– Париж,– враждебно отвечает Мария,– не столица, в средние века он был столицей, но в ходе столетней войны город был захвачен англичанами почти на полстолетия, если не больше. Королевский двор странствовал по Франции, пока окончательно не обосновался в Орлеане. Париж за годы английского владычества окончательно зачах, и когда Франция, в конце концов, вышла из войны, ее столицей был провозглашен Орлеан.
– Ха-ха-ха! – расхохотался Арцт.– Париж приказал долго жить.
Он поднял над головой лаковый томик.
– А Эйфелева башня? А Лувр? А Дом Инвалидов? А Центр искусств имени Жоржа Помпиду? А площади Согласия и генерала де Голля? А Триумфальная арка? Ау! Где они? А куда подевался Монмартр? Эй, кретины, может быть, это ваших рук дело? – Он оглянулся на фиолетовых манекенов.
Лаковый томик хлопнул о столик – так швыряют козырную карту.
Батон несколько минут рассматривал обложку путеводителя по Парижу – исполинскую ажурную башню из стальных балок. Затем бегло пролистал страницы – там фотографии прекрасного города… кажется, он сошел с ума. И все же что-то похожее на смутное воспоминание проступило на один только миг в его мозгу и тут же исчезло. Ему показалось, что все это он действительно когда-то знал.
– А ведь мы с тобой в школе зубрили, что Париж, Париж – столица буржуазной парламентской республики Франции. Зубрили, зубрили, а потом – р-раз! – и забыли. Как так? Почему? Что за бред собачий? Да я сам, сам не раз бывал в Париже, где у отца была банковская контора, филиал его бельгийского банка!.. Ты еще ничего не понял?
Запах цветников вокруг дома был невыносимо душен и приторен. Это тень наступающей грозы, словно подошва мироздания, давила на цветы, на крышу, на сердце…
– Крушение Парижа – это пока вершина моих дел… Самое зловещее творение вот этих дьявольских рук,– сказал Умник и вздохнул.
– Перестань паясничать, трус.
Арцт пропустил эти слова мимо ушей, на его лице пролегли мрачные черные тени. Он был похож в эту минуту на мертвеца:
– Да я пай-мальчик по сравнению с тем, что сделали они. И меньше всего, Батон, я лезу в начальники мира. Так вышло, помимо меня. Я не враг человеческий, нет. Просто я хочу разобраться в том, что с нами стряслось. А вся эта буза, пальба по твоей охране, трупы в шкафах – мираж, галлюцинация. Кончится развилка, и они оживут. Пойми, Батон, куклы не умирают. А мы все давно куклы в чужих руках.
– Я не верю ни одному твоему слову,– соврал Батон. Соврал глухим, не своим голосом.
– Не веришь? Жаль. Я давно хочу исповедаться, Батон. Это единственная цель, с которой я и отыскал тебя в Крыму. Кстати, почему ты живешь в этой дыре, а не на Ривьере? Она-то ведь уцелела, в отличие от Парижа.
– Не тяни резину,– чуть ли не простонал Роман.– Зачем я тебе нужен? Что все значит?
– Пока не знаю. Хочу потрясти мир, как спелую грушу. Постучать райскими плодами по черепам дураков. И хватит трусить, ты прав, пора бросить Земле открытый вызов. Пора! Что я и делаю своим визитом. Ха-ха…– раскатился Умник заливистым мелким смехом.– Я вызываю Землю! Я – король вечности! Ха-ха-ха. Я – повелитель истории. (Он снова стал мрачен, в глазах появилась печаль.) Знаешь, у меня всегда была эта мелкая зависть к пыльным королевским регалиям, пышным титулам, к свите, гербам. Есть что-то восхитительное в древнем деспотизме. Когда я увидел кавалькаду Карла VII, у меня невольно перехватило дыхание, я завидовал ему… ха-ха! Тебе в моей свите, Батон, отведена роль шута.
Если бы не Мария, Роман давно бы решился на отчаянную попытку… во всяком случае, он бы не снес столь терпеливо и толики умниковской иронии на грани оскорблений.
– Так вот,– продолжал Ульрих фон Арцт,– я стал могучим, когда сообразил прихватить Машину времени. Бедный Головастик, он так никогда и не понял, что с ним случилось. Просто вдруг моя Машина пошла под откос прямехонько в бетонный столб, и нас обоих разнесло вдребезги… только я оказался жив, ха!
Внезапно вся комната, где они находились, наполнилась странным свечением, словно тихая грозовая вспышка озарила предметы.
– Спокойно! – крикнул Умник и, отдернув рукав пиджака, глянул на массивные квадратные исполинские часы на руке.
На странных часах не было стрелок – отметила про себя Мария, а Батон вдруг закрыл глаза, и его лоб покрылся испариной.
Свечение продолжалось около двух минут, как будто незримая молния не собиралась гаснуть.
– Быстро они меня засекли,– сказал Умник загадочную фразу и впился в лицо Батона испытующим взглядом, ему доставила явное удовольствие минутная растерянность. Когда тот справился с собой, Умник сказал:
– Ну, теперь у тебя нет сомнений? Ты ведь узнал ее?
Он похлопал себя по руке.
– Пока Великий Дар здесь, вы все у меня в кармане… Однако нужно торопиться: стража застукала нарушение… Так вот, Батон, на этой дьявольской штуковине я канул в Лету. Там, в толще времени, я мог отныне безнаказанно творить все, что захочу, например, новую земную историю. Прошлое оказалось такой беззащитной мякиной, такой кучей хрестоматийного дерьма, что управиться с ним под силу ребенку. Нужно только обнаружить точку приложения силы, развилку во времени, когда возможны те или иные альтернативы. Можно, например, сбросить авиационную бомбу на Лондон образца 1502 года, укокошить пару сотен человек и ничего этим не добиться, кроме еще одной легенды про божью кару или комету с лицом дьявола. Но можно взять напрокат в фирме Роботиндкорпорейт парочку этих тупых парней и отправиться, скажем, в осень 1428 года. Почему туда? Да потому, что сия когда-то знаменитая дата красовалась в любом школьном учебнике по истории моей любимой Франции. Это мое практическое руководство. Итак, осень 1428 года, я с моими баранами занимаю укромное местечко на дороге из вонючего Домреми в не менее вонючий городок Вокулер… Дождливый такой денек, дорога по колено в грязи, а вот и полусумасшедшая девчонка, которая слышала голос: «Спаси короля и отечество». Эй, девочка, не спеши… И нету тебе никакой Жанны д'Арк, и никто не защитит Орлеан, и трусливый дофин Карл не коронуется в Реймсе, и столетняя война идет на пятьдесят лет больше. И нет тебе никакого Парижа, ау, Париж… А нужен всего-то лишь один щелчок по босоногой девке из Домреми! Нет, Батон, власть над людьми ничто по сравнению с властью над временем. Пощечина громыхает, как Большая Берта. Дырочка величиной с маковое зернышко спустя триста лет становится огромной, как жерло вулкана. В царапине на лице вечности – может утонуть Атлантида. Тебе ведь уже давно страшно, Батон? А вам, дамочка его сердца? У вас ведь тоже постукивают зубки от мысли, что вся ваша история – это всего лишь многоточие от моих дыр, ха-ха-ха! Но вот беда, я всего лишь жалкий жучок-древоточец. Так, грызу потихоньку наше прошлое, и ни одна душа спасибо не скажет. Кто и знает обо мне, так это они, стражи вечности, нечто вроде нашей полиции, только в космических масштабах. Я для них мелкий преступник, не более… вот что обидно. А ведь Париж стоит лаврового венка? Или набившая с детства оскомину Джоконда: была когда-то такая особа на пакетах, на джинсах, на лифчиках, на платках. Черт знает, на чем только не красовалась эта мордашка. А нынче одно фу осталось. Возьми любую биографию Леонардо – там черным по белому сказано: утонул в молодости, так и не достигнув высот собственных способностей.
Мертвая долгая пауза. По лицу Арцта проходят темные тени от темных мыслей. Гроза между тем уж вовсе близко. Ее злобное громыхание уже отчетливо и подробно. Все запахи цветов за окном перекрыла вонь белых флоксов. Их прелая сладкая духота затопила гостиную до самого потолка. Беспокойная бабочка вязнет, влетев в окно, в сонном сиропе. Капли на лбу Батона сверкают, словно его уже задел дождь. Лицо Марии остекленело от жути происходящего.
– Черт знает,– продолжал Умник,– почему-то исчезли спички. Или вдруг узнаешь, что Атлантический океан испокон веков зовется Колумбийским, а лимоны никто не выращивает, никто абсолютно не пьет чай с лимоном. Грандиозные удары оборачиваются чепухой… По-видимому, наша машина – учебная модель. Пятьсот лет назад – и баста! Глубже 1400 года уже не проникнуть. А жаль… Представляешь, если б взять за горло самое-самое начало Европы? Вот где удары могли б достичь подлинной силы! Юлий Цезарь никогда не переходил Рубикон, Герострат не жег храм Артемиды, да и Рима не было… А однажды, когда бы мне надоело гадить по мелочам, я бы нашел, наконец, ту теплую дымную лужу, полную слизи, первую белковую лужу на нашей молоденькой Землице, питательный бульон, из которой начнется жизнь. Одна-единственная струя огнемета – и большой бэмц!
– Прекрати… Чего тебе надо?
– Ниче-го-о. Мне нужен просто свидетель, Батон. Хоть одна живая душа должна знать обо мне. Это первое.
– А второе?
К дому подъехала машина. Раздались шумные голоса, хлопанье входной двери, затем чей-то вскрик.
– Кто это? – спокойно спросил Умник.
– Корреспонденты. У меня по расписанию – пресс-конференция.
– Предупреждать надо, приятель,– бросил Умник и повернулся к своей свите.– Эй, спуститесь вдвоем вниз – первый останется здесь,– наведите порядок. Они наткнулись на труп охранника. Спрячьте его и третьего в шкаф. А я включу игрушку на пару минут.
Он поднес к глазам пустой циферблат Универсальной машины времени и осторожно повернул кольцо настройки. Затем вынул плотные солнцезащитные очки и сказал:
– Советую закрыть глаза.
Батон вздрогнул от ослепительной кольцеобразной вспышки, но глаза не закрыл; Мария прижала руки к лицу отчаянным и беззащитным жестом.
Сначала вокруг циферблата без стрелок появилась радужная пленка, словно там надулся мыльный пузырь, затем на глазах он увеличился до размеров арбуза, огромного шара, пока не расширился за пределы гостиной. Причем радужная сфера, испуская яркое сияние, меняла при этом цвета: бледно-голубой, фиолетовый, темно-красный, стальной… Низкий воющий звук, казалось, проник до мозга костей, и Батон увидел, что изображение на включенном телевизоре (без звука) устремилось вспять, как в мультике.
Вой перешел в курлыкающий гул, затем яростный клекот и свист. На черных очках Умника играли причудливые адские всполохи. Пятясь назад, толпа корреспондентов вернулась в малолитражный автобус, а роботы из углов, странными движениями пловцов, устремились в густом и спрессованном воздухе вниз, в холл у двери.
– Прекрати, хватит…– мычал Батон, извиваясь в кресле,– чего тебе над-д-до?
– Ничего-о. Мне нужен просто сви-де-тель, Ба-тон. Хо-оть одна ж-жива-я душа должна знать обо мне. Эт-то перво-е.
– А вто-ро-е?
… К дому подъехала машина. Раздались шумные голоса, хлопанье дверцы. Из «рафика» у подъезда ватагой высыпали журналисты и направились к дому, увешанные камерами. Их было семь человек.
– Батон, вежливо принимай гостей, и не стоит им болтать о нас. Мария, вы пройдете с нами в кабинет. У тебя минут пятнадцать – двадцать, Батон. И смотри, без фокусов… Да, включи видеостенку и прибавь яркости, чтобы они не заметили вспышек. Ведь если ты скажешь, что это попытки стражей вечности прорвать временной колпак, они, боюсь, тебе не поверят. Вали все на грозу. И без фокусов!
Умник подтолкнул Марию вперед, она обреченно оглянулась на мужа. Тот, собрав все свои силы, спокойно кивнул: не беспокойся…
На лестнице загремели шаги, донеслись голоса, смех.
Мария в сопровождении Ульриха фон Арцта и одного из охранников поспешно прошла по коридору в кабинет.
Как только они втроем вошли в кабинет, Умник заклеил ее рот полосой клейкого пластыря.
– Извините за грубость, мадам, но у вас слабые нервы.
Глава вторая
– Ром, привет! Почему ты отключил телефон?
– Замучили звонками. Рассаживайтесь, но предупреждаю – у меня от силы полчаса.
В просторной гостиной шумно рассаживались журналисты. Щелкала аппаратура, мигали фотовспышки, ввинчивались сменные фотообъективы, настраивались телекамеры. Кто-то запросто пустил по рукам бутылки из бара, банки пива со столика. Гости не церемонились. Чья-то рука включила видеостенку, и на экране вылупилось исполинское объемное лицо Войцеха Кулы по кличке Пузо, которого потрошили журналисты там, в Бялограде, городе Первого Контакта:
– Пузо, ну как это было?
– Я уже сколько раз отвечал «как». Не надоело слышать одно и то же?
– Но ты каждый раз что-нибудь присочиняешь! – наседала упорная потрошительница с кассетным магнитофоном.
Батон выключил видеостенку.
– Вам кто нужен – я или Пузо, ребята?
– Роман, а что сказал Пришелец в первую минуту?
– Он сказал: «Парни, привет. Я – Пришелец. У меня мало времени, ребята, но я с собой кое-что привез для вас. Проси все, что придет в голову, но только один раз. Идет?..» Вот его первые слова, для меня. Ведь выяснилось, что с каждым он говорил немного по-разному.
– Он говорил по-русски?
– Он говорил так, что все мы его прекрасно понимали,
– А как он выглядел для вас?
– Выглядел он для всех одинаково… Смешной такой дядька. Толстяк. На макушке – черный цилиндр, из-под цилиндра – парик в буклях до плеч, старинный. Носатый. За плечами что-то вроде тряпичных ангельских крылышек, и на йогах смешные клоунские ботинки в виде гусиных лап. На это и было рассчитано: детям нравятся клоуны.– Батон задумался и вдруг резко сменил ход интервью: – А теперь у меня вопрос к вам. Кто такая Жанна д'Арк?
По лицам журналистов прокатилась волна недоуменных гримас.
– Пошевелите извилинами, поройтесь в памяти. Неужели никто не знает?
– Я первый раз слышу,– ответил один,– лучше покажи нам свою Мари, Батон.
– Как проходит медовый месяц?
– Отвечу только в ответ на свой вопрос,– отрезал Роман; эти милые болтуны начинали выводить его из себя.
– Дорогие зрители,– мигом влез в кадр телекамеры один из телерепортеров,– переадресуем этот вопрос вам. Поможем нашему Великому парню. «Кто такая Жанна д'Арк?» Так будет называться новый конкурс нашей программы «Уикенд» по 16 каналу Си-би-эс. Победителя ждет приз!
Но это еще не все. Батон прислушался, пытаясь проникнуть через стены к Марии и Умнику: как идут дела у парней из общества «Будьте вы прокляты, данайцы!»?
Сначала гробовая тишина, затем новая волна замешательства – хозяин затронул абсолютно запретную тему.
– Батон, вот Кинг Томас писал недавно о них. Спроси его.
– Напомню зрителям,– буквально взорвался все тот же ушлый телерепортер,– что это общество неврастеников и паникеров было создано лет десять назад священником О'Доллом. Цель этой темной компании – постоянная критика Великого Контакта, ошельмовывание Даров и ругань в адрес героев Земли!
– Прикусите язык,– оборвал поток красноречия Батон,– кто мистер Томас, я жду ответ.
– Ты застал нас врасплох, Роман,– ответил молодой бородач в очках,– ведь известно, что любое упоминание об этих деятелях вам неприятно. По моему, дела у них идут плохо. Членов общества 120 человек. Центр в Лондоне. Недавно я был там. Они выпустили книжечку «Долой Универсальный исцелитель!» Они начали раздавать ее бесплатно на собраниях, но тут выяснили, что книжка имеет успех у коллекционеров, и им удалось выгодно сбыть тираж вместе с набором. Это было одним из условий продажи.
– А о чем там?
– Они считают, что Исцелитель парализовал напрочь земную медицину и наши знания о человеке. Если внезапно Исцелитель откажет – нам придется начинать с нуля. По их словам, это ловушка Сатаны и нам всем грозит кара.
– Согласитесь, Кинг, эта тревога обоснованна. И не так уж она абсурдна.
– Нет, Батон,– покачал головой бородач,– я не нахожу здравого смысла в этих криках. Наши больницы надежно законсервированы. Кроме того, в поликлиниках работают тысячи врачей, лечащих, скажем, зубы и насморк. Не будем же мы использовать Исцелитель на мелочи тела? Мы всегда сможем продолжить научный путь, если он вдруг откажет. А пока освобожденные миллионы помогли нам поднять благосостояние во всем мире. Наконец, Исцелитель спас не только мириады людей – он спас сотни гениев. Труд одного только Краевского продвинул мировую физику на невероятную высоту, а ведь он был обречен.
– А вы думали, что может натворить с нами и нашей историей Машина времени? – этот вопрос Батон задал всем.
Только крайним напряжением воли он сдерживал свои чувства. Несколько раз ему хотелось закричать о помощи, обратиться через прессу к миру, но… но это ж полное безрассудство… Дьявольский аппарат Умника вернет событие вспять, и тогда что сделают его бестии с безоружными людьми? И первой, конечно, погибнет Мария. Проклятье! Черные круги ходили в глазах, несколько раз мерещился женский крик.