, что надо было сделать, — пробормотал Уорэндер.
Гантри, который, с тех пор как вошел, неподвижно стоял у двери, присоединился к остальным.
— Но в чем дело? — спросил он. — Что же случилось?
— Совершенно ясно, — нетвердо ответил Уорэндер. — Она пользовалась здесь этой проклятой штукой. Я же только сегодня утром говорил, что это опасно.
— Какой штукой?
Уорэндер наклонился. Аэрозольный баллон с пестицидом лежал на полу рядом с судорожно стиснутой правой рукой. Из него вытекала струйкой темная жидкость, оставляя на ковре пятна.
— Этот, — ответил Уорэндер.
— Лучше не трогайте его, — резко сказал доктор Харкнесс.
— А что?
— Лучше оставить его там, где он лежит, — доктор взглянул на Гантри. — Это какой-то из этих проклятых инсектицидов. Для растений. Вся жестянка с надписями о мерах предосторожности.
— Я говорил ей, — повторил Уорэндер. — Посмотрите сюда.
— Я же сказал, не трогайте его.
Уорэндер выпрямился. Кровь прилила к его лицу.
— Простите, — произнес он, а потом добавил. — А почему нельзя?
— Уж слишком вы решительно действуете руками. Я весь до черта промок и замерз.
— Вы были пьяны. А это лучший способ. Из опыта знаю.
Оба обиженно смотрели друг на друга. Потом доктор Харкнесс взглянул на Чарльза, который, согнувшись вдвое, сидел на кровати и держался за грудь. Подойдя к нему, доктор спросил:
— Вам плохо?
Тимон Гантри положил руку на плечо Чарльза:
— Давайте я отведу вас к вам в комнату, старина. Это рядом, да?
— Да, — ответил доктор Харкнесс. — Но не сейчас. Подождите минуту. Сначала другое, — он повернулся к Флоренс. — Вы знаете, где мистер Темплетон держит свои таблетки? Принесите их, пожалуйста. И захватите аспирин. Побыстрее только.
Флоренс отправилась в гардеробную. Доктор присел на кровати рядом с Чарльзом и взял его запястье.
— Спокойнее! — произнес он и, посмотрев на Гантри, попросил немного бренди.
— Я знаю, где взять, — сказал Уорэндер и вышел.
— А как быть с толпой внизу? — спросил Гантри.
— Подождут, — ответил доктор, все еще держа запястье Чарльза. Потом он отпустил его руку, положил ее на колено и прикрыл сверху своей. — Через минуту мы уведем вас отсюда. Предоставьте все заботы другим. Скверная штука.
— Я не могу… — начал Чарльз, дыша прерывисто и со всхлипами. — Я не могу…
— Не старайтесь сейчас разобраться. Пока не надо. А вот и Флоренс. Хорошо. Теперь одну таблетку.
Он дал Чарльзу лекарство. Возвратился Уорэндер с бренди.
— Это поможет, — сказал Харкнесс.
Все в молчании ждали.
— Мне лучше, — наконец проговорил Чарльз.
— Прекрасно. Теперь мы вас с двух сторон поддержим. Спокойнее. Только ложитесь, Чарльз, ладно?
Чарльз кивнул. Потом, заметив, что к нему подходит Уорэндер, произнес очень твердо «нет» и повернулся к Гантри.
— Мне лучше, — повторил он, и Гантри, бережно поддерживая его, увел в другую комнату.
Уорэндер несколько секунд стоял в нерешительности, а затем, вздернув подбородок, отправился за ними.
— Дайте ему грелку, — сказал Харкнесс Флоренс.
Когда она ушла, он проглотил три таблетки аспирина, взял трубку стоящего у кровати телефона и набрал номер.
— Говорит доктор Фрэнк Харкнесс. Я звоню из дома мистера Чарльза Темплетона. Пардонез-плейс, два. Несчастный случай со смертельным исходом. Какой-то инсектицид. Миссис Темплетон. Да. Прием — человек пятьдесят. Хорошо. Я жду.
Когда он вешал трубку, вошел Гантри. Взглянув на Харкнесса, он внезапно остановился и спросил:
— Что еще?
— Я позвонил в полицию.
— Полицию?
— В подобных случаях необходимо сообщить в полицию.
— Можно подумать…
— Можно подумать что угодно, — проворчал доктор Харкнесс, отворачивая на кровати край изящного покрывала и одеяла. — Я не хочу звать слуг, а эта женщина уже на грани истерики. Пожалуй, простыня подойдет.
Вытащив простыню, он скомкал ее и протянул Гантри:
— Прикройте-ка ее, старина, ладно?
У Гантри вокруг рта пошли белые пятна.
— Не нравится мне это дело, — сказал он. — Я столько раз ставил такие сцены в спектаклях, но никогда не встречал в жизни. — Потом добавил с неожиданным ожесточением: — Накрывайте ее сами.
— Ладно, ладно, — вздохнул Харкнесс. Пройдя по комнате, он принялся накрывать тело. Ветерок, дувший в распахнутые окна, шевелил простыню и казалось, что материя поднимается от движения того, что под нею скрыто.
— Окна можно уже и затворить, — проговорил доктор. — Приведите в порядок хотя бы кровать, — попросил он Гантри.
Тот, как мог, сделал это.
— Так, хорошо, — произнес Харкнесс, надевая пиджак. — Эта дверь запирается? Да. Пошли.
Когда они выходили, Гантри сказал:
— Уорэндер не понадобился. Чарльз, кажется, не желал его присутствия, поэтому солдафон удалился со сцены с застывшей спиной и каменным выражением лица. Не знаю, куда он ушел, но в своем роде это замечательный тип. Страшная посредственность, но тип удивительный. Хотя, надо сказать, он расстроился.
— Ничего. Пойдет ему на пользу. Если я не схвачу воспаление легких, то это будет отнюдь не его заслуга. Ох, голова моя! — доктор Харкнесс на секунду закрыл глаза.
— Вы были пьяны.
— Не настолько.
На площадке стояла Старая Нинн. Редкие красные пятна резко выделялись на побледневшем лице. Она направилась к доктору Харкнессу.
— Что она с собой сделала? — спросила Нинн.
К доктору Харкнессу снова вернулась его профессиональная манера разговаривать.
— Надо сохранять спокойствие и благоразумие, няня, — склонившись к ней, произнес он и кратко рассказал, что произошло.
Старуха, не отрывая от него глаз, выслушала, а потом спросила:
— А где мистер Темплетон?
Доктор Харкнесс показал на спальню Чарльза.
— Кто с ним?
— Флоренс понесла ему грелку.
— Эта! — Нинн заковыляла к двери и, уверенно распахнув ее, вошла в комнату.
— Удивительный характер, — пробормотал Гантри.
— Просто замечательный.
Они направились к лестнице. В это время из темноты в глубине коридора показалась чья-то фигура, но они не обратили на это внимания. В коридоре была Флоренс.
— А теперь, — проговорил доктор Харкнесс, спускаясь, — полагаю, надо выйти к толпе.
— Избавиться от них? — спросил Гантри.
— Еще нет. Они должны подождать. Приказ полиции.
— Но…
— Так положено, формальности.
— Во всяком случае, нужно дать пинка репортерам, — предложил Гантри.
— Вот досадно. Я совершенно забыл о них.
— Предоставьте это дело мне.
Представители прессы собрались в холле. Когда Харкнесс и Гантри спустились, сверкнула вспышка, и какой-то молодой человек, видимо только что прибывший, бодро начал:
— Мистер Тимон Гантри? Не могли бы вы…
Глядя на него с высоты своего огромного роста, Гантри заявил:
— Я скажу только одно. И это будет единственное, что вы от меня услышите. Мисс Мэри Беллами внезапно сделалось плохо и несколько минут тому назад она скончалась.
— Доктор э-э-э? Не могли бы вы?..
— Причина в настоящий момент неизвестна. Она потеряла сознание и так и не пришла в себя.
— А мистер Темплетон?..
— Нет, — вместе ответили Гантри и Харкнесс, потом Гантри добавил: — Это все, джентльмены. До свидания.
Из глубины холла показался Грейсфилд и, открыв входную дверь, произнес:
— Спасибо, джентльмены. Будьте любезны удалиться.
Репортеры медлили. На площади показалась машина. Она остановилась возле дома. Из нее вышел высокий плотный человек в котелке и опрятном пальто и вошел в дом.
— Инспектор Фокс, — представился он.
2
Говорили, что приезд мистера Фокса в любое место, где случались неприятности, можно было сравнить с действием огромного и почти бесшумного пылесоса.
Наведение порядка началось сразу: джентльмены из прессы были аккуратно выдворены на площадь, откуда долгое время они упорно не уходили. Гости — а некоторые из них уже готовились удрать — оказались тщательно размещенными в гостиной. Слуги тихо ожидали в холле. Мистер Фокс и доктор Харкнесс отправились наверх. У входных дверей в холле появился и встал на страже констебль.
— Я запер дверь, — сообщил доктор Харкнесс и, с видом школьника, рассчитывающего заслужить одобрение, протянул ключ.
— Очень похвально, доктор, — успокаивающе произнес Фокс.
— Все осталось на своих местах. Можете судить сами.
— Совершенно верно. Очень печальный случай.
Фокс положил свой котелок на кровать и, встав на колени, отвернул простыню.
— Какие сильные духи, — сказал он. Вытащив очки, он водрузил их на нос и принялся разглядывать обезображенное лицо.
— Вы сами видите, — проговорил доктор Харкнесс. — На ней везде следы этого вещества.
— Совершенно верно, — повторил Фокс. — Очень обильные.
Не дотрагиваясь, он внимательно осмотрел баллончик с пестицидом. Потом поднялся и прошелся по комнате. Для человека средних лет у него были очень блестящие глаза.
— Если это удобно, сэр, — сказал он, — я бы хотел поговорить с мистером Темплетоном.
— Он страшно потрясен. У него плохое сердце. Я заставил его лечь.
— Может, вам лучше его предупредить, доктор? Будьте так добры, скажите ему, что я не задержу его надолго. Ему не надо беспокоиться: я приду к нему в комнату. Кстати, где она?
— Соседняя дверь.
— Чудесно. И очень удобно. Я дам вам минутку, чтобы предупредить, а потом войду. Спасибо, доктор.
Доктор Харкнесс настороженно взглянул на инспектора. Тот спрятал в футляр очки, а затем повернулся и выглянул из окна.
— Красивая площадь, — заметил Фокс.
Доктор Харкнесс вышел. Фокс осторожно запер дверь и подошел к телефону. Набрав номер, он назвал добавочный.
— Мистер Аллейн? — спросил он. — Говорит Фокс. Относительно этого случая на Пардонез-плейс. Есть тут одна-две детали…
3
Кончив разговаривать с инспектором Фоксом, старший инспектор полиции Аллейн покорно принялся действовать. Он позвонил жене и привычно сообщил, что не приедет к обеду; вызвал сержантов сыскной полиции Бэйли и Томпсона с их снаряжением, связался с полицейским хирургом, забрал свой чемоданчик с принадлежностями для криминального расследования и, насвистывая, направился к машине.
— Одна театральная дива, — объявил он своим подчиненным, — так вошла в образ то ли бытового, то ли садового паразита, что от всей души обработала себя ядом. Вот в этом и была ее ошибка! Мисс Мэри Беллами. Комическая актриса пикантно-шаловливого плана и отнюдь не начинающая. В общем, по авторитетному мнению мистера Фокса, кто-то ее прикончил.
К тому времени, когда они приехали на Пардонез-плейс, процесс наведения порядка, начатый мистером Фоксом, значительно продвинулся. Инспектору предоставили списки с именами и адресами гостей. Изучив их, он вежливо отпустил тех, кто не покидал, по его выражению, места расположения приглашенных, и вежливо задержал тех, кто выходил, цитируя мистера Фокса, до момента несчастного случая. Ими оказались Тимон Гантри, Рози Кавендиш и Берти Сарасен, которые и были помешены в будуар мисс Беллами на первом этаже. Услышав, что полковник Уорэндер — родственник, мистер Фокс предложил ему присоединиться к Чарльзу Темплетону.,который спустился в свой кабинет. Хотя и без всякого желания, Уорэндер подчинился властям. Доктор Харкнесс, попросив принести себе чего-нибудь тонизирующего, угрюмо расположился в кресле в оранжерее. Флоренс, которую уже допросили, и Старая Нинн, с которой наскоро побеседовали, удалились в свою гостиную на верхнем этаже. Грейсфилд, горничные и нанятые слуги заканчивали уборку.
Под простыней на полу запертой спальни лежало начинающее застывать тело мисс Беллами…
Когда Аллейн подходил к входной двери, среди фоторепортеров началось оживление. Один из них крикнул:
— Нам не подфартит, шеф?
— Все в свое время, — ответил он.
— Вам многое уже известно, мистер Аллейн?
— До черта, — ответил Аллейн и позвонил.
Ему открыл Фокс.
— Извините, что пришлось побеспокоить, сэр.
— Ничего не поделаешь. Что здесь произошло?
Фокс описал ему все в нескольких коротких фразах.
— Хорошо, — проговорил Аллейн. — Пойдем взглянем?
Они вошли в комнату мисс Беллами. Аллейн опустился на колени возле тела.
— Она что, купалась в духах? — удивился он.
— Очень сильный запах, правда?
— Отвратительный. Вся комната просто провоняла. Так, — добавил он, отгибая простыню.
— Не очень приятное зрелище, — заметил Фокс.
— Не очень, — Аллейн помолчал немного, затем продолжил. — Я видел ее неделю назад. Было последнее представление пьесы Ричарда Дейкерса, той, что так долго не сходила со сцены. Это не бог весть какая комедия, но ей удалось наполнить ее только ей свойственным задором. И вот теперь — такой конец, — он нагнулся поближе. — Не могло случиться так, что брызги отнесло ветром ей в лицо? Впрочем, вам ведь сообщили, что окна были закрыты?
— Да, так.
— И на лице, и на груди очень много пятен.
— Верно. А могло быть так? — предположил Фокс. — Она нажала головку, баллон не сработал и она повернула его к себе?
— И он сработал? Думаю, не исключено. Но она бы сразу перестала нажимать, а вы посмотрите на нее. Вот мелкие брызги, как будто она держала баллон на расстоянии вытянутой руки и не очень сильно нажимала. А поверх — большие пятна и целые потоки этого вещества, как если бы она поднесла баллон прямо к лицу и поливала как одержимая.
— Иногда и такое делают.
— Делают. Но в качестве исходной теории мне это не нравится. Никто не прикасался к баллону? После того, как это случилось?