Мать Кристиана держалась со сдержанной благожелательностью; внешняя хрупкость и нежность, как с первого раза подметила Мари, сочетались в ней с внутренней твердостью.
— Чем занимаются ваши родители, Мари? — спросила она.
— Отец рыбачит, мать ведет домашнее хозяйство.
— А вы?
— Я помогаю матери.
— Вы учились в школе?
Корали какое-то время училась на материке, она даже жила там под присмотром дальних родственников отца. Но Мари повезло меньше.
Девушка замялась:
— Это было… домашнее образование.
— Словом, вы знаете грамоту, и этого достаточно.
— Кристиан говорил, у вас есть книги, — сказала Мари, словно стремясь оправдаться. — Если бы вы дали мне несколько, я бы с удовольствием почитала.
— Да, конечно. А какие у вас планы на будущее?
Девушка пожала плечами:
— Здесь никто не строит планов, просто живут, и все. Вообще я собираюсь уехать отсюда.
Кристиан, до сего момента слушавший вдумчиво и серьезно, помрачнел. Это не укрылось от Шанталь, и ее безупречно гладкий лоб прорезала тревожная горькая складка.
— Вам здесь не нравится?
— Мне кажется, будто я в тюрьме, — вздохнула Мари.
— Но тут так красиво…
— Я боюсь стать не пленницей острова, а заложницей того образа жизни, какой ведут мои родные и я сама, — сказала девушка.
Все-таки эти люди пока плохо понимали, что значит ощущать оторванность от мира, большого мира, когда жизнь, с одной стороны, напоминает спокойный сон, а с другой — полна той ужасающей реальности, какая способна пробудить отчаяние в самом отважном сердце.
— Да, нелегко ощущать себя обманутой жизнью, — задумчиво промолвила Шанталь.
Наступила пауза, и тут Мари решила, что тоже может о чем-нибудь спросить.
— А кто ваш отец, Кристиан? — наивно поинтересовалась она.
Шанталь продолжала сидеть не меняя позы, лишь ее тонкие пепельные брови слегка приподнялись, а Кристиан произнес, сияя широкой улыбкой, в которой более опытный и искушенный жизнью человек легко уловил бы иронию:
— Когда я впервые спросил об этом у мамы, она ответила, что меня принесли ангелы.
Мари замерла. Как это понимать? Что он незаконнорожденный? Что ж, он вполне мог быть сыном какого-нибудь аристократа (почему она решила, что именно аристократа, девушка и сама не знала), который соблазнился красотой Шанталь. Тогда кем была сама Шанталь?
— Должно быть, вам трудно управляться по хозяйству? — спросила она, пытаясь сгладить неловкость.
— Я подумываю о том, чтобы нанять служанку, — ответила женщина.
— Я могла бы вам помочь, — сказала Мари. — Нашей семье не помешают лишние деньги.
— Этому никогда не бывать! — резко произнес Кристиан и прикоснулся к руке девушки.
Вскоре Мари встала из-за стола.
— Спасибо за угощение. Мне пора, а то родители будут меня искать.
— Вы не сказали им, что идете к нам? — спросила Шанталь.
— Нет.
— Давайте я вас провожу, — предложила женщина и взяла с дивана соломенную шляпку, украшенную воланами из лент.
Они вышли из дома и пошли мимо ветхих домов, застывших в своей странной архаичной красоте. В разгар лета каменные стены были увиты плющом, а пышная растительность окутывала дворы прохладной тенью. Ветер трепал опаленную солнцем траву и тихо звенел в верхушках высоких деревьев.
Мари шла медленно; она закрыла глаза, подставив лицо солнцу. Она понимала: это последняя минута безмятежности перед серьезным разговором.
— Простите, Мари, — вдруг резко спросила Шанталь, — какие у вас отношения с моим сыном?
Девушка растерялась. Она заметила, как Шанталь нервно сплела свои гибкие, как тростник, пальцы.
— Мы просто знакомые. Встречаемся, разговариваем… — Потом прибавила: — Не беспокойтесь, мне известно, что я не пара вашему сыну.
— Да, — Шанталь взяла ее под руку, — но совсем не в том смысле, как ты думаешь. Ты здоровая девушка, а Кристиан… сама понимаешь. В свои двадцать три года он достаточно настрадался, и я не хочу, чтобы его настигла новая боль. Скажу прямо: едва ли он всерьез заинтересовался бы тобою в Париже, да и ты вряд ли увлеклась бы Кристианом, если б жила в большом городе, а не на этом острове. Здесь ни у кого из нас нет особого выбора.
— Да, — промолвила Мари, освобождая руку, — и все-таки вы выбираете… за меня.
— Просто я уверена, будет лучше, если вы перестанете видеться, — сказала женщина, глядя на девушку ясными голубыми глазами.
— Хорошо. Я все поняла. Я пойду, мадам.
Шанталь усмехнулась:
— Я не мадам. А для мадемуазель, пожалуй, старовата. Называй меня просто по имени.
Внезапно в ее голосе проскользнули странные нотки — будто эту фразу произнесла совсем другая женщина, а в коротком смешке прозвучало что-то жесткое, даже циничное. Но Мари была слишком расстроена, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Вернувшись домой, девушка долго размышляла об этом разговоре. Их общение с Кристианом действительно сводилось к беседам, причем порою об очень странных вещах, о каких Мари никогда ни с кем не говорила.
Его слепота отталкивала и пугала; не будь Кристиан слеп, Мари давно влюбилась бы в него без памяти, ведь он был вежлив, ненавязчив, да к тому же весьма привлекателен.
А она — кем была для него она? Иногда Мари казалась самой себе сиротой, которую из милосердия наняли потешать барского сынка. Эту мысль как нельзя лучше подтверждал разговор с Шанталь — прямой, резковатой, твердой и в то же время явно не слишком уверенной в себе, чей дом был не к месту изысканным, уединенным и печальным, чья кожа в отличие от обветренной, загорелой кожи Мари была нежна, как цветущий миндаль, в чьих глазах сквозь мягкий свет пробивалась острая, как боль, жестокость.
Мари решила, что ноги ее больше не будет ни на западном берегу острова, ни тем более в доме Кристиана. Каждому свое: для него остров — это убежище, для нее — родной дом, ограждающая от мира крепость.
Вскоре в гости к родителям неожиданно приехала Корали с мужем. Отец и мать нашли, что дочь хорошо выглядит, к тому же на голове у Коры красовался новый, отделанный кружевом батистовый чепец. Что касается Луи Гимара, то он, безусловно, был силен и смел, но при этом грубоват и прост, а Мари с некоторых пор ощутила склонность к утонченности.
За ужином зять вдруг произнес:
— Я хочу сообщить вам важную новость.
«Кора беременна», — сразу подумала Мари.
Однако Луи Гимар продолжил:
— И не слишком хорошую. На Больших скалах начаты разработки гранита. Прибыла партия рабочих с материка, человек двадцать. Скоро начнут вывозить наш камень — говорят, он пользуется большим спросом!
Отец возмущенно покачал головой:
— Подумать только, что творят власти! Распродавать остров по кускам!
— Да, я тоже так думаю.
Потом они долго говорили о разных проблемах, а Корали прошла в свою комнату, которую прежде делила с младшей сестрой. Сначала Мари хотела расспросить ее о семейной жизни, но потом решила, что это ни к чему.
Слегка поколебавшись, девушка рассказала сестре о Кристиане: все-таки ей хотелось кому-то выговориться. Или посоветоваться.
Кора молча выслушала ее и сказала:
— Полагаю, нет смысла выступать против решения его матери. Она лучше знает своего сына. Да и родителям вряд ли понравится это знакомство.
— Неужели нельзя хоть в чем-то отступить от правил! — воскликнула Мари. Ее возмущало, что до Коры в буквальном смысле слова было не достучаться.
— Отступить можно, но что это даст? Ведь правила диктует образ жизни, — сказала Кора.
Они сидели глядя друг на друга: одна — с осознанием неукротимой воли, отказываясь сложить оружие, с желанием настоять на своем и самой выбрать свой путь, другая — словно впавшая в спячку, унылая и поразительно спокойная.
— Ты счастлива? — спросила Мари, желая уязвить сестру, но Кора ответила:
— Наверное, да, потому что мне хочется жить дальше.
Ночью Мари почти не спала — ей мешала ярко светившая в окно, белая, усыпанная серебряными блестками луна, а еще — собственные сомнения, такие же тяжелые и неодолимые, как бьющие в скалы океанские волны. Некоторые мысли пробуждали в ней боязливое удовольствие, другие откровенно угнетали. «Какие у вас отношения с моим сыном?» — спросила Шанталь. «Неопределенные» — так следовало бы ответить. А какими они могли бы быть или стать? Мари впервые осмелилась представить молодого человека здесь, в этой комнате, в этой постели, рядом с собой — и тут же почувствовала, что ей мало дружбы с ним. Она ревновала Кристиана к его воспоминаниям, ей хотелось занять место в его сердце, завладеть его жизнью, она мечтала о невинных прикосновениях и поцелуях. Почему бы нет?
В конце концов, поняв, что не уснет, девушка встала с кровати, и, обнаженная, похожая на омытый океанским прибоем камешек, подошла к окну. Луна залила все вокруг холодным светом, и все мерцало, преображенное этим сиянием.
«Опасно пытаться менять окружающий мир сообразно своим мечтам, за это приходится платить, и никогда не знаешь чем», — однажды сказал Кристиан. Зачастую его фразы были полны недомолвок, но теперь Мари твердо решила поговорить с ним прямо и откровенно. Она спросит его, кто он такой и почему оказался здесь. И постарается узнать, что она значит для него. Нужно добиться определенности хотя бы в этом. Или прежде всего в этом. Чтобы решить, что делать дальше.
Она прибежала на берег ни свет ни заря. По небу плыли облака — солнце то скрывалось, то появлялось вновь, отчего скалы временами ярко блестели, а порою были черны как смоль, и море тоже беспрестанно меняло свой цвет.
Идти к дому Кристиана было еще рано, и Мари решила подождать. Она присела на корточки над самым обрывом и принялась глядеть на обросшие мохнатыми водорослями подножия угрюмых скал и бахромчатые волны прибоя. Иногда до ее лица долетали брызги пены, а ветер овевал его своим соленым дыханием.
Вдруг ее чуткое ухо уловило шорох, и девушка быстро вскочила на ноги. По берегу не спеша шел незнакомый мужчина.
Мари замерла. Кто это? Она уставилась на незнакомца и, сама того не осознавая, откровенно разглядывала его. Мужчина был молод: вероятно, такого же возраста, как Кристиан. Из всей одежды на нем были только закатанные до колен парусиновые штаны. Видно, он совсем недавно вышел из моря: по его бронзовому от загара телу стекали капли воды, а намокшие русые волосы казались темнее, чем на самом деле; они блестели так, как, случается, блестят водоросли на пронизанном солнцем мелководье.
— Эй! — крикнул он издали, и его глаза сверкнули отражением солнечного света. — Это что за остров?
Мари ничего не ответила, а про себя утвердилась в первом впечатлении — не местный. Впрочем, своих-то островитян она знала всех до единого, да и с соседнего острова, где теперь жила Кора, очень и очень многих. И вдруг девушка вспомнила: Луи Гимар говорил, что на Большие скалы приехали люди, они будут заниматься разработкой гранита. А если он из тех?.. Мари невольно почувствовала враждебность к чужаку. Что ему здесь нужно? И вместе с тем ей было любопытно узнать, как он сумел переплыть с одного острова на другой. В округе было немало людей, способных преодолеть вплавь многие мили, но все они с рождения жили возле океана, а океан развивает в человеке не только физическую выносливость, он воспитывает характер, формирует волю, уверенность в себе, умение трезво оценивать опасность. И тот, кто способен противостоять океану, способен противостоять всему на свете. Мари и сама неплохо плавала, но никогда не решилась бы переплыть такое расстояние.
— Приветствую вас! — сказал незнакомец, подойдя совсем близко. — Не дадите ли вы мне глоток воды? А то в горле пересохло.
— В океане воды сколько угодно, — холодно обронила Мари.
— Да, но я не могу ее пить, так же как могу только смотреть на вас, но… — Он не договорил, а потом, улыбнувшись, спросил: — Вы островитянка?
— Не ваше дело, — отрезала девушка, глядя на него с откровенной враждебностью.
— Не очень-то вы любезны, — заметил молодой человек, — а я уж подумал, не жениться ли мне на такой девушке, как вы, и не остаться ли здесь навсегда!
— Ну, на мне-то вам не удастся жениться, потому что я скоро уеду отсюда, — заявила Мари, а сама невольно задала себе вопрос: интересно, какой он видит ее?
Она вспомнила, как впервые встретила Кристиана и говорила с ним. Наверняка внутренний взгляд слепого юноши весьма отличается от взгляда этого зрячего человека.
— А не уехать ли нам вместе? — с веселой беспечностью промолвил он.
Решив, что не стоит продолжать этот бессмысленный разговор, Мари повернулась и не оглядываясь пошла прочь.
— Меня зовут Эжен, — крикнул молодой человек ей в спину, но девушка сделала вид, что не услышала.
Ему удалось занять некоторое место в ее мыслях, но Мари нашла, что это очень скверно. Она решила, что сегодня ей лучше не видеться с Кристианом, и отправилась домой.
Тем же вечером, помогая матери мыть посуду, девушка спросила:
— Как ты думаешь, мама, Корали удачно вышла замуж?
Жанна Мелен оторвала взгляд от грязных тарелок и посмотрела на дочь. Мари подумала, что, вероятно, матери не приходило в голову искать ответа на этот вопрос.
— Полагаю, что да. Луи Гимар порядочный человек, к тому же большой труженик.
— Но он уже был женат, он намного старше Коры, и он… нищий! Неважно, что у него есть рыбачье судно, все равно ему никогда не заработать столько денег, чтобы он мог изменить свою жизнь! — вырвалось у Мари. — К тому же едва ли он знает, чего хочет от жизни!
Жанна Мелен замерла. Ее худое лицо было невыразительным, вялым, туго стянутые сзади черные волосы напоминали траурную повязку, натруженные руки опутаны сетью выпирающих из-под кожи вен.
— Здесь нет нищих, Мари, — устало произнесла она. — Океан никому не даст стать нищим, он прокормит всех. И чего хотеть от жизни людям, которым жизнь и без того дала все, что можно пожелать? Бог сказал нам: «Вот ваша земля, ваша пища и ваш кров…»
«А потом ушел, бросив нас на произвол судьбы», — мысленно закончила Мари.
Мать всю жизнь работала дома, в огороде и в саду, она копала землю, таскала воду, стирала и готовила, она никогда нигде не бывала и, по-видимому, считала, что так и должно быть. Вряд ли она думала о духовном больше, чем о материальном. Вряд ли она вообще о чем-нибудь думала. Ее «счастье» составляли смирение и неведение. Корали разбиралась в жизни куда больше матери, но она покорилась неизбежному. Дальше всех продвинулась Мари: она не собиралась мириться со своей судьбой.
Девушка ждала, что мать заговорит о ее будущем, ведь ей шел двадцать первый год, но Жанна Мелен ничего не сказала.
«Они ждут, когда начнется медленное угасание надежд в моем сердце, — подумала Мари, — а когда мне исполнится двадцать шесть, как Коре, выдадут меня за первого встречного».
На следующий день Мари отправилась на берег. Она втайне опасалась, что снова увидит Эжена. Но на берегу никого не было. Подхваченный сильным ветром утренний туман клочьями уплывал к горизонту, морской простор был огромен и пуст. Внезапно девушке захотелось искупаться, но она боялась, что ее кто-нибудь увидит. Прежде ее никогда не посещали такие мысли: она спокойно раздевалась и плавала, не думая ни о чем.
Она обернулась и увидела Кристиана: он стоял неподалеку — в его глазах сиял отблеск непрерывно движущихся волн, и он улыбался.
Когда Кристиан улыбался, его улыбка часто казалась застывшей, как и взгляд, — к ней нужно было привыкнуть. Мари чудилось, будто он, улыбаясь, видит некий болезненно счастливый сон.
— Мари? — вопросительно произнес молодой человек.
— Да, я здесь, — облегченно вздохнув, отозвалась девушка.
— Почему ты не приходишь? Сегодня я отправился на берег в надежде увидеть тебя и спросить: ты не хочешь со мной встречаться?
— Мы не должны встречаться, — чуть помедлив, сказала она.
— Вот как? Отчего же?
«Почему бы, — подумала девушка, — не сказать ему правду?» На острове жалость была не в ходу, Каждый приспосабливался к жизни, как мог.
— Твоя мать считает, что у нас нет ничего общего. Ты не видишь, и это должно меня отталкивать, да и я тебе не пара: дикарка с забытого Богом маленького острова.
Кристиан замер. Его лицо буквально окаменело.
— Она так сказала?!
— Немного по-другому, но это не меняет дела Суть та же.
Внезапно он протянул к ней руки, словно ища поддержки или помощи, так, словно он тонул, а она могла его вытащить. Но Мари не двинулась с места.
— Но ты могла бы спросить мое мнение!
— Я привыкла прислушиваться к словам старших, — упрямо и с оттенком обиды произнесла Мари.