— Никогда не знаешь, какие могут открыться перспективы, какие возможности могут появиться.
Он смеялся про себя, думая о Глории из канцелярии и перспективах, которые она предлагала. Что она вытворяла в закутке за картотекой! Он совсем не хотел, чтобы жена когда-нибудь об этом узнала.
Крис взял лоток с письмами для верхних четырёх этажей и направился к лифту. На одиннадцатом этаже он деликатно постучал в дверь, перед тем как войти в кабинет Роджера. Начальник отдела кадров оторвался от письма, которое читал с выражением озабоченности на лице.
— В субботу «Челси» показал хорошую игру, Родж, конечно, всего лишь против «Уэст-Хэма», но и это неплохой результат, — сказал Крис, положив пачку писем в папку для входящих. Не дождавшись ответа от своего начальника, он поспешно ретировался.
Когда дверь за Крисом закрылась, Роджер поднял голову. Ему было стыдно, что он не обсудил с ним матч «Челси», но он не хотел объяснять, почему впервые в сезоне пропустил домашний матч любимой команды. Если бы его голова была занята только «Челси», Роджер был бы счастлив.
Он снова вернулся к своему письму. Это был счёт на 1600 фунтов, плата за первый месяц пребывания его матери в доме престарелых.
Роджер с неохотой признал, что она стала слишком слаба и больше не может жить с ними в Кройдоне, но он не ожидал, что счёт составит почти 20 000 фунтов в год. Конечно, он надеялся, что она проживёт ещё лет двадцать, но Адам и Сара пока ещё учатся, а Хизел не желает работать, поэтому ему необходима прибавка к зарплате, притом что сейчас все только и говорят, что о снижении зарплаты и сокращении штатов.
Выходные прошли ужасно. В субботу он начал читать отчёт Маккинзи, который в общих чертах описывал, что должен сделать банк, чтобы и в двадцать первом веке оставаться ведущим финансовым учреждением.
В отчёте предполагалось, что как минимум семидесяти служащим придётся принять участие в так называемой программе сокращения — эвфемизм для выражения «Вы уволены». А кто будет объяснять этим семидесяти значение слова «сокращение»? Кому дадут это незавидное поручение? Прошлый раз, когда Роджеру пришлось кого-то уволить, он не спал несколько ночей. Прочитав отчёт до конца, он был так подавлен, что просто не смог заставить себя пойти на матч «Челси».
Он понимал, что придётся записаться на приём к Годфри Тюдору-Джонсу, главному администратору банка, хотя, разумеется, Тюдор-Джонс отмахнётся от него со словами:
— Проблемы с персоналом — не моё дело, старик. А ты начальник отдела кадров, Роджер, поэтому решать тебе.
Он так и не смог наладить с ним личные отношения, на которые мог бы сейчас рассчитывать. Он старался изо всех сил, но главный администратор ясно дал понять, что не смешивает дело с удовольствием — если только ты не член правления.
— Почему бы тебе не пригласить его на игру «Челси»? — предлагала Хизел. — В конце концов, ты немало заплатил за эти два билета на игры сезона.
— По-моему, он не футбольный болельщик, — сказал ей тогда Роджер. — Он скорее поклонник регби.
— Тогда пригласи его в свой клуб на ужин.
Он не стал объяснять Хизел, что Годфри — член клуба «Карлтон», и Роджер не может даже представить его на заседании «Фабианского общества».
Последний удар он получил в субботу вечером, когда позвонил директор школы, где учился Адам, и сказал, что должен срочно поговорить с ним о деле, которое не может обсуждать по телефону. Он поехал в школу в воскресенье утром, терзаясь в догадках, что такого страшного мог натворить его сын, о чём нельзя говорить по телефону. Он знал, что Адаму нужно взяться за ум и много работать, если он хочет поступить хоть в какой-нибудь университет. Но директор сообщил ему, что сына застукали, когда он курил марихуану, и в школе существуют чёткие правила в такой ситуации — немедленное исключение и направление подробного отчёта в местный полицейский участок на следующий же день. Когда Роджер услышал эту новость, ему показалось, будто он снова очутился в кабинете директора собственной школы.
По дороге домой отец с сыном не сказали друг другу ни слова. Когда Хизел узнала, почему Адам вернулся в середине семестра, она разрыдалась и никак не могла успокоиться. Она боялась, что об этом напишут в «Кройдон Эдвертайзер» и им придётся переехать. Роджер, естественно, не мог в такое время позволить себе переезд, но он решил, что сейчас неподходящий момент объяснять Хизел значение выражения «отрицательная реальная стоимость недвижимости».
В то утро, когда он ехал на поезде в Лондон, Роджер не мог отделаться от мысли, что всего этого не было бы, получи он должность главного администратора. Уже несколько месяцев все говорят, что Годфри войдёт в правление, и когда это наконец произойдёт, Роджер наверняка займёт его место. Но деньги нужны ему прямо сейчас, учитывая, что мать находится в доме престарелых, а ещё надо найти приготовительный колледж, который согласится принять Адама. Им с Хизел придётся забыть о поездке в Венецию на двадцатую годовщину свадьбы.
Сидя за своим столом, Роджер думал, что будет, если коллеги узнают про Адама. Он, конечно, не потеряет работу, но о повышении можно больше не беспокоиться. Он так и слышал язвительные замечания, произносимые злобным, нарочито громким шёпотом:
— Знаешь, у него всегда были левые взгляды. Так что скажи честно, неужели ты удивлён?
Он бы хотел объяснить им — если ты читаешь «Гардиан», это вовсе не означает, что ты непременно участвуешь в маршах «Запретить бомбу», экспериментируешь со свободной любовью и по выходным куришь марихуану.
Роджер снова открыл первую страницу отчёта Маккинзи и понял, что на приём к главному администратору нужно записаться прямо сейчас, иначе можно к нему не попасть. Он знал, что это будет ради галочки, но по крайней мере он выполнит свой долг перед коллегами.
Роджер набрал внутренний номер, трубку сняла секретарша Годфри Тюдора-Джонса.
— Кабинет главного администратора. — Голос Памелы звучал так, будто она простудилась.
— Это Роджер. Мне нужно срочно встретиться с Годфри. Это по поводу отчёта Маккинзи.
— У него почти весь день занят, — сообщила Памела, — но я найду для вас окошко в четверть пятого минут на пятнадцать.
— Значит, увидимся в 16:15.
Памела положила трубку и сделала пометку в ежедневнике босса.
— Кто звонил? — спросил Годфри.
— Роджер Паркер. Говорит, у него проблема, и он должен срочно с вами увидеться. Я втиснула его на 16:15.
«Он не знает, что такое проблема», — подумал Годфри. Он посмотрел, нет ли среди почты писем с пометкой «конфиденциально». Таковых не было, поэтому он пересёк комнату и отдал письма Памеле.
Она взяла их без единого слова. Всё изменилось после тех выходных в Манчестере. Нельзя было нарушать золотое правило и спать со своей секретаршей. Если бы не дождь, который лил целых три дня, если бы он смог достать билет на матч «Юнайтед», если бы её юбка была не такой короткой — этого никогда бы не произошло. Если, если, если… И ведь мир не перевернулся, и было-то всего один раз. Неделя началась просто чудесно — с сообщения, что она беременна.
Как будто у него без этого мало проблем — у банка тяжёлый год, значит, его бонус будет вполовину меньше того, на что он рассчитывал. А что ещё хуже, он потратил деньги задолго до того, как они поступили на его счёт.
Он бросил взгляд на Памелу. После своей первой вспышки она сказала только, что ещё не решила, оставит ребёнка или нет. Сейчас ему этого было достаточно — два сына в Тонбридже и дочь, которая никак не может решить, хочет она пианино или пони, и не понимает, почему нельзя получить всё сразу, не говоря уж о жене, которая превратилась в шопоголика. Он уже и не помнил, когда на его банковском счёте в последний раз был активный платёжный баланс. Он снова посмотрел на Памелу, выходившую из кабинета. Аборт в частной клинике обойдётся недёшево, но это, чёрт возьми, будет намного дешевле, чем что бы то ни было.
Всё было бы совсем по-другому, если бы он стал исполнительным директором. Он был в списке, и как минимум три члена правления дали понять, что поддерживают его кандидатуру. Но мудрецы из правления пригласили человека со стороны. Годфри впервые понял, что чувствует человек, завоевавший серебряную медаль на Олимпийских играх, хотя был явным фаворитом. Чёрт, он подходит для этой работы так же, как Филипп Александер, кроме того, у него есть дополнительное преимущество — двенадцать лет работы в этом банке. Намекали на место в правлении в качестве компенсации, но на нём можно будет поставить крест, как только всплывет история с Памелой.
И каким было первое распоряжение Александера на заседании правления? Оказывается, банк должен вкладывать огромные средства в Россию, а результат оказался катастрофическим — теперь семьдесят человек лишатся работы, и все премии будут пересчитаны. Что ещё хуже, Александер теперь пытается свалить вину за своё решение на президента.
Мысли Годфри снова вернулись к Памеле. Может, стоит пригласить её на обед и попробовать убедить её, что аборт будет самым разумным решением. Только он потянулся к телефону, как раздался звонок.
Это была Памела.
— Только что звонила мисс Франклин. Вы не могли бы подняться в кабинет к мистеру Александеру?
Этим приёмом Александер пользовался регулярно, чтобы кто-нибудь не дай бог не забыл, какое положение он занимает. В половине случаев вопрос можно было легко обсудить по телефону. Этот тип страдал манией величия.
Поднимаясь в кабинет Александера, Годфри вспомнил, что жена предлагала пригласить его на ужин — она хотела своими глазами увидеть человека, который лишил её новой машины.
— Он не захочет прийти, — пытался объяснить ей Годфри. — Понимаешь, он очень замкнутый человек.
— От тебя не убудет, если ты спросишь, — настаивала она.
Но Годфри оказался прав:
«Филипп Александер благодарит миссис Тюдор-Джонс за любезное приглашение на ужин, но, к сожалению…»
Годфри пытался угадать, зачем Александер его вызвал. Он не мог узнать о Памеле — и вообще это не его дело. Тем более, если верны слухи о его собственных сексуальных предпочтениях. Может, ему доложили, что Годфри намного превысил кредит в банке? Или он попытается втянуть его в свою игру с русским фиаско? Постучав в дверь, Годфри почувствовал, что у него взмокли руки.
— Войдите, — произнёс низкий голос.
Годфри встретила секретарша исполнительного директора мисс Франклин, которая перешла к нему из «Моргана». Она молча мотнула головой в сторону кабинета своего босса.
Он постучал во второй раз и, услышав «Войдите», шагнул в кабинет исполнительного директора. Александер поднял голову от своих бумаг.
— Вы читали отчёт Маккинзи? — спросил он.
Ни тебе «Доброе утро, Годфри». Ни «Хорошо провели выходные?». Просто — «Вы читали отчёт Маккинзи?».
— Да, читал, — ответил Годфри. На самом деле он просто пробежал его глазами, просматривая заголовки и более внимательно изучая разделы, которые затрагивали его напрямую. Он не собирается вдобавок ко всему остальному оказаться в числе тех, кого скоро уволят.
— Основная мысль состоит в том, что мы можем сэкономить три миллиона в год. Это означает, что нам придётся уволить семьдесят сотрудников и вполовину сократить премии. Мне нужно, чтобы вы представили мне письменное заключение, как нам к этому подступиться: какие отделы могут безболезненно избавиться от персонала и кого из служащих мы рискуем потерять, если сократим их премии. Вы можете подготовить это к завтрашнему заседанию правления?
«Ублюдок опять пытается переложить ответственность на другого, — подумал Годфри. — И, похоже, ему всё равно, на кого, лишь бы самому уцелеть. Хочет поставить правление перед свершившимся фактом, прикрывшись моими рекомендациями. Чёрта с два».
— В данный момент у вас есть какие-то дела, которые можно назвать неотложными?
— Нет, ничего, что не могло бы подождать, — ответил Годфри.
Вероятно, не стоит говорить о проблемах с Памелой или о том, что жена придёт в ярость, если он не явится сегодня вечером на школьный спектакль, где их младший сын играет ангела. Если честно, даже играй он самого Иисуса, всё равно ничего бы не изменилось. Годфри придётся всю ночь готовить доклад для правления.
— Хорошо. Предлагаю встретиться завтра в десять утра, и вы вкратце объясните мне, как нам выполнить рекомендации отчёта.
Александер опустил голову и вернулся к бумагам на своём столе, давая понять, что разговор окончен.
Услышав звук закрываемой двери, Филипп Александер поднял голову. «Везет ему, — подумал он, — никаких по-настоящему серьёзных проблем». А вот он погряз в них по самые уши. Сейчас самое главное — дистанцироваться от злополучного решения президента инвестировать огромные суммы в Россию. В прошлом году он поддержал этот шаг на заседании правления, и президент позаботился, чтобы его одобрение внесли в протокол. Но как только он узнал, что происходит в «Банке Америки» и банке «Барклиз», он немедленно наложил запрет на вторую выплату — о чём постоянно напоминал правлению.
С того дня Филипп засыпал банк служебными записками. Он предупреждал, чтобы все отделы обеспечивали покрытие собственных сделок и требовали возврата всех денег. Он рассылал записки ежедневно, и в результате теперь почти все были убеждены, что он с самого начала скептически относился к решению об инвестировании.
Паре членов правления, которые не были тесно связаны с сэром Уильямом, он представил события так, будто бы он не мог пойти против желаний президента, проработав в должности исполнительного директора всего несколько недель. И якобы именно по этой причине он не возражал против решения сэра Уильяма предоставить санкт-петербургскому банку «Северное небо» ссуду в 500 миллионов фунтов. Ситуацию всё ещё можно было обернуть в свою пользу, потому что если президенту придётся уйти в отставку, внутреннее назначение было бы самым разумным шагом правления в сложившихся обстоятельствах. В конце концов, когда они назначили Филиппа исполнительным директором, вице-президент Морис Кингтон ясно дал понять, что сэр Уильям вряд ли останется до конца своего срока — а это было ещё до русского фиаско. Примерно месяц спустя Кингтон вышел в отставку; в Сити всем было известно, что он уходит, только когда на горизонте появляются неприятности, так как не желает рисковать своими руководящими постами в других компаниях, которых не меньше тридцати.
Когда «Файнэншл Таймс» опубликовала неблагоприятную статью о сэре Уильяме, она прикрылась словами: