— Господи! Ну, кто бы мог подумать, что этот прохвост тоже…
Глава 24
Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны.
К. Прутков, «Афоризмы»
Дойдя до «Тайны», Блад и Джоанна попрощались — капитанам предстояло немало дел. Девушка взбежала по трапу и замерла… На палубе собралась почти вся команда. Корабль напоминал растревоженный улей: флибустьеры о чем-то возбужденно спорили, орали, размахивали руками. Шум стоял невообразимый. Джоанна села на планшир и спокойно наблюдала. Внезапно кто-то заметил ее:
— Тихо! Капитан!
Как по мановению волшебной палочки все смолкли. Наступила такая тишина, что было слышно, как звенит на ветру туго натянутый такелаж. Команда обступила капитана плотным полукольцом. Тишину нарушил боцман Напильник:
— Капитан!.. Мы тут… В общем… Кэп, это правда?
— Правда.
Люди снова зашумели. В общем гаме слышались выкрики:
— Баба!
— За борт ее!
— Сохрани нас, Боже! Женщина в море!
— Какого черта ей тут надо?!
— Стойте!!! — Джоанна встала и подняла руку. — Стойте! Я не могу слушать всех одновременно. Боцман, объясни, что здесь происходит?
— Ну… Видите ли, мисс… Мы не привыкли подчиняться бабе… пардон, даме. И потом, вы же знаете, есть такое поверье. А мы жить хотим.
— Ладно. Тогда припомни, много ли было неудач за последнее время? Мы не имели добычи, теряли наших товарищей, да? Еще вчера, да и сегодня вы кричали: «Виват капитану!». Что же изменилось? Отвечай, Джим!
— Тогда наш капитан не был бабой! — буркнул Напильник.
Джоанна расхохоталась:
— Вот это да! А кем же он был в таком случае? — она стала серьезной: — Ты сморозил глупость и сам это знаешь. Давай по существу.
Но Джима заклинило. Его неискушенный в интеллектуальных упражнениях ум не смог продвинуться дальше аргумента «женщина в море», и, осознав беспочвенность своих претензий, Напильник заглох. Джоанна решила уже, что обошлось, но не тут-то было. Раздался неистовый вопль:
— А шкипер-то, шкипер!!!
— Что шкипер?! — начала заводиться Джоанна. — Чем вам не угодил шкипер? Мы часто сбивались с курса? Или вас не вытаскивали с того света, когда вы зарабатывали дырки в фигуре?
Тот же голос не унимался:
— Ведьмы! На костер их!!!
— Ага! Правильно! Лучший аргумент в споре — кулак. Пираты прибегают к помощи святейшей инквизиции!
— Ведьма! — подхватили еще несколько голосов.
— Что, ребята, вам не дают спать лавры тех, кто судил Жанну д'Арк? Но учтите: она была связана и безоружна, а я свободна и вооружена! — Джоанна положила руку на пистолет. — Нет, стрелять я не буду. Вижу, как многие опускают глаза. Стыдно? Стыдно. Какая-то скотина мутит воду, а вы, как стадо баранов, слушаете и уши развесили.
Снова наступила тишина — тяжелая, гнетущая. Любое слово могло либо всех утихомирить, либо вызвать бунт. Это поняла Джоанна, это понял и тот, кому бунт был на руку.
— В воду ее!!! За борт!!!
Вокруг Джоанны стало сжиматься кольцо. Лица прежних товарищей потеряли индивидуальность. Теперь они все были похожи на одного бешеного буйвола. Джоанна, подавив страх, не попятилась, не закрыла глаза, а лишь покрепче стиснула пальцы на рукояти пистолета, намереваясь подороже продать свою жизнь.
И тут послышалось веселое насвистывание, и по трапу, с бутылкой рома в руках поднялась та, чьего имени мы еще не знаем и до поры будем называть ее прежним — Ксавье Куто.
* * *
Несмотря на напускную бесшабашность, Ксав был зол, как черт. Сегодня выдался на редкость неудачный день: за последние два часа он, Куто, ухитрился в пух разругаться с Нэдом, разбить одну кружку и две бутылки, потерять кошелек (правда, почти пустой) и рассыпать полфунта пороха. Воистину, наваждение! Больше всего Ксаву хотелось сейчас начистить кому-нибудь рыло. В поисках клиента он обшарил всю набережную, но увы! Разомлевший от жары пиратский люд лишь лениво отмахивался от назойливого юнца. Куто совсем было пал духом, но оказавшись на палубе «Тайны», он вдруг обратил внимание на странную для родного корабля скульптурную композицию. Ксавье «сделал стойку»:
— Ха! Пришел на форум, а там полный кворум! Эй, кэп! Это что за Съезд народных депутатов?
— Долой юбки! — раздался крик.
— За борт бабье! По доске их![56] — поддержал зачинщика одобрительный гвалт.
Ксав лучезарно улыбнулся:
— С удовольствием приму ванну. Но только в вашей компании, господа!
«Господа» возмущенно взвыли. Из толпы вырвался матрос Окорок.
— Ребята! — добродушно предупредил Куто. — Не нарывайтесь! Отключите третий микрофон!
Окорок приближался, грязно ругаясь. Ксав ответил тем же. Окорок наддал оборотов. Ксав, припомнив органическую химию, стал выдавать по шестьдесят четыре аминокислоты в такте. Окорок, чувствуя, что отстает, озверел. Он замахнулся кулачищем и со всей дури влепил его в мачту, туда, — где мгновение назад маячила ухмылка Ксавье. Вою Окорока позавидовала бы пожарная сирена. А извернувшийся Ксав издал ликующий индейский клич и, в экстазе хряпнув бутылку о палубу, пошел крушить морды направо и налево. Он продирался сквозь толпу, как медведь через малинник, методично работая всеми конечностями одновременно. За Ксавом стлался шлейф стонов, диких воплей и отборных загибов. В воздухе метеоритными потоками проносились разнообразные атрибуты флибустьерского вооружения и обмундирования.
Джоанна, намеревавшаяся все-таки урезонить народ мирным путем, немного остолбенела при виде «Мамаева побоища». Впрочем, у нее давно чесались руки, но приходилось держать дипломатический тон и дистанцию. Зато теперь «не вынесла душа поэта», и с криком:
— Ах, вы, гады! Все на одного?!! — она кинулась в свалку.
Ксав почувствовал, что появился второй фронт, так как число челюстей уменьшилось вдвое. Уклонившись от чьего-то кулака, он увидел Артура в гуще битвы и крикнул:
— Греби сюда! Щас мы им дадим оторваться!
Джоанна кивнула и стала пробиваться к Ксаву, оставляя за собой кильватер из упавших и падающих тел.
— Ох, и бабы!!! — пронесся чей-то изумленный голос.
— Ах, вы, кишки кошачьи! Нашли чему удивляться! Да вы, идиоты, моей покойной бабушке в руки не попадались — она бы вас просеяла через ситечко! — Ксав добрался до оратора и немножко постучал им об пол, продолжая речь: — А, дети бешеного крокодила! Долбани вас клотиком через брашпиль! Господи, пожалей эти пустые головы, наполни их хоть чем-нибудь, а то… (тетю твою вышей крестиком десять раз в штормящем море!) там даже соломы не имеется!
— Ксав! — пожала плечами Джоанна. — Ну у тебя и загибы! — и, не глядя, вмазала в чью-то подвернувшуюся скулу. Раздался лязг зубов, и Джоанна увидела на полу Джереми Питта, который хлопал глазами и силился что-то сказать.
— Мама! — ахнула Джоанна и обернулась.
Питер и протрезвевший Нэд не могли разогнуться от хохота, явно услышав последнюю фразу Ксавье и увидев последний жест «Артура».
— Раздери тебя акула! Шкот тебе поперек горла! Чтоб тебя киль драной лоханки переехал! — доносилось из разных концов палубы.
Наконец Нэд, опасаясь за свою возлюбленную, пошарил в груде тел и извлек ее оттуда за шиворот, за что та, не долго думая, влепила ему между глаз. Летя по направлению к вантам, Волверстон огласил воздух запутанным рядом философских терминов и тут же получил ответ:
— Не лезь не в свое дело! И не подлизывайся!
И Ксав опять устремился добивать мерзавцев. Между ударами он по-прежнему «увещевал толпу» и вдруг выдал фразу, которую не встретишь и в речи самых просоленных морских волков. Фраза включала в себя упоминание о гробах, баобабах, привидениях, дедуктивном методе, интердевочках, древесном спирте, египетских мумиях, грязных пятках, деве Марии, положении Земли в Солнечной системе и заканчивалась характеристикой международного положения с позиций марксизма-ленинизма.
Одухотворенные лица замершей аудитории напомнили Джоанне концерт Баха в органном зале Домского собора.
— Вот это да!!! — потрясенно выдохнул боцман.
Ксав отечески потрепал его по плечу:
— Так-то, дядя!
Взрыв хохота сорвал со скал целую стаю чаек.
Глава 25
— Вася! — закричал первый сын лейтенанта Шмидта, вскакивая. — Родной братик! Узнаешь брата Колю?
И. Ильф, Е. Петров, «Золотой теленок»
С трудом успокоившись и придя в себя, команда, наконец, смогла переварить информацию, и самым естественным образом возник вопрос: кто же, все-таки, эти девицы, кой черт занес их на Тортугу, и откуда такие способности к мордобою и штормовому диалекту у, казалось бы, хрупких и нежных созданий? Аналогичный пакет вопросов интересовал и высокое руководство, немного оправившееся от сильного морального и физического потрясения. Вопросы посыпались со всех сторон, поэтому Джоанна решила отвечать всем одновременно, импровизируя на месте. Склонившись к «Ксаву», она шепнула:
— Приступаем к операции под кодовым названием: «Легенда для Джеймса Бонда». Слушай, запоминай, поддерживай! — и начала рассказ:
— Мое имя — Джоанна Дюпре. Почти двадцать лет назад мой отец — потомок древнего рода Франции женился на английской леди и увез ее к себе на родину. Мать — истинная дочь Альбиона по рождению и воспитанию была чопорна и холодна, как льдина, и в жарком провансальском климате сделалась, насколько я ее помню, совершенно невыносимой. Отец был полной противоположностью — настоящий южанин. Еще задолго до моего рождения он, уверенный, что родится сын, решил сделать из него достойного своего преемника. Для наследника отец собрал превосходную коллекцию толедского оружия, великолепные карты Европы и обеих Индий, разыскал венецианские доспехи старинной работы. Он составил собственную методику спартанского воспитания и, довольный собой, стал ждать сына. Но родилась дочь, и надежд на появление детей больше не было. Другой бы на его месте проклял Бога и жену, но мой отец был не из тех, кто опускает голову под ударами судьбы. Говорят, впервые взяв меня на руки, он воскликнул:
— Черт меня возьми, если Жанна д'Арк не была девчонкой!
Так я и стала Жанной. Отец, не искушенный в педагогике, с младенчества взял меня в ежовые рукавицы. Он учил меня плаванию, фехтованию, верховой езде и прочим наукам, которые прививают своим сыновьям французские дворяне. Не скажу, что все это доставляло мне удовольствие, но отцовская муштра впоследствии не раз спасала мою жизнь и честь. Впрочем, надо отдать должное и матери. Несмотря на все запреты отца, она выучила меня грамоте, изящным искусствам и манерам девушки из фешенебельного дома.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, отец умер, и мать решила выдать меня замуж, что мне вовсе не понравилось. А увидев жениха — почтенного дедушку времен Столетней войны, я поняла, что меньше всего интересуюсь антиквариатом, и убежала из дома. Тут-то и пригодились мне отцовские уроки. Через некоторое время счастливый случай дал мне подругу, которая так же, как и я, спасалась от гонений. Мы решили не расставаться. Вскоре я узнала, что матушка разыскивает меня, и полиция имеет в руках мои приметы как в женском, так и в мужском платье. И тогда мы с подругой решили покинуть Францию, а убежищем избрали Вест-Индию. Вот и вся моя история. А теперь я замолкаю и даю слово моему шкиперу.
Шкипер тяжко вздохнул, уселся, привалившись спиной к фальшборту, и начал:
— Если только память мне не изменяет, при рождении меня нарекли Мари. Но я вполне могу ошибиться в этом, досточтимая публика, ибо с тех пор сменила много имен. Удивлены? Не удивляйтесь: дело в том, что я родилась в Париже, во Дворе Чудес[57]. Мой папочка (упокой, Господи, его душу!) был Жак Тардье по прозвищу «Могила». Если есть тут кто из Парижа, тот, вероятно, слышал о нем — папа наводил шорох на все предместье Иври. Когда мне было пять лет, его заложил один тип — разорившийся дворянин. Папу поймали и повесили на Гревской площади, а эта сволочь вернула себе расположение короля и родовые поместья. Мой старший брат Ксавье поклялся отомстить, да не успел — однажды он был убит в уличной драке. С тех пор обитатели Двора Чудес называли меня его именем, только в женском варианте — Ксави. Итак, я росла и вбирала в себя всё, чему могли научить меня улицы Парижа. У меня появилось прозвище «Куто» за любовь к этому холодному оружию, а во Дворе Чудес зря прозвища не дают.
И вот однажды, когда, по моему разумению, время наступило, я пришла в гости к тому дворянину. Правда, он почему-то был недоволен моим поздним визитом, а когда я представилась, проявил странную неучтивость — попытался смыться. Я, конечно, не из дворян, но, право же, это невежливо, что я и объяснила этому господину. Нет-нет, ни одного грубого слова!.. Я его просто пристрелила на его же балконе. Родственники покойного страшно на меня обиделись, хотя до сих пор не понимаю — за что? Местечко, вроде бы, теплое, с великолепным пейзажем…
Дня через два я прочитала, что за голову дочери разбойника Тардье назначена награда, и задумалась. Народ у нас небогатый… А когда однажды вечером меня чуть не арестовали, я решила убраться подальше. И убралась в Марсель. Там, в одежде мальчишки я нанялась на одну шхуну контрабандистов. Хозяин был мужик крутой, на руку тяжелый. Чуть что не так — в дыню! Но зато, спасибо ему, ни в парусах, ни в лоции не запутаюсь. А то можно посоревноваться! На сундук мертвеца и бутылку рома, а?
Толпа загоготала. Блад тоже не удержался от улыбки.
— Благодарю вас, барышни, за разрешение загадки. А теперь позвольте объяснить наше неожиданное появление. У меня только что был посыльный от месье д'Ожерона. Послезавтра — день рождения мадемуазель Мадлен, и губернатор назначил бал, на который, как всегда, приглашен весь офицерский состав моей эскадры. Я уже говорил, что не собираюсь отстранять вас обеих от дел. Поэтому прошу почтить бал своим присутствием и прийти на него в женском платье. Думаю, не стоит вводить в заблуждение Тортугу, которая уже полдня гудит, как улей. Еще бы! Самые отважные ее герои оказались девушками!
— А д'Ожероны еще не в курсе! — влез Джереми.
— Не знаю, кто больше рад этому событию, — улыбнулась Джоанна, — мадемуазель Люсьен или кое-кто еще.
Джереми заткнулся и ретировался.
— Итак?.. — Блад вопросительно посмотрел на Джоанну.
— Мы согласны, — ответила та, переглянувшись с подругой.
* * *
Питер Блад медленно брел по Набережной. Джоанна не выходила у него из головы. Интересно, как повела бы себя Арабелла, попав в такие обстоятельства? Питер вспомнил высокомерный взгляд мисс Бишоп, поднявшейся к нему по трапу из шлюпки, и вновь горечь обожгла его сердце. Джоанна бы держалась не так. Блад поймал себя на мысли, что сравнивает двух девушек, и помотал головой. Нет-нет, при чем тут сравнения! Мисс Дюпре просто прекрасный товарищ, на которого всегда можно положиться. Всем по душе ее великолепная находчивость, доброжелательный, ровный, веселый характер. Джоанна не похожа ни на одну из знакомых ему, Питеру, женщин. У нее золотые руки, прекрасная голова, чудесные глаза… Тьфу, черт! При чем здесь глаза?!
Тут Блад остановился, пораженный внезапной мыслью:
— Дьявол тебя возьми, Питер! Да ведь ты просто втрескался!!!
Как раз только этого ему и не хватало! Блад попытался сосредоточиться на мысли об Арабелле, и вновь у него ничего не вышло. Джоанна стояла у него перед глазами. После долгой и мучительной борьбы с самим собой Питер понял — нет смысла притворяться. Джоанна вытеснила Арабеллу из его ума и сердца.
— Влюбился! Как мальчишка! Вот это номер!!!
Подойдя к своему флагману, Блад остановился. Взгляд его упал на ярко освещенную надпись «АРАБЕЛЛА».