— Дорогая Мэри, — начал он громким голосом, — и все присутствующие! Минуту внимания, пожалуйста.
Блеснула вспышка фоторепортера. Речь Маршанта был; краткой, изящной и галантной, и ее достоинства были оценены гостями. Особенно им польстила мысль, что лишь актеры способны понять своих собратьев по ремеслу, людей столь древней и столь удивительной профессии, кого в старину, шутливо напомнил он, звали бродягами и скитальцами, кто всегда отличался сердечностью, подвижничеством и преданностью. Кратко, но трогательно было сказано о счастливом содружестве Мэри с тем, что он предпочел бы называть не официальным именем «Маршант и K°», а ласковым словом «Правление». Завершая речь, он предложил всем поднять бокалы и выпить за Мэри.
Во время этой речи мисс Беллами вела себя безупречно. Она стояла совсем неподвижно, и даже самый недоброжелательный зритель подумал бы, что она совершенно забыла, что находится в центре внимания. На самом же деле она успевала следить за всеми и заметила, что во время речи в комнате не было Ричарда, Рози, Берти, Уорэндера и Гантри, не говоря уже об Анелиде и Октавиусе. Она отметила, что Чарльз, опоздавший с выходом в своей второстепенной роли принца-консорта, был бледен и встревожен. Это вызвало в ней чувство раздражения. Она увидела, что у стоявшей поблизости в передних рядах гостей Старой Нинн лицо покраснело, что являлось бесспорным признаком неумеренных возлияний. Наверняка пила портвейн и с Флоренс, и с Грейсфилдом, и сама по себе. Отвратительная старуха! Как возмутительно, что Ричард, Рози, Берти, Морис и Тимми не явились, чтобы послушать речь! Невыносимо в собственный день рождения подвергаться оскорблению за оскорблением и обману за обманом. И наконец, боже мой, дошло до того, что все они ее предали из-за этой тощей девчонки из книжной лавки! Теперь пора взглянуть на Монти глазами, затуманенными слезами благодарности. Все пьют за ее здоровье.
Ее ответная речь, как всегда, была очень короткой. Слушатели должны были уловить в ней причудливую элегантность и осознать, что мысли слишком серьезны, чтобы облекать их в слова. В конце она специально обратила внимание собравшихся на богато украшенный торт и сказала, что ее повариха по случаю торжества просто превзошла самое себя, если только такое возможно.
Все опять зааплодировали. В это время в дальнюю дверь вошли Гантри, Рози, Берти и Уорэндер. Мисс Беллами собралась уже произнести заключительные слова своей речи, когда ее перебила Старая Нинн.
— Что это за торт без свечей? — во всеуслышание заявила она.
Несколько гостей нервно и снисходительно засмеялись. Слуги всем видом продемонстрировали возмущение.
— Нужно пятьдесят свечей! — все так же громко продолжала Старая Нинн. — Вот тогда торт выглядел бы чудесно! — от удовольствия она неприятно захихикала.
Реакция мисс Беллами на реплику Нинн была единственно возможной. Она схватила ритуальный нож и вонзила его в самую середину торта. В этом действии было что-то от катарсиса. Публика зааплодировала. Опять блеснула вспышка фоторепортера.
Церемония продолжалась, как ей и положено. Торт был разрезан. Каждый из присутствующих оделен куском. Бокалы еще раз наполнены. Снова послышалась громкая речь. Теперь оставалась процедура вскрытия пакетов с подарками, которые уже были разложены на столе в гостиной. Процедура была последней в сценарии, и когда она закончится, завершится и вечер и гости уйдут. Но церемония будет долгой и потребует все ее силы. А между тем Старая Нинн с покрасневшим лицом, нетвердо держащаяся на ногах, была уже готова продолжить свою чудовищную акцию и вступить в разговор со всеми желающими ее послушать.
Мисс Беллами приняла мгновенное решение. Подойдя к старухе, она обняла ее за плечи и, весело смеясь, направилась с ней к двери, ведущей в холл. Демонстративно не замечая стоящих у нее на пути Уорэндера, Рози, Берти и Тимона Гантри, она крикнула Монти Маршанту, что пойдет попудрить носик. На пороге она столкнулась с Чарльзом и вынуждена была на секунду задержаться.
— Ты вела себя ужасно, — сказал он ей вполголоса.
Она взглянула на него с презрением:
— Ты мне мешаешь. Я хочу выйти.
— Я не могу тебе позволить вести себя таким образом.
— Убирайся! — прошипела она и попыталась пройти. В душной комнате запах духов окутал его, как туман.
— По крайней мере, не душись больше этой гадостью, — громко произнес он. — Послушай меня, Мэри. Не делай хотя бы этого!
— По-моему, ты сошел с ума.
Они молча смотрели друг на друга. Потом он отошел в сторону, и она вышла, таща за собой Старую Нинн. В холле она ей сказала:
— Ступай к себе, Нинн, и ложись. Ты слышишь меня?
Старуха взглянула ей прямо в лицо, опустила уголки рта и, крепко держась за перила, с трудом побрела наверх.
Ни мисс Беллами, ни Чарльз не заметили, что в двух шагах от них, жадно прислушиваясь, стояла Флоренс, проскользнувшая затем в глубину холла.
Входная дверь открылась, и вошел Ричард. Увидев мисс Беллами, он резко остановился.
— Где ты был? — спросила она.
— Я пытался, правда, не очень успешно, извиниться перед своими друзьями.
— Они, как видно, убрались?
— А ты полагала, что они останутся?
— Думаю, они на все способны.
Он посмотрел на нее с каким-то удивлением, но ничего не сказал.
— Мне надо поговорить с тобой, — процедила мисс Беллами сквозь зубы.
— Неужели? Интересно, что ты собираешься мне сказать?
— Немедленно.
— Чем скорее, тем лучше. А разве тебе не надо, — он махнул головой в сторону двери, за которой был слышен шум голосов, — быть там?
— Немедленно!
— Хорошо.
— Не здесь.
— Где хочешь, Мэри.
— У меня в комнате.
Она направлялась к лестнице, когда из столовой, весь сияя улыбками, появился фоторепортер:
— Мисс Беллами, можно только один снимок? Возле двери? С мистером Дейкерсом? Чудесно получится. Вы не против?
Несколько мгновений она колебалась. Ричард что-то тихо пробормотал.
— Там слишком много народу. Мы посвятим вам целую страницу, — добавил репортер и назвал свою газету.
— Да, разумеется, — ответила мисс Беллами.
Ричард смотрел, как она поправила прическу и подкрасила губы. Хотя он и привык к ее профессиональной технике, он был изумлен. Убрав пудреницу, она сияя повернулась к репортеру.
— Где? — спросила она.
— Я думаю, у входа. Встречаете мистера Дейкерса.
Мисс Беллами прошла через холл к входной двери.
Фотограф суетился вокруг нее.
— Не крупным планом, — проговорила она и приняла позу.
— Мистер Дейкерс, пожалуйста, — попросил фотограф.
— Может быть, лучше без меня? — пробормотал Ричард.
— Не обращайте на него внимания, — с какой-то свирепой веселостью приказала мисс Беллами. — Дикки, иди сюда.
— Сейчас на подходе новая пьеса, правда? Может, сделаем так, будто мистер Дейкерс показывает вам ее? Я здесь захватил кое-что на всякий случай.
Он вытащил переплетенную в бумажную обложку рукопись, раскрыл ее и протянул мисс Беллами.
— Как будто вы натолкнулись на одну из тех реплик, которые неизбежно вызывают в зале смех, и показываете ему, — сказал фотограф. — Правильно, мистер Дейкерс?
Испытывая отвращение к этой комедии, Ричард проговорил:
— Я страшно нефотогеничен. Лучше без меня.
— Нет, — заявила мисс Беллами.
Ричард покачал головой.
— Вы себя недооцениваете, — трещал фотограф. — Чуть в сторону. Великолепно.
Она показала пальцем что-то в раскрытой рукописи.
— А теперь — веселая широкая улыбка, — продолжал фотограф. Сверкнула вспышка. — Чудесно. Спасибо, — и он удалился.
— А сейчас, — сквозь зубы процедила мисс Беллами, — я буду говорить с тобой.
Ричард направился за ней наверх. На площадке они прошли мимо Старой Нинн, наблюдавшей, как они скрылись в комнате мисс Беллами. Глядя на закрытую дверь спальни, старуха продолжала стоять и ждать.
К ней подошла Флоренс, поднявшаяся наверх по внутренней лестнице. Они, сдержанно жестикулируя, обменялись короткими сказанными шепотом фразами.
— Все в порядке, миссис Пламтри?
— А почему нет? — строго спросила Нинн.
— У вас лицо покраснело, — сухо заметила Флоренс.
— В комнатах отвратительная жара.
— Сама наверху?
— У себя.
— Опять ссора? — спросила, прислушиваясь, Флоренс.
Нинн ничего не ответила.
— Это все он, да? Мистер Ричард! Что ему надо? — продолжала Флоренс.
— Не смей говорить о нем ничего дурного, Флой. Прошу запомнить это.
— Скажите пожалуйста! — язвительно заметила Флоренс. — Он такой же, как и все остальные.
— Он лучше многих.
В спальне слышался голос мисс Беллами. Временами он становился громким, иногда замирал. Голоса Ричарда в промежутках почти не было слышно. Затем оба голоса, настойчивые и протестующие, вдруг достигли высшей точки и внезапно оборвались. Последовало длительное молчание, во время которого женщины, замерев, уставились друг на друга. Потом раздался короткий и непонятный звук.
— Что это? — прошептала Флоренс.
— Она что, смеялась?
Все прекратилось. Нинн промолчала.
— Ну что ж, — произнесла Флоренс и отпрянула в сторону, видя, что открывается дверь.
С побелевшими губами вышел Ричард. Он прошел мимо, не замечая их. Остановился на лестнице, прижал к глазам ладони, со стоном перевел дыхание. Он постоял немного, напоминая заблудившегося человека, стиснутой рукой стукнул дважды по колонке лестницы и быстро начал спускаться вниз.
— Что я говорила вам, — произнесла Флоренс. Она на цыпочках подошла к приоткрытой двери. — Ссора.
— Не его в том вина.
— Откуда вы знаете?
— Оттуда же, — ответила Нинн, — откуда я знаю, что нечего лезть не в свои дела.
В комнате что-то разбилось. Они растерянно стояли и прислушивались.
4
Сначала никто не обратил внимания, что мисс Беллами нет среди гостей. Прием вновь вошел в свое русло, а после шампанского оживление усилилось. Гости разошлись по двум комнатам и оранжерее, голоса звучали все громче. Все уже забыли о церемонии открывания подарков. Никто не заметил также, что нет и Ричарда.
Гантри пробрался к Чарльзу, который находился в гостиной, и наклонился к нему, чтобы было слышно, что он говорит.
— Дикки ушел, — сказал он.
— Куда?
— Думаю, чтобы успокоить девушку и ее дядю.
Чарльз посмотрел на него с выражением, близким к отчаянию.
— Ничего нельзя исправить, — проговорил он. — Ничего. Это было просто непристойно.
— Где она?
— Не знаю, разве не в соседней комнате?
— Не знаю, — ответил Гантри.
— Я не дождусь, когда это сборище закончится.
— Она должна еще показать подарки. Никто не уйдет, пока она этого не сделает.
Подошла Рози.
— Где Мэри? — спросила она.
— Мы не знаем, — ответил Чарльз. — Ей уже нужно демонстрировать подарки.
— Она свою реплику не пропустит. Можете на нее положиться. Но вам не кажется, что уже пора бы начинать?
— Пойду поищу ее, — сказал Чарльз. — Будьте добры, Гантри, соберите их всех, если сможете.
К ним подошел жизнерадостный и беззаботный Берти Сарасен.
— Что происходит? — спросил он.
— Мы ждем Мэри.
— Она отправилась наверх подремонтироваться наспех, — объявил Берти и хихикнул. — Смотрите, я и не знал, что я поэт, — добавил он.
— Вы видели ее? — спросил Гантри.
— Я слышал, как она говорила это Монти. Мне, бедняжке, она не молвила ни словечка.
К ним пробрался Монти Маршант.
— Монти, голубчик! — закричал Берти. — Твоя речь просто ужас до чего была правильной. Будь здоров! Ну и пьян же я.
Маршант заметил:
— Мэри пошла попудрить нос. Чарльз, может начать их сгонять сюда?
— Думаю, да.
Гантри взгромоздился на стул и крикнул своим режиссерским голосом:
— Внимание! Все исполнители!
За этим знакомым приказом последовало послушное молчание.
— Пожалуйста, все к столу и освободите проход. Последнее действие, леди и джентльмены, последнее действие!
Все сразу повиновались. Стол с грудой свертков был уже выдвинут на середину Грейсфилдом и горничными. Гости расположились по обе стороны, как хор в оперном театре, оставляя свободным проход к главной двери.
— Я только посмотрю, — сказал Чарльз и вышел в холл.
Подойдя к лестнице, он крикнул:
— Эй, Флоренс, скажите мисс Беллами, что мы готовы, хорошо?
Вернувшись обратно, он пояснил:
— Флоренс ее позовет.
Наступило долгое томительное ожидание. Было слышно, как Гантри с привычным свистом перевел дыхание.
— Придется мне идти за ней, — произнес Чарльз и направился к двери.
Но прежде чем он успел выйти, наверху хлопнула дверь и на лестнице раздались быстрые шаги. Послышалось облегченное бормотание и снисходительные смешки.
— Первый раз в жизни Мэри опаздывает к выходу, — проговорил кто-то. На пороге остановилась и застыла чья-то фигура. Но это была не мисс Беллами, а Флоренс.
— Флоренс, а где мисс Мэри? — спросил Чарльз.
Запыхавшаяся Флоренс хватала ртом воздух:
— Не придет.
— О господи! — воскликнул Чарльз. — Только не сейчас!
Как бы для того чтобы сделать сцену еще более театральной, Флоренс пронзительно выкрикнула:
— Врача! Ради всего святого, врача! Быстрее! Здесь есть врач?
Глава 4
Катастрофа
1
Неоспоримая разница между высокой трагедией и мелодрамой заключается в том, что последняя намного естественнее. В минуты душевного волнения даже людям театра, привыкшим быть живее самой жизни, свойственно выражать чувства не неожиданными и яркими фразами, а избитыми штампами.
После появления на сцене Флоренс многие из публики воскликнули: «Господи, что случилось?» Берти Сарасен пронзительно закричал: «Что с Мэри?», а какой-то властный, типично британский голос, владелец которого так и остался неизвестным, произнес: «Спокойствие. Не паникуйте», будто Флоренс звала не врача, а пожарного.
Единственным человеком, не обратившим ни на что внимания, был доктор Харкнесс, который рассказывал Монти Маршанту какую-то бесконечную пьяную историю и чей голос так и продолжал гудеть в дальнем углу столовой самым неподобающим образом. Флоренс протянула Чарльзу Темплетону дрожащую руку:
— Ради всего святого, сэр, — с трудом проговорила она. — Ради всего святого, скорее!
— …А этот парень и говорит другому… — повествовал доктор Харкнесс.
— Бога ради, — проговорил Чарльз, — что случилось? Неужели?..
— Беда, сэр. Идите скорее.
Оттолкнув Флоренс, Чарльз выбежал из комнаты и бросился вверх по лестнице.
— Доктора! — повторяла Флоренс. — Господи, где доктор?
Маршанту наконец удалось привлечь внимание Харкнесса.
— Вам надо идти, — сказал он. — Наверх, к Мэри.
— Что? Маленькая неприятность? — отсутствующе спросил доктор Харкнесс.
— Что-то стряслось с Мэри.
— Соберитесь, — добавил Тимон Гантри, — Харкнесс. Вас ждет больной.
Хотя забытая улыбка еще блуждала по лицу Харкнесса, но в нем мелькнула тень осознания происходящего.
— Больной? Где? Это Чарльз?
— Нет, Мэри. Она наверху.
— Господи помилуй! — произнес доктор Харкнесс. — Хорошо! Сейчас иду.
Он поднялся, слегка покачиваясь, но не тронулся с места.
— Плохо? — спросил Уорэндер Флоренс.
Та, прижав к губам руку, закивала, как китайский болванчик. Уорэндер набрал из ведерка для бутылок горсть льда и неожиданно засунул его за шиворот Харкнессу.
— Придите в себя, — сказал он.
Доктор Харкнесс, громко выругавшись, протестующе повернулся к полковнику, но потерял равновесие и тяжело растянулся на полу. Флоренс завизжала.
— Все в порядке, — проговорил, не поднимаясь, доктор. — Просто споткнулся. Чепуха какая-то!
Уорэндер и Гантри поставили его на ноги.
— Да, все в порядке, — сердито повторил он. — Дайте мне, пожалуйста, воды.
Гантри нацедил немного из ведерка со льдом. Доктор Харкнесс шумно проглотил воду и передернулся: