Он обошел стол и сел.
— Я вам не верю, — сказал он. — Боюсь, придется продолжить задавать вам вопросы разными способами. Некоторые могут оказаться довольно болезненными.
— Я хочу поговорить с представителем правительства Соединенных Штатов.
— Вы уже говорили об этом. А теперь скажите то, что я хочу услышать.
— Мне очень жаль, но у меня нет ответа, который вы хотите услышать.
— Мне тоже жаль. Вы могли бы значительно облегчить как свою участь, так и участь молодой дамы.
— Она тоже ничего не знает.
— Она была любовницей священника, — сказал он. — Сказала об этом утром. Узнала обо всем от него и передала вам. Потом вы позаботились о том, чтобы его убили, и вдвоем совершили кражу.
— Вы сами знаете, что все было не так.
Он пожал плечами.
— Знаю только то, что она рассказала.
— Вы позволили ей поговорить с представителем правительства Италии?
— Вы поговорите с представителями правительства вашей страны после того, как поговорите с нами. Вряд ли они обрадуются, узнав, что вы злоупотребили нашим гостеприимством.
— Как чувствует себя Мария? — спросил я.
— Неважно, и только потому, что вы отказываетесь сказать, что именно украли из сейфа.
— Разве она не стояла рядом с фонариком в руке?
Я снова почувствовал тяжелую руку на своем плече.
— Она не знакома с монсеньером Зингалесом.
— Конечно, не знакома.
— Но вы заявили, что группа друзей отца Бретана уговорили вас поговорить с Эмилем.
— Я заявил, что некоторые его друзья выразили озабоченность. Это были отдельные лица, а не группа. Они не были даже знакомы друг с другом.
— Они попросили вас отправиться сюда и расспросить Эмиля, и вы согласились.
— Именно так. Поездка представлялась мне не слишком долгой как по расстоянию, так и по времени.
— Что именно вы надеялись выяснить?
— Все, о чем говорил его брат. Все, что касается проблем, сложностей, врагов.
— И как вы намеревались поступить, получив такую информацию?
— Намеревался передать ее властям, расследующим убийство. Мне по-прежнему кажется, что нужно сделать запрос. Возможно, это должны сделать именно вы. Вероятно, власти Португалии будут вам весьма за это признательны. Может быть, миссис Бретан вспомнит, что ее муж говорил что-то об этом.
Он резко мотнул подбородком, и рука исчезла с моего плеча. Он взял карандаш и сделал запись в блокноте. В течение нескольких минут он перелистывал документы в папке.
Затем поднял голову и улыбнулся.
— Знаете, — сказал он почти доверительным тоном, — если бы вы сказали мне то, что я хочу узнать, и украденное было бы возвращено, думаю, нам удалось бы договориться с Бретанами. Возможно, мой департамент и пострадавшая семья пришли бы к соглашению, что нет необходимости предъявлять вам обвинение в совершенном преступлении. Вас и вашу девушку немедленно освободили бы, и вы смогли бы насладиться пребыванием в нашем прекрасном штате так долго, как вам хотелось бы.
— Мне очень хотелось бы сказать вам то, что вы хотите узнать, но, к сожалению, я не в силах это сделать.
Он снова вздохнул.
— Вы, как мне кажется, далеко не глупый человек. Зачем вам лишние проблемы?
— Мне бы очень хотелось сказать вам то, что вы хотите узнать, — повторил я. — Вы мне не верите и, боюсь, предпочтете покалечить меня или даже убить. Мне не хочется ни того ни другого, но я не вижу альтернативы. Может быть, у вас есть какие-нибудь препараты истины, например амитал, пентотал или полиграф? Они покажут, что я говорю правду.
— Препараты ненадежны, — сказан он, — и у нас нет детектора лжи. И не стоит говорить об увечьях или смерти. Мы так не поступаем. Просто хотим узнать правду.
Я промолчал, докурил сигарету и бросил окурок в грязь на полу.
— Вам больше нечего сказать?
Я покачал головой.
— Хорошо.
Он встал и вышел из комнаты.
Я почувствовал руку на плече.
Проснулся я совершенно больным и разбитым. Лежа на койке в своей камере, я беспомощно наблюдал, как в хаотическом танце проходят мимо меня мои мысли, подобно участникам ночного пьяного маскарада на палубе тонущего судна.
В конце концов я не выдержал, застонал, — и оркестр в голове умолк… Я перевернулся и положил ладонь на лоб. Как выяснилось потом, совершил ошибку.
Очнувшись окончательно, сделал глоток воды. Попытался привести себя в порядок, насколько это было возможно. Запах в камере был отвратительным, и чувствовал я себя мерзко. Подошел к окну, посмотрел на улицу, пытаясь определить, сколько сейчас времени. У окна воздух был посвежее, хотя день обещал стать жарким и становился таким с каждой минутой.
Я пересмотрел свое отношение к вынужденным признаниям. Похоже, готовность признаться во всем не являлась нужным ответом. От меня хотели услышать показания, которые можно было проверить быстро и на местном уровне. Если я собирался их обмануть, следовало придумать достаточно убедительную историю. Я придумал было вариант, в соответствии с которым я проник в дом, похитил документы неизвестного мне содержания и переслал их человеку, скажем, в Сантьяго, в Чили. Нет, не годится. Даже если мне поверят, я окажусь в настоящей тюрьме. Я ничего не знал об используемой в данной стране системе исполнения наказаний и был согласен углубить свои знания по этому вопросу, только оказавшись в Публичной библиотеке Нью-Йорка.
Если это действительно полицейские, то они обязаны были сообщить о нашем задержании в Государственный департамент. Кто-то уже должен был приехать оттуда и поговорить со мной. Если это не полицейские, то основания получить то, что якобы украдено из сейфа Эмиля, у них, несомненно, незаконны. И если это так, то мой ничем не подтвержденный рассказ мог оказаться причиной моего перемещения в место похуже тюрьмы.
Как бы то ни было, они хотели все выяснить очень быстро.
Судя по всему, Эмиль Бретан имел отношение к финансовым операциям своего покойного брата, и я подозревал, что его исчезновение имело отношение к тому, что незаконный характер этих операций стал известен сильным мира сего. Безопасность Эмиля и слишком рьяное расследование данного дела, судя по всему, были связаны с пропажей трех миллионов.
А это означало, что я не мог сказать ничего, что оправдало бы меня, да и Мария находилась со мной в одном каноэ, вернее, в одном и том же вонючем потоке, и ей, как и мне, оставалось только провожать взглядом одно-единственное уплывающее от нас весло.
Я проклял Коллинза в тысячный раз, потому что сомневался, что он мне поможет, и решил совершить попытку бегства. Причем совершить ее следовало очень быстро. Еще несколько подобных допросов, и я не смогу убежать, даже если все двери будут распахнуты настежь.
Я осмотрел решетки на окне и убедился, что закреплены они достаточно прочно. Стены камеры были из камня, потолок недоступен, доски пола надежно приколочены. Оставалась только дверь…
Мне требовалось оружие. Может быть, отломать ножку койки?..
Я попробовал все ножки и выбрал одну, которую мог оторвать достаточно легко.
Если я сумею открыть замок, скажем, глубокой ночью, может быть, мне удастся застать кого-нибудь врасплох. Нужно найти пистолет. У охранников я никакого оружия не видел, но это не означало, что его не было в доме. К сожалению, я понятия не имел, сколько людей находилось в здании.
Через некоторое время мне принесли какую-то похлебку и ломтик хлеба. Как всегда, один охранник вошел в камеру, другой остался у двери. Охранники были те же, кто вчера меня обрабатывал. Мы не обменялись друг с другом ни единым словом.
Я растянулся на койке и стал наблюдать, как паук плетет паутину на окне. Потом я уснул.
Меня разбудили, но не ради обеда, а для повторения пройденного.
Вопросы были такими же, как и мои ответы. Сигареты на этот раз я не получил, зато мне удавалось терять сознание быстрее, чем во время предыдущих допросов. Один из охранников предупредил меня, что завтра я так легко не отделаюсь. Я ему поверил.
Снова на койке. Темнота вокруг и боль внутри.
Нужно что-то делать, причем этой же ночью.
Увы, я не мог даже пошевелиться.
Несколько раз, как мне казалось, я засыпал.
Потом почувствовал некоторый прилив сил и заставил мышцы тела двигаться.
Они, немного запротестовав, подчинились. Я проснулся окончательно, сел на край койки и выпил воды, исключительно противной на вкус.
Встал и достал из-за плинтуса проволочки.
Посмотрел в небольшую дыру на уровне глаз и убедился, что в коридоре никого нет. Слева, в нескольких ярдах, разглядел лампочку малой мощности. Опустился на колени и занялся замком.
Один раз меня отвлекли от работы приближающиеся шаги, и я был вынужден вернуться на койку. Как оказалось, кто-то просто решил прогуляться по коридору. Шаги приблизились, остановились и удалились.
Я снова принялся колдовать над замком. Проклятые проволочки были слишком мягкими. Капли пота выступили на лбу, начали донимать какие-то насекомые. Наконец замок тихо щелкнул.
Я вернулся на койку, чтобы проверить, не привлек ли кого-нибудь этот показавшийся мне еле слышным звук. Минут через пять — десять решил, что не привлек.
Засунув туфли в карман брюк, вернулся к двери и проверил коридор. Никого.
Оторвал ножку от койки, сжал ее в правой руке и осторожно открыл дверь. Выйдя из камеры, закрыл за собой дверь и пошел по коридору.
Прошел мимо нескольких дверей со смотровыми глазками, такими же, как на двери моей камеры. Заглянул в каждый глазок. В двух камерах увидел спящих людей. В третьей, как мне показалось, лежала Мария.
Прошел мимо комнаты для допросов, темной и пустой, с открытой дверью.
Ничто не нарушало тишины, и я воспринял это как хороший знак. Я понятия не имел относительно времени, но полагал, что сейчас глубокая ночь. Я направился к комнате, в которой меня допрашивали в первый раз. Если дежурных там двое, то будет слышно, как они разговаривают. Впрочем, их может быть и больше, но они могут и не разговаривать, а читать газеты или просто спать.
Я подошел к двери. Она оказалась открытой, свет, вырывавшийся из нее, озарял коридор. Футах в двадцати пяти я увидел входную дверь. По стенке коридора я прокрался к озаренному светом месту. Остановился и прислушался.
Прошло, как мне показалось, минут десять. Услышал какие-то звуки, вздохи, шорох спички, отрыжку, шелест бумаги, скрип стула. Медленно переместил свой вес, приготовился ворваться и начать наносить удары.
Едва не вскрикнул, когда зазвонил телефон.
Трубку сняли перед вторым звонком. Грубый голос произнес несколько коротких фраз и сказал:
— Тебя.
Я услышал недовольное сопение, грохот — возможно, стула, резко оттолкнутого к стене, — потом звук шагов.
Я не стал подслушивать и поспешил переместиться по коридору в обратном направлении. С двоими мне было все равно не справиться.
Я добрался до двери своей камеры, миновал ее и вошел в комнату, забитую старой мебелью: комодами, кроватями, стульями, от которых пахло плесенью, пылью и мочой. В дальней стене этой комнаты я увидел два не закрытых решетками окна.
Ни одно не было запертым, но оба от времени приросли к раме намертво. Все же одно из них мне удалось сдвинуть с места и приподнять на несколько дюймов, но затем я вынужден был остановиться, чтобы не шуметь. Под окном я увидел кусты и склон, который уходил на шесть или восемь футов вниз.
Несомненно, где-то здесь был и запасной выход из здания, но я не сомневался, что он заперт или охраняется. Я понятия не имел о схеме расположения помещений в здании, поэтому рисковал бы ничуть не меньше, попытавшись выполнить в задней части то, что планировал выполнить в передней. Мне хотелось взять Марию с собой, но пока приходилось довольствоваться тем, что в случае удачного побега я смету связаться с нашими посольствами и поставить их в известность о том, в какой ситуации мы с Марией оказались.
Я снова занялся рамой, и удалось поднять ее дюймов на восемь, прежде чем она застряла. Тогда я начал расшатывать ее из стороны в сторону, поднимая вверх не больше чем на одну восьмую дюйма при каждой попытке. Запах растений с улицы показался мне исключительно приятным. Да и сам ночной воздух был прохладным и восхитительным на вкус.
Открыв окно, я надел туфли и выскользнул наружу. Завис на мгновение, держась одними руками, потом рухнул на землю.
Кусты были густыми и довольно колючими, но мне удалось, пригнувшись, продраться сквозь них. Я отошел от здания и, обойдя его, подошел к нему сзади. Мне хотелось лучше понять, на что оно было похоже.
Увидел заднюю дверь, которая, естественно, оказалась надежно запертой. Прошел дальше, нашел окно собственной камеры. Подошел ближе. В камере было темно. Отлично. Отсчитал окна и нашел то, которое, по моему мнению, находилось в камере Марии. Бросил камешек в комнату.
Подождав, бросил еще один.
После шестого камешка услышал слабый шум, и темная фигура появилась за решетками. Я долго изучал ее, сохраняя тишину, пока не убедился в правильности своего предположения.
— Мария? — прошептал я.
— Овидий?
— Да. Ты в порядке?
— Да, почти, но мне пришлось кое-что рассказать.
— Не волнуйся, рассказывай что угодно, лишь бы они были довольны.
— Но они спрашивают о том, чего мы не знаем.
— Продолжай говорить то, что они хотят услышать, и не переставай настаивать на встрече с послом Италии. Я позвоню в посольство, как только найду телефон. А пока попытаюсь угнать машину.
— Ты убил охранника или взломал замок?
— Замок.
— О!
— Что такое?
— Я надеялась, что ты разобрался с усатым коротышкой.
— Я еще вернусь, — пообещал я, — и он свое получит. А пока — держись. Постарайся как можно чаще делать вид, что теряешь сознание.
— Уже делаю. Будь осторожен, Овидий.
— Буду. Пока, Мария.
— До свидания, Овидий.
Я отошел от окна ее камеры и вернулся к фасаду здания, крепко сжимая в кулаке металлическую трубу. Даже начал надеяться, что кого-нибудь тресну ею по голове.
На мне по-прежнему болтался пояс для денег. Странно, но никто не удосужился его снять. Все было бы гораздо проще, если бы отмычки я хранил в поясе, а не в бумажнике.
Мне не хотелось оставлять Марию в таком положении, но другого выхода не было.
Я лег на землю и пополз к фасаду здания.
Две машины были припаркованы под деревьями. На здании я увидел два фонаря и еще один — на столбе футах в ста пятидесяти. Еще увидел свет из окна кабинета, слева от двери.
Пригибаясь, побежал через высокую траву, из-под моих ног выскочил кролик, и я не знаю, кто из нас двоих испугался больше.
Дополз до машин, прополз между ними. Следовало определить, у которой проще закоротить зажигание. Решение принял моментально. Ни у одной. Обе машины были «фордами», стоявшая слева — поновее, но у той, что справа, в замке зажигания торчал ключ. При помощи своих проволочных отмычек я выпустил воздух из шин стоявшей слева.
Слишком удачно, судя по всему. Впрочем, учитывая постоянно преследовавшие меня последнее время неприятности, должно же было мне хоть когда-нибудь повезти. Я открыл дверь и аккуратно прикрыл ее. Дверь закрылась не полностью, но язычок замка зацепился. Меня это вполне устраивало.
Бросив взгляд на здание, я завел двигатель, включил заднюю скорость, потом — переднюю и направился к узкой подъездной дороге, которая вела к шоссе. Слева увидел подпорную кирпичную стену, справа — заросший деревьями овраг.
Включил фары и нажал на педаль газа. Выехал на подъездную дорогу, повернул, объехав небольшую рощу. Птица или летучая мышь, сорвавшись с дерева, пролетела мимо машины. Я сделал очередной поворот и увидел быстро приближающиеся фары.
Мне захотелось вырвать рулевую колонку с корнем и бросить ее в приближающуюся машину, но вместо этого я схватился за руль и вжал педаль газа в пол.
Сворачивать было некуда. Я попался бы, если бы попробовал остановиться или включить задний ход.