Ага, вот они встретились, голубчики, и мало того, что остановились переброситься парой слов, так один еще имел наглость закурить! Это на посту-то! Голицын про себя жестко усмехнулся и толкнул локтем в бок притаившегося рядом Бестемьянова: мол, гляди, Петр Николаевич, до чего у турок паршиво караульная служба поставлена!
Что ж, задача упрощается: вспышка спички положила засветку на глаза обоим туркам. Получаем выигрыш в секунду-другую, а в такой ситуации это очень много.
Так, вот парочка разошлась. Один направился в сторону Левченко, другой – к вышке, под которой залегли Сергей с Бестемьяновым. Покамест все идет по плану. Поравняться с двумя засадами часовые должны одновременно.
Стояла тишина, глубокая и зловещая, точно затаившийся перед прыжком ночной хищник. Ее нарушали только шаркающие шаги караульных по гравию дорожки да чуть слышный плеск озерной волны.
Левченко вскочил на ноги прямо перед часовым, когда их разделяло не более шага и тонкий ряд колючей проволоки в косой крест. Часовой опешил: на глазах у него лежала засветка от вспышки спички, свет луны был ослаблен облаками, и в первые – самые важные! – мгновения турок смог различить по ту сторону проволоки некую темную фигуру неопределенных очертаний, но в турецкой шинели. И, самое главное, подействовал точно просчитанный Голицыным мощный психологический фактор: турок охранял периметр для того, чтобы никто из пленных не выбрался наружу! Если караульный и ожидал опасности, то с другой стороны, из-за внутреннего рядка колючки!
Тесак Андрея вошел точно «под ложечку». Турок, даже не охнув, упал на колени, а затем мягко, точно тряпичная кукла, повалился головой вперед, на внешний ряд периметра.
Бесшумно, как кот, Левченко нырнул головой вперед точно в небольшую прореху, образовавшуюся в косом кресте проволоки, смягчил падение, приземлившись на полусогнутые руки, перекатился и, оказавшись на гравийной дорожке, рядом с мертвым часовым, тотчас вскочил.
Все произошедшее заняло не больше времени, чем сердцу два раза стукнуть! Для часовых на вышках и для напарника убитого караульного ничего не изменилось: как шел по дорожке солдат в турецкой шинели и с винтовкой за плечом, так и идет. И ни малейшего шума.
Теперь пришла пора действовать поручику Голицыну и Петру Бестемьянову. Их «клиент» уже дошел до угла огороженного проволокой квадрата, оказался под площадкой караульной вышки. Турецкий часовой делал свои последние шаги по земле...
«Эгой!» – как и было условленно, Левченко, изображавший второго часового, тихонько окликнул турка привычным для него возгласом вроде русского «Эй!». Тот повернул голову в сторону своего «напарника»: что, мол, ему нужно? И прозевал бесшумный и стремительный, как у атакующей кобры, рывок Голицына. Мгновение – и все было кончено: артиллерийский тесак перерезал горло незадачливого караульщика.
Еще пара секунд, и двое русских оказались на гравийной дорожке периметра. Бестемьянов быстро снял с трупа шинель, накинул ее на себя, а за плечом у него повисла винтовка.
Первая часть плана была реализована на «отлично», периметр был пройден, а у Сергея Голицына появилась ближняя подстраховка. Ведь теперь снова двое «турецких солдат» шаркали сапогами по дорожке меж двух рядов ограждения. Внешне ничто не изменилось, охранникам на вышках просто в голову не могло прийти, кто на самом деле топчет дорожку внизу.
По расчету Голицына, до очередной смены караула оставалось около сорока минут: как и в русской армии, турки караулили в три смены по два часа.
Теперь предстояло самое сложное: за это время незаметно подобраться к часовым у двери барака и снять их столь же быстро и бесшумно. Выполнение этой части своего плана поручик взял на себя.
Медленно и осторожно, буквально по вершку, Голицын полз через плац. В правой руке он сжимал два тесака, свой и Бестемьянова. Нужно было приблизиться к входу в барак, охраняемому двумя турками, на расстояние точного убойного броска, аршин на пять.
Одно неосторожное движение, малейшая неточность – и все пропало, он обнаружит себя. Выручало то, что лунный свет был не так безжалостно резок, как прошлой ночью. Да еще помогали разгильдяйство и беспечность двух часовых у барака: они, нарушая устав, переговаривались о чем-то, коротая время, и не слишком внимательно следили за плацем. Разгильдяев можно было понять: как и двое только что упокоенных караульщика, они не ждали нападения снаружи. Их же поставили охранять барак, чтобы пленные из него ночной порой не выходили, – вот они и охраняют.
Пора! Сергей чуть приподнялся на левом локте, коротко, без замаха метнул один тесак и сразу же второй.
Поручик был не только превосходным наездником, он виртуозно владел любым холодным оружием. Огнестрельным, впрочем, тоже...
Голицын сработал четко: ножи, брошенные им, угодили одному охраннику под кадык, а другому точно в сердце. Оба часовых беззвучно свалились, и вновь солдаты на вышках этого не заметили. Путь в барак был открыт. Сейчас Сергей освободит пленных офицеров!
...Сперва подполковник Ростовцев решил, что продолжает спать и Господь посылает ему замечательный сон. Но нет! Вновь послышался тихий, но отчетливый и веселый голос:
– Подъем, господа офицеры! Довольно спать, пора России послужить! Только тише, ликование оставим на потом. Слушайте меня внимательно...
...Дверь небольшого домика, где расположились бодрствующая и отдыхающая смены караула, резко распахнулась. Никто из ошеломленных солдат даже не успел схватиться за оружие. Лишь офицер, начальник караула, успел дернуться, расстегнул кобуру, но тут же упал с ножом в горле. Вскоре все турки оказались связаны, во рты им всунули кляпы. Пленные русские офицеры разобрали оружие врага.
Как раз к этому моменту подошло время смены караула, Голицын все рассчитал идеально. Четверо часовых, последние вооруженные турки на территории лагеря, ничего не заподозрив, спустились с вышек и стали дожидаться смены с разводящим.
Дождались... Через полминуты в караулке стало на четырех связанных турок больше.
Вот теперь ситуация и соотношение сил кардинально изменились! Под командой поручика Голицына оказались двадцать пять умелых и решительных офицеров, прекрасно вооруженных трофеями. Это помимо собственного отряда поручика... Даже два пулемета на вышках достались Сергею Голицыну «в наследство» от лагерной охраны.
С такими силами можно приниматься за главную задачу – «Большую Берту»!
36
Но нет, так же легко, бесшумно и с налету захватить «Большую Берту» не удалось: охрана гаубицы оказалась более многочисленной и бдительной, чем охрана пленных. Русских заметили, завязалась ожесточенная перестрелка.
Неразбериха вокруг «Большой Берты» царила неимоверная, это обстоятельство, а также неожиданность нападения играли на руку Голицыну. Был еще один важнейший фактор, который помогал поручику: под его началом дрались сейчас боевые офицеры, военные профессионалы, к тому же обозленные своим пребыванием в плену, который, по счастью, закончился. Еще раз попадать в плен они не собирались и дрались насмерть.
Турок было почти вдесятеро больше, но они остались без грамотного командования, а солдаты без офицеров воюют плохо.
Дело в том, что Голицын заметил стоящий на путях рядом с гаубичной платформой вагон со светящимися окнами и послал к нему группу из пяти человек под командованием штабс-капитана Левченко, дабы Андрей выяснил, что это за вагон и кто в нем находится. Кроме того, Левченко должен был проделать с вагоном еще один хитрый трюк.
В вагоне жили и работали турецкие офицеры и прикомандированные к турецким войскам германские военные. Именно сюда фон Гюзе послал своего агента, чтобы тот с помощью специалистов по артиллерии рассчитал координаты целей для супергаубицы. Работа кипела, когда поблизости раздалась винтовочная пальба, а затем с вышек ударили пулеметы, захваченные командой Голицына.
И что же? Турки и немцы не успели выскочить из вагона, чтобы ввязаться в бой, возглавив своих солдат. Вагон превратился для них в ловушку, в западню, откуда не выбраться.
Как же так случилось?
Это Андрей Левченко постарался.
Старший брат Веры Холодной штабс-капитан Андрей Левченко отличался изрядной сообразительностью и своеобразным чувством юмора, кроме того, он был зол на турок, немцев и в особенности на Дергунцова, которого разглядел, заглянув в окошко вагона.
Андрей не стал стрелять по офицерам врага, их было не менее пятнадцати человек против его пятерых, и большая часть успела бы выскочить из вагона. А ведь четверо человек и сам Левченко очень нужны возле «Большой Берты», численное превосходство противника и так подавляющее, турки могут позволить себе разменивать пятерых на одного и все равно задавят количеством.
Значит, нужно не вступать в огневой контакт, а сделать так, чтобы вражеские офицеры из вагона не выбрались, чтобы на короткий срок, за который решится исход боя, вагон сделался для них тюрьмой.
Задача облегчалась тем, что окна вагона были забраны решетками, – бог весть, зачем это было сделано и чего опасались турецкие офицеры в собственном тылу. Не иначе, что нижние чины их обворуют. Впрочем, основания для подобного рода опасений у турецких офицеров имелись: их солдаты славились своей вороватостью...
Левченко одним резким движением захлопнул тяжелую вагонную дверь и дважды выстрелил в скважину щелкнувшего язычкового замка из «нагана». Теперь, чтобы отпереть ее изнутри или взломать, придется изрядно потрудиться!
Двух человек из числа своих бывших товарищей по плену Левченко оставил по обе стороны запечатанного вагона, приказав бить по окнам, ежели кто-то все-таки умудрится выломать решетки и полезет наружу. А сам, быстро выполнив еще одно хитроумное распоряжение Сергея Голицына, метнулся с двумя другими бойцами к центру сражения, к «Большой Берте».
Дело было сделано: турки остались практически без офицеров, которые в ужасе и растерянности метались по тесному вагону, бессмысленно палили по окнам, пытаясь выбраться из непонятно кем устроенной западни. На лже-Дергунцова было страшно смотреть, так он побледнел. Агент одним из первых догадался, кто напал на них и что происходит снаружи. Ничего хорошего для себя бывший оператор Веры Холодной от исхода боя не ожидал, за эти сутки он повидал Голицына и его команду в деле и знал им подлинную цену.
Меж тем русские, ударив в штыки и потеряв треть людей, все же штормовой неудержимой волной прорвались к гаубице! В руках сборного отряда Голицына оставалась еще одна караульная вышка с пулеметом, который бил сейчас длинными очередями, отсекая турок, пытающихся отбить «Большую Берту». Пространство вокруг гигантской железнодорожной платформы с гаубицей было завалено трупами. Но патроны у пулеметчика были на исходе.
– Я со своими товарищами займу круговую оборону! – прокричал в ухо Голицыну подполковник Ростовцев. – Но нам не продержаться дольше десяти минут!
– Мне хватит! – прокричал в ответ поручик. – Сейчас я устрою им фейерверк! На всякий случай прощайте, господин подполковник, вы – настоящий русский офицер!
Они обнялись. Затем Сергей, не обращая более внимания на кипевший за спиной бой, бросился к «Большой Берте». То, что он собирался сделать, поручик не мог доверить больше никому. Только сам, тем более что шансов остаться в живых у него мало.
Трудно ставить жизнь на карту, даже если делаешь это, все хладнокровно рассчитав и обдумав. Но ни один уважающий себя русский офицер и дворянин не поколеблется перед выбором между жизнью и честью, так полагал князь Сергей Михайлович Голицын. А сейчас для него было делом чести уничтожить проклятую гаубицу, что безнаказанно убивала его соратников на том берегу горного озера Ван.
В одной руке Голицын сжимал вещмешок с камнями, загодя подобранными на берегу. Динамитных шашек у поручика не было, да хоть бы и были, не хватило бы времени грамотно заминировать вражеское орудие, ведь в распоряжении Голицына было хорошо, если десять минут. А потом пулемет на вышке замолкнет и турки прорвут редкий заслон русских офицеров. Выход подсказала природная смекалка Сергея и та особенность конструкции «Большой Берты», о которой ему рассказали еще в Эрджише, перед уходом в рейд. Кстати, и сегодня один из бывших пленных, артиллерийский капитан, подтвердил: гаубица готова к стрельбе, снаряд в ее казенную часть подают заранее, сразу после предыдущего выстрела и чистки ствола.
Значит, если снаряд при выстреле заклинит в стволе хоть на несколько долей секунды, там он и разорвется, не выдержав громадной температуры сгоревших пороховых газов. Тут-то «Берте» и конец, вот для этого, чтобы помешать снаряду свободно вылететь из ствола, и понадобились Голицыну камни.
Вот только самому в живых остаться, сидя на стволе громадного орудия, в котором должен рвануть громадный же снаряд... Проблематично, мягко выражаясь! Но тут уж как Господь сулит...
Кстати сказать, на тот свет Сергей Голицын не собирался, хоть понимал умом, что надежды выжить у него практически нет и быть не может. Однако надеялся вопреки разуму: не верилось поручику в собственную гибель, сколько раз уже безносая дура с косой за плечами об него зубищи обламывала!
Кроме того, была у них с Андреем Левченко одна хитрая задумка, и если она выгорит... То поживем еще!
Голицын шел по толстенному стволу «Большой Берты». Ствол был задран вверх почти на сорок пять градусов к горизонту, удерживать равновесие и продвигаться вперед поручику было весьма нелегко, приходилось балансировать на манер канатоходца.
Покамест турки не замечали его, потому что внизу творилось нечто невообразимое. Стремительно тающая группа русских офицеров под командованием подполковника Ростовцева из последних сил сдерживала натиск пришедших в себя турок. С вышки тоже последними очередями, словно раскаленными свинцовыми плетками, хлестал по наступающим туркам пулемет.
Двое молодых казаков из первоначальной диверсионной группы поручика и великий князь, которые подстраховывали начальный этап налета на лагерь, оказались чуть в стороне и сзади бешеной круговерти, бушевавшей рядом с «Большой Бертой». Некоторое время они удачно били по туркам с фланга, отвлекая на себя внимание части врагов и помогая тем самым подполковнику Ростовцеву сдерживать атаки турок. Почти сразу к ним присоединился и Петр Бестемьянов, который даже в невероятной кровавой суматохе ночной схватки сумел-таки найти своего соколика.
Когда патроны кончились, двое станичников кинулись ловить коней, мечущихся среди выстрелов: как бы ни сложилось дело, лошадки не помешают! Казак – он только на коне настоящий казак, а пеший – полказака...
Голицын тем временем уже почти добрался до широкого, как устье колодца, жерла чудовищной пушки, ему оставалось пройти не более двух саженей. Но тут турки все же заметили поручика и открыли по нему прицельный огонь.
Рой пуль зажужжал вокруг Сергея рассерженными пчелами, но поручик только усмехнулся. К тому, что в любую секунду его может подстеречь смерть от вражеской пули, Голицын давно привык и относился как к неизбежной издержке профессии офицера. Главное – погибнуть не глупо и не зазря, а для этого нужно пройти еще пару шагов и накормить «Большую Берту» порцией камешков. Ведь недаром после каждого выстрела канал ствола супергаубицы тщательно чистят! А он вот сейчас пустит все старания чистильщиков под хвост шелудивому шайтану. Вряд ли немецкой дуре это понравится...
Но тут фортуна отвернулась от Сергея Голицына: одна из злобных свинцовых «пчел» все-таки ужалила его в руку чуть пониже локтя. В левую руку, в которой поручик удерживал мешок с камнями, предназначенными для угощения немецкой дуры.
Словно раскаленным железным ломом по руке ударили, перед глазами поручика заметались огненные круги и спирали, от боли он чуть не потерял равновесия и лишь чудом удержался на стволе. Но кисть раненой руки непроизвольно разжалась, и мешок с камнями улетел вниз.
В последнем рывке, напрягая всю силу воли, Голицын ухватился правой рукой за кромку орудийного дула и, подтянувшись, заглянул в темный тоннель ствола «Большой Берты». Из ствола тянуло тухлой вонью сгоревшего пороха.