– Знаешь, Маккенна, для меня оно значит до черта больше, чем эта твоя костлявая девчонка! Но я тоже как бы деловой. И понимаю, что Микки поедет с нашей маленькой компанией.
Глен тряхнул косматой рыжей головой.
– Хотелось бы мне, как и тебе, видеть все в радужном свете, – сказал он Пелону. – Правда, сейчас ты так темнишь, что мне не уследить за твоей мыслью.
Бандит тоже тряхнул своей лысиной, но при этом довольно хитро ухмыльнулся.
– Да ну, амиго, ведь все проще пареной репы. Если попытаешься хохмить или чтото замышлять, я тебя просто пристрелю. Тебя или твою девчонку, мне без разницы. Если Микки попытается сделать то же самое – Хачита быстренько утопит свой топорик в его башке, потому что именно Микки пристрелил Бе… – тут он осекся и поправился:
– Его приятеля. Идем дальше: если начну выкаблучиваться я – меня пристрелит Микки, а ты поможешь. С другой стороны, если Хачита поймет, что я угрожаю тебе, то придет по мою душу, потому что его дружок строгонастрого приказал ему тебя слушаться. Ну, а если он меня кокнет, моя пресвятая мамаша его быстренько пристрелит – и так далее и тому подобное, в общем ты сам все прекрасно понимаешь.
Маккенна снова тряхнул головой, на сей раз несколько энергичнее.
– Тебе виднее, хефе, – признал он мрачно.
– Лады! – крикнул бандит Микки Тиббсу. – Поставь свое ружьецо на предохранитель и иди пить кофе.
Парень медленно кивнул.
– Только сначала, – сказал он, – вынь правую руку изпод серапе и положи револьвер на камень возле костра.
– Хесус Мария! – усмехнулся Пелон, обнажая иссеченной верхней губой крепкие зубы. – Эта чертовка Люпе тебе все действительно рассказала.
– Бабы вообще любят поговорить, – сказал Микки, – особенно, если их разложить на одеяле. Клади оружие на камень.
Пелон выполнил требование. Все направились к костру и Мальипай налила кофе в жестяные кружки. Фрэнчи Стэнтон села рядом с Маккенной, крепко держа его под руку. Шотландец чувствовал, как ее трясет.
– Есть еще одна деталь, о которой нелишне напомнить, – сказал Микки. – Так как теперь мы компаньоны, я должен сделать маленькое сообщение. О том, чего вы пока не знаете, и о чем даже не подозреваете.
– Валяй, – буркнул Пелон. – Всегда приятно послушать свежие новости.
– Мои будут не из приятных. После всех ваших убийств народ в этой части страны очень резко настроился против апачей, которые скрываются, как койоты. Все кланы оповещены, что ваша компания направляется в Снотаэй и что индейцев преследуют по вашей вине. И теперь не меньше дюжины индейских отрядов вас выслеживают, с тем чтобы отрезать от каньона Дель Оро. Таким образом, они хотят показать, что лояльны к нынешнему правительству и что им твой безволосый скальп нужен не меньше, чем белым. Но мне кажется, их мыслишки вертятся там же, где наши.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Пелон.
– Они считают, что обнаружив тебя, они обнаружат и Снотаэй. Апачи сильно изменились, они стали думать так же, как белые ублюдки. Не отыщется ни одного мужчины до сорока лет, который бы изза этого золота не перерезал глотку собственной матери. Они больше не желают быть козлами отпущения, и проливать пот и кровь за мишуру и зеркальца. Цена золоту теперь одна – жизнь.
– Бог ты мой, какая ужасная мысль!
– Не такая уж ужасная. Потому что оставляет одну дорогу – вперед. Назад уже не вернуться.
– И он прав, хефе, – поддакнул Маккенна. – Нам придется все время убегать.
Бандит не обратил внимания на последнее замечание.
Он выплеснул из кружки остатки кофе, почистил ее песком и передал Мальипай.
– Убери это к остальным сокровищам, что едут в твоем мешке, маманька, – сказал он. – Пора в Снотаэй.
Пока старуха с Фрэнчи сворачивали лагерь, мужчины похоронили Салли в глубоком гроте, возле озера. Тело, укутанное в одеяло, завалили булыжником, чтобы ни зверь, ни птица не смели тревожить ее сон. Никто не плакал, но и не шутил во время погребения. Пока свершалась скорбная работа, Маккенна непрестанно размышлял над тем положением, в котором оказался.
Когда же он сделал главную ошибку. Какой поворот тропы пропустил? Где позволил себе увлечься игрой не на жизнь, а на смерть? Откуда имело смысл отступить? Маккенне казалось, что шансов на все это у него было предостаточно. Но, размышляя трезво, он понимал, что каждый из таких «шансов» мог окончиться для девушки трагически или, что еще хуже, – для него, потому что в таком случае она осталась бы один на один с бандитами. Нет, настоящей возможности бежать пока не выпадало. Шотландец решил при первом же удобном случае поговорить с Фрэнчи и объяснить ей свое поведение в прошлом, чтобы показать, как она должна вести себя в будущем. Пока им следовало двигаться вместе с компанией Пелона, чтобы в конце концов отыскать ту широкую улицу, которая ведет к спасению. Путь до каньона Дель Оро неблизкий. Наверняка, между могилой Салли и Снотаэй отыщется участок, где они с вконец издерганной девчушкой смогут сделать рывок и попробовать улизнуть.
Пока же во всем приходилось подыгрывать Лопесу, изображать единомышленника, чтобы не загасить тот слабый огонек симпатии, возникший между ними, и искать, все время искать слабину в жестоком убийце, которая – Маккенна знал – жила в душе бандита и, воспользовавшись ею, перехитрить и победить грозного соперника.
А вот присоединение к банде юного убийцы – Микки Тиббса – уже само по себе чрезвычайно затрудняло будущий побег. Маккенна чувствовал, что кавалерийский разведчик, так же, как и Пелон, имеет врожденные преступные наклонности и способен убивать, не задумываясь, не обладая при этом изысканностью и «внутренней искрой», отличавшей действия вожака бандитов. За Микки придется следить на всех стоянках, у всех колодцев и во время всех переездов. Принимая во внимание постоянную угрозу, исходящую от Пелона с Хачитой, можно было не сомневаться, что жизнь обоих белых пленников находится в постоянной опасности.
Маккенна отметил также, что следовало отыскать какойто способ справиться с умственной отсталостью Хачиты, потому что в сочетании с его дикой сущностью она могла стать чрезвычайно опасной. Индеец вроде бы принял сторону шотландца, но хмурый лоб и косые взгляды, которые он постоянно бросал на белого, словно не мог вспомнить чтото чрезвычайно важное, указывали на то, что это «чтото» должно быть не слишком веселого свойства. Постоянное внимание со стороны дикаря сделало бородача крайне впечатлительным. От подобной тени за спиной кто угодно сойдет с ума. И всетаки по сравнению с Микки и Пелоном молодой великан казался вполне сносным компаньоном.
Индеец на всем протяжении скорбной работы и позже, когда отряд разобрал лошадей и вскочил в седла, чтобы покинуть луг смерти, не отставал от Маккенны ни на шаг и все время пристально за ним наблюдал.
Отметив это, Пелон приказал Хачите перейти в голову колонны и ехать с ним рядом. На это апач ответил отказом. Его погибший друг советовал доверять белому с рыжими волосами. Значит, с ним он и поедет. Маккенна быстренько заверил Пелона, что это его нисколько не стеснит. То же самое он объявил и хмурому Хачите.
– Счико, – сказал он мимбреньо на его родном языке и положил руку на напрягшийся бицепс.
Это слово означало «друг»и по прошествии одной сердитой минуты складчатое лицо индейца разгладилось, он улыбнулся и, положив свою огромную лапищу на руку Маккенны, пророкотал:
– Счикобе, – что было еще лучше, так как переводилось как «старый друг».
Достигнутое согласие несколько успокоило Пелона. Ему вовсе не хотелось конфликтовать и ссориться с апачем по пустякам.
– Скорее, – поторапливал он компаньонов, – пора ехать.
Наконец, все собрались и двинулись вперед: Пелон впереди, затем Микки, между лопатками которого удобно устроилось дуло старой винтовки и Мальипай, за индианкой – Фрэнчи Стэнтон, потом Маккенна и Хачита.
Когда последние двое оказались позади всех, апач, замешкавшись, повернулся назад, всматриваясь в нижний предел каньона, за которым лежала тропа, ведущая к безмолвным скалам рокового колодца Скаллз.
– Хотелось бы мне, – печально сообщил он Маккенне, – вспомнить то, от чего меня предостерегал мой товарищ, лежащий теперь там, на тропе. Это касалось того, почему мы поехали с этими собаками; почему появились на ранчерии старого Эна и Мальипай. Жаль, что я такой глупый и несообразительный. Моему товарищу было бы стыдно, если бы он узнал о том, что я забыл самое главное, о чем должен был постоянно помнить.
– Ты все вспомнишь, – заверил его Маккенна. – Старайся, не переставая, и в один прекрасный момент воспоминание возникнет у тебя в мозгу столь отчетливо, словно оно никуда не исчезало. Вот увидишь. Едем; твой друг в тебя верит; он знает, что ты все вспомнишь.
Огромный апач удовлетворенно кивнул.
– Спасибо, белый друг, – улыбнулся он. – Мой друг говорил, чтобы я тебе верил, вот я и верю. Едем – пора нагонять остальных.
Он сжал коленями бока своего пони, и они с Маккенной двинулись по узкому каньону вслед за отрядом.
Маккенна тоже улыбался. Он все еще был жив, к нему вернулась Фрэнчи, появился новый друг – хороший, правда несколько с приветом, апач – и все за один час! День стоял прекрасный, Аризона дышала жизнью – чего еще мог желать мужчина!
Особенно приятным было то, что простым похлопыванием по плечу и заверениями, что в один прекрасный день индеец вспомнит все, о чем ему говорил Беш, он смог успокоить бедного Хачиту.
Если бы Глен Маккенна мог хотя бы заподозрить, что именно сказал своему приятелю Беш, то горячее чувство удовлетворения моментально сменилось бы ледяным страхом. Но, как бы то ни было, сейчас его глаза сверкали еще сильнее, чем после первого пожатия руки Фрэнчи в «Нежданном Привале» возле ЯкиСпринг, а сердце билось судорожно, как у самого что ни на есть воробушка, а не сурового тридцатилетнего мужчины.
– Ух! – обратился он к мрачному апачу. – Что за день! Сказка! Если бы я умел петь, – то немедленно огласил бы этот каньон звуками!
Хачита удивленно воззрился на него.
– Чего это ты такой счастливый? – спросил он.
Великолепный вопрос, подумал Маккенна. Вот если бы у него отыскался такой же великолепный ответ…
«САХАРНЫЕ ГОЛОВЫ»
Они миновали ЯкиХиллс и пересекли СолтРивер в верхнем рукаве. Следуя по правому берегу за потоком, отряд проскользнул мимо СанКарлоса и Сомилл, оставил с восточной стороны резервацию Форта Апач и прямиком попал в Ситгривские пустоши, на западе от СентДжонса, Аризона. Здесь, на шестую ночь путешествия они разбили лагерь в седловине между двух безымянных гор. С этого места они могли видеть: на север – гору Грина десяти тысяч футов, на юг – гору Болди одиннадцати тысяч футов. И на север и на юг панораму блокировали отроги седловины. Стоять лагерем оказалось не слишком удобно – место продувалось ветрами, воды и хвороста не было. Но никто не жаловался: путь был проделан большой, лошади находились в прекрасном состоянии, никто не пострадал. У Маккенны с Фрэнчи на освобождение не выпало ни одного шанса. Но компаньоны стали относиться к рыжебородому проводнику и его девушке с меньшей жестокостью и уже не так тщательно следили за ними, как до засады в Скаллз. Во время продвижения через иссохшее плато Натана и сквозь земли индейцев Кинишба между путешественниками установился некий дух товарищества, а при приближении к Ситгривзким пустошам, а затем к апачским холмам чуть ли не дружба. Своей любовью к этим местам Маккенна заразил и Фрэнчи. На протяжении двух последних переездов девушка тоже начала «нюхать рассвет»и «слушать, как растет трава», как это обычно делают апачи. Она сильно привязалась к старой скво, и Мальипай после не слишком долгого периода грубоватых одергиваний наконецто сдалась и, показав четыре зуба, признала, что они с «тощим цыпленочком»– симпатико.
И теперь, разбив шестой по счету лагерь, когда до НьюМексико осталось не больше сорока миль, позади не было никаких намеков на погоню, а впереди – на блокаду, отряд – за исключением Микки Тиббса, обычно сидевшего со взведенным ружьем чуть в стороне от остальных – стал напоминать выехавшую на пикник компанию, которой внезапно захотелось испробовать на собственной шкуре все «тяготы и неудобства» дикой жизни.
Крошечный, аккуратный костерок, который Мальипай разожгла из щепочек, вытащенных из правой сумки своего вьюка, сиял как алмаз в темноте. Даже на расстоянии чувствовалось тепло от его пламени. Ужин состоял из жареной дичи, апачского хлеба – ячменных лепешектортиллий – и черного кофе. Пелон рассказывал какието леденящие душу истории из своей жизни, Хачита показывал танец заклинания дождя, а Мальипай распевала песенку, в которой уверяла Маккенну, что с сегодняшнего дня, если захочет, он сможет спать с белой девушкой. В ней также давались практические советы Фрэнчи, что и как следует делать в первую ночь. Мальипай гарантировала, что осечки не будет.
Маккенна почемуто не потрудился перевести Фрэнчи это потрясающее сочинение. Но, подумал он, неплохо бы на такой ноте объявить об отдыхе. Предстоял жаркий денек, так что сейчас всем следовало расстелить одеяла и поспать. Если расчеты оправдаются, завтра все будут чувствовать себя просто превосходно, и дальнейшая дорога покажется легкой и приятной.
Услышав об этом, Пелон прищурился, а Микки Тиббс выдвинулся из тени. Но Маккенне было не до них.
– Все устали, – сказал он. – Поговорим завтра утром.
Бандиты согласились. Переезды по сорок и более миль в день утомили даже сонорских разбойничков и кавалерийских разведчиков. Что уж говорить об остальных. Лагерь заснул.
С первым лучом солнца Маккенна отвел Пелона и Микки на скалистый навес, находящийся в нескольких ста футах над лагерем и показал в сторону северозапада. Компаньоны скептически уставились в даль.
– Мадре! – вдруг задохнулся Пелон. – «Сахарные Головы»!..
– Правильно, – отозвался рыжебородый старатель. – Именно они.
До этого момента Маккенна не совсем верил в то, что рисовал ему на песке старый Эн. Но прошлой ночью его поразила мысль, что место, в котором находится их лагерь, по описанию походит на «высокую седловину между двух гор»– из Эдамсовской легенды. Таким образом, ничего не оставалось, как действительно признать, что они направляются к золотому каньону. Но до момента, когда Пелон подавился восклицанием, Маккенна боялся спугнуть удачу, потому что утренний свет мог вместо двойных вершин показать огромную фигу.
Но они торчали на своем месте, проваливаясь двумя черными дырами в раскаленный рассвет, точнехонько там, где тридцать три года назад их увидел Эдамс, когда Кривоух привел его на это самое место и сказал:
– Мира! Вот они!
Шотландец взглянул на Пелона, и его спутники кивнули. Странное чувство овладело Маккенной, заставив дергаться ничуть не меньше кровожадного бандита: ведь они стояли на Дозорной Скале! Старатель почувствовал, как бешено толкается в вены кровь. В голове стояла одна картина: тонны золота Снотаэй.
– Боже мой! – услышал он собственное бормотание. – Поехали, чего мы ждем?!
После пережитого мысль о побеге улетучилась из его головы. С этого момента он заразился золотой лихорадкой в такой же тяжелой форме, в какой ее подхватывали сотни людей, слышавшие рассказы Эдамса о несметных богатствах, но так и не сумевшие до них добраться.
Маккенна моментально деградировал, скатившись до уровня всех мечтавших отыскать золотой каньон – белых и не очень, плохих и хороших, разумных или безумных – которые в течение трех десятилетий безуспешно просеивали пески и перерывали безжалостные пустынные каньоны Аризоны и НьюМексико, усеивая их своими выбеленными костями как данью неизлечимому вирусу «эдамос голдос». Поэтому развернулся и, спотыкаясь, побрел к своей лошади уже не Маккенна, а обычный искатель сокровищ, такой же безжалостный и неумолимый к тем, кто попытался бы его остановить, как Пелон и Микки Тиббс, такой же, как и они, убийца во имя каньона Дель Оро.