Неожиданно она прыснула со смеху, и лицо ее, с подтеками слез на щеках, стало озорным. Вообще, во всех ее реакциях сквозила инфантильность.
— Единственный способ мне помочь — это вместе со мной взорвать машину, а затем взять меня в жены. И, как говорится в одной старинной сказке, никогда ни о чем меня не расспрашивать, никогда не допытываться, кто я и откуда!
Он разыграл этюд трагического колебания.
— Одно условие я готов выполнить немедленно…
— Какое именно? — вновь расцвело в ней неистребимое, по-детски чистое любопытство.
— Взять вас в жены. Но что касается машины — это же варварство. Меня учили создавать машины, а не уничтожать их. Впрочем, что это за машина?
— ТСП, — уже совсем по-детски торжествуя над его недоумением, сказала девушка. — Вот видите? Даже не знаете, что такое ТСП, а беретесь ремонтировать! Темпоральное средство передвижения, или проще: хронолет. В вашем веке его, кажется, называют еще машиной времени.
— Давайте не будем морочить друг другу голову, а? — сказал инженер. — Милая девушка…
— Что не будем?
— Ваше отношение меня огорчает…
— А вы всегда влюбляетесь так быстро?
— Для бывалого мужчины вроде меня это действительно быстро.
— А вы не могли бы меня поцеловать? Сейчас, сразу!
Он схватил ее за хрупкие плечики, притянул к себе и прильнул к ее губам. Он сжимал ее в своих объятиях, пока она, задохнувшись от его страстного поцелуя, не начала извиваться в его руках, как рыба.
— Эй, вы, кажется, и в самом деле меня полюбили?
Действительно ли она была ненормальной или же просто ненормально доверчивой? Ведь любой мужчина может страстно целовать женщину, не испытывая к ней ничего, кроме сиюминутного желания! Однако Кирилл чувствовал, что в нем говорит не примитивное влечение, а его почему-то задел восторг этой сумасшедшей девчонки.
— А вы что, таким образом проверяете мужчин?
— О, нет! Я дала вам возможность самому проверить себя. — Тут она, вероятно, неверно истолковав его замешательство, вызванное ее смешным до нелепости ответом, забеспокоилась. — Но, может, вы… Я хочу сказать, в вашем веке вы можете целоваться и без любви?
Если бы рядом не торчала эта столь же абсурдная машина, совершившая у него на глазах краткий, но совершенно немыслимый полет, инженер Монев окончательно бы решил, что эта девушка чокнутая.
— А разве вы не почувствовали в моем поцелуе любовь?
Он постарался придать себе обиженный вид, но внутренне взмолился, как бы она не устроила ему повторную проверку, потому что целовать сумасшедшую женщину, как бы хороша она ни была, нелегкое испытание!
— Да-да, я почувствовала, — бог знает почему она снова начала всхлипывать. — Если я останусь, то есть если мне придется остаться… Очень прошу вас, любите меня! Мне будет тяжело в этом чужом мире.
— Ну почему — чужом? Что с вами случилось?
— Неужели вы так и не поняли? Я же вам сказала: темпоральная машина, машина времени! Мне нужно было вернуться всего на пятьдесят лет назад, причем на институтский учебный полигон, а я оказалась аж в вашем веке. Бог знает, что я напутала в настройке! А тут еще и эта поломка!
И она расплакалась уже в голос.
Кирилл и не думал верить ее сумасбродным выдумкам, но ее горе было столь неподдельным, что ему и в самом деле стало жаль девушку. Он встал перед нею на колени и, сам себе удивляясь, гладил ее шлем, пока она не выплакалась вволю. Потом она еще два-три раза всхлипнула, потерла кулачками заплаканные глаза и вскочила.
— Ух, надо все же попытаться что-нибудь сделать с этой дурацкой машиной!
2
На этот раз она не остановила его, даже протянула ему сверху руку, потому что для тяжелых рыбацких сапог Кирилла Монева и его чиновнической неповоротливости люк оказался слишком неудобным.
В округлом помещении едва умещались два пилотских кресла. Все приборы были расположены на пульте напротив. И все до одного были ему незнакомы.
— Как вы предполагаете, где может быть…
— Что может предполагать дура набитая… — вспыхнула она снова. — Я же ведь не только самая некрасивая, но и самая слабая студентка во всем институте!
— Паниковать совсем ни к чему. Объясните спокойно, что у вас не получается, чтобы я понял, в чем дело.
— Вы же видели: переход от движения в пространстве к движению во времени. — Она раздраженно шлепнула ладонью по одной из металлических коробок с несколькими кнопками. — Где-то здесь должно быть, но вы думаете, я в этом что-нибудь смыслю? Все на готовых блоках.
— Нет ли у вас какой-нибудь инструкции? — спросил он, внимательно оглядев опоясывающие кабину приборы. — В нашем веке есть такое правило работы с машинами: если ничего не помогает, внимательно прочти инструкцию.
Она снова не поняла, или ей было не до шуток. Девушка наклонилась, достала из-под одного кресла красивую сумочку с пластмассовыми схемами, и Кирилл туг же убедился в своей полной беспомощности.
— Лучше всего демонтировать вот этот элемент. Завтра я отнесу его в наш институт и общими усилиями…
— Нет, это невозможно, — воскликнула она. — Того, что я натворила, вполне достаточно, чтобы никогда не видать мне ни диплома, ни прав на управление темпоральными машинами.
Он пытался определить на ощупь, не расшаталось ли что-нибудь в указанном им блоке.
— Но что здесь страшного…
— Вы пока еще считаете, что такие полеты невозможны, а тут я попадаю прямо в объятия инженера, специалиста по машинам. — Несколько успокоившись, она водила пальцем по шкалам приборов. — Посещать ваши века нам строжайше запрещено.
— Тогда зачем вам эти машины?
— Для космоса. И только Институт древней истории имеет право использовать их для тех эпох и событий, о которых не сохранилось достаточно документов.
— А откуда вы так хорошо знаете болгарский? — этот вопрос давно беспокоил его.
— Я болгарка. В отношении пространства у меня хорошо получилось. Учебный полигон находится как раз на этом месте, только, разумеется, на несколько веков вперед. Нет-нет, ничего не трогайте!
Но, очевидно, где-то что-то успело сработать. Скрытая лампа, озарявшая помещение бледным искусственным светом, мигнула. В груди у Кирилла тоже что-то екнуло. В кабине потянуло холодом, как в бесшумном скоростном лифте.
— Что вы сделали? — испугалась девушка-пилот. — Мы летим!
На невидимом до сих пор экране тонуло вдали усеянное кустарником поле, разделенное надвое тоненьким волоском реки.
— Ничего. За этим блоком был какой-то люфт, я только нажал, а там оказалось что-то вроде розетки…
Она панически нажимала на какие-то кнопки, которые не нажимались, а только меняли свой цвет: красный, зеленый, оранжевый, синий…
— Ох, вся система управления на блоках…
Будто от резкого удара они упали прямо в пилотские кресла. Невольно расставив руки, Кирилл поймал ее за правую руку, девушка вцепилась пальцами в него. Экран затянуло молочной пустотой, а над ним бешено крутился маленький цифровой счетчик.
— Что он показывает? — указал на него Кирилл свободной рукой.
— Годы, которые мы пролетаем. Ой, что теперь происходит?
— Неужели такой крупный счет?
— С приближением к цели переходит на дни, а потом на часы и минуты.
У него засосало под ложечкой.
— Значит, теперь по-вашему…
— Ох, я уже ничего не знаю! Машина запрограммирована на автоматический возврат, но с расстояния в пятьдесят лет, а мы были на расстоянии в триста пятьдесят лет.
Не ощущая никакого движения, только видя перед собой бог знает что отсчитывающий счетчик, Кирилл Монев сумел взять себя в руки.
— Пусть только остановит нас там, где можно будет расписаться. Я еще не отказался от идеи жениться на вас.
Девушка повернулась к нему, его самообладание явно понравилось ей.
— Значит, вы где-то расписываетесь, когда…
Он хотел ей ответить, что расписываться не так уж обязательно, но в это время цифры на счетчике окрасились в синий, потом в зеленый цвет, они крутились уже не так быстро. Потом их поток и вовсе остановился, и в прямоугольнике экрана к ним начало приближаться что-то вроде большого ледяного катка, окруженного сводчатыми постройками.
— Да ведь это институт! — радостно взвизгнула она, схватив его за руку. Но тут же снова запаниковала:
— А с вами что теперь делать?
Все случившееся было настолько невероятно, что ему пришлось призвать на помощь все чувство юмора, на какое он только был способен.
— Очень просто, теперь вам придется взять меня в мужья.
Посадка была мягкой, почти неощутимой; люк открылся автоматически, и кабина наполнилась солнцем и ароматным воздухом. Кирилл попытался было встать, но она выставила вперед руку:
— Сидите! Нужно немедленно вернуть вас назад.
Однако теперь люк не закрывался, хоть она и нажимала разные кнопки на пульте.
— Ох, управление все еще блокировано. Где бы вас спрятать?
— Циана, ты почему не выходишь? Что случилось? — долетел в кабину властный мужской голос. — Циана!
Она вздохнула, зажмурилась и, словно кончая жизнь самоубийством, выпрыгнула из кабины. Кирилл высунул голову из люка. Она не упала, а с виноватым видом стояла перед двумя молодыми мужчинами в таких же как у нее серебристых костюмах, только без шлемов. Один из них дал ему знак спускаться, и Кирилл неуклюже свесил из люка ноги в рыбацких сапогах. Он боялся вымазать речной грязью чистый, похожий на лед настил из неизвестного ему материала на посадочной площадке.
— Спускайтесь! — громко приказал ему мужчина.
— Он мне помог справиться с машиной, все произошло совсем случайно… — почти всхлипывала девушка со странным именем Циана.
Кирилл, у которого от неловкого прыжка загудели ноги, открыл было рот, чтобы подтвердить сказанное ею, но тот же мужчина сделал ему знак молчать и снова повернулся к девушке:
— Не говори глупостей! Только усложняешь положение. Я попытаюсь забыть твои оправдания, потому что в противном случае ни одна комиссия не допустит тебя к экзамену. Или ты все еще не понимаешь, что натворила?
— Я не виновата! Почему машина дает такой разброс во времени? — перешла в отчаянное наступление Циана.
На этот раз ее окончательно сокрушили.
— А ты все еще не догадываешься, что и разброс, и поломка были запрограммированы? С учебной целью. От тебя требовалось только выйти из машины, установить, куда ты попала, и моментально вернуться, причем сделать это так, чтобы в худшем случае после тебя осталась еще одна легенда о летающей тарелке. Ты должна была обнаружить, что милокач не контачит. Если бы ты этого не обнаружила, то по истечении запрограммированного времени он сам встал бы на место. А ты не только не справилась, но в довершение всего притащила нам этого человека, хотя отлично знаешь, что любой контакт с этими веками запрещен!
Из красивых глаз Цианы хлынули слезы.
— Вправду… не было поломки?
— Это я виноват, — начал Кирилл, но его перебили с той же бесцеремонностью:
— Помолчите, прошу вас!
— Ну и отношение! — вспыхнул он. Девушка — пилот злополучной темпоральной машины, всхлипывала уже громче.
— Видите ли, — привлек к себе внимание другой мужчина, который до сих пор молчал, как-то странно поглядывая то на Циану, то на своего далекого предка: на девушку с явной любовью и сочувствием, на Кирилла же — с откровенным, каким-то детским любопытством. — Вы, наверное, человек образованный и должны понять, что нам возбраняется разговаривать с вами. Скандал и без того грандиозный. Я верну вас сразу, как только запрограммирую полет. — Он тут же направился к машине.
Кирилл крикнул ему вслед:
— Да кто вы такой, чтобы распоряжаться мною, как…
Юноша словно не понял его слов:
— Я инженер по техобеспечению полетов.
— Послушайте, коллега… — начал было Кирилл более вежливо, но другой мужчина снова вмешался с начальнической властностью:
— Вам было сказано, что мы не должны разговаривать с вами? Пойдемте со мной!
Кирилл не пошел за ним. Хотел было обнять плачущую Циану за плечи, но она не позволила ему дотронуться до нее, и от этого он снова вспыхнул:
— Я всем расскажу, какие злые и невоспитанные люди наши потомки!
Потомок-начальник усмехнулся, бросив через плечо:
— Вряд ли вам кто поверит, что вы были у нас. Кроме того, мы сотрем в вашей памяти кое-что. Ладно, идите со мной!
— Но ведь это чудовищно, это фашизм! Мы с Цианой любим друг друга, и если вы так относитесь ко мне, отдайте мне ее в мое время! — Конечно, это была очередная глупость с его стороны. Сознавая унизительность своего положения, Кирилл выкрикнул фальцетом: — Я не позволю…
— Мы и в ее памяти сотрем все это сумасбродство…
— Послушайте, молодой человек! Вы, по-видимому…
Со стороны машины послышался веселый смех. Это был инженер.
— Профессор, вероятно, вдвое старше вас.
Профессор строго погрозил в его сторону пальцем:
— Вот так и происходит недопустимый обмен информацией! Теперь ему известно, что мы…
Инженер сильно смутился.
— Но ведь вы же сотрете в его памяти излишнюю информацию!
— Я вам говорю это, чтобы вы оба поняли, сколь деликатен вопрос общения с другими временами и обществами. Циана, не покажешь ли ты нам, наконец, чему ты все-таки научилась у меня?
— Будь благоразумным, — подошла она к Кириллу, продолжая всхлипывать. — То, что ты хочешь, несерьезно. Ведь до сих пор ты считал создание темпоральных машин невозможным, правда? Невозможны были и полеты во времени. Так должно оставаться и впредь, иначе тебя будут ужасно мучить вещи, которые всем вокруг будут казаться невероятными и смешными. Ты просто можешь заболеть, пойми… — видимо, она едва сдержалась, чтобы не сказать «сойдешь с ума», но он и без того уже представил себе, как знакомит друзей со своей молодой супругой: «Она из двадцать четвертого века. Мы на машине времени…» Наверняка их обоих упекут в сумасшедший дом!
— Не сердись, милый! Я же тебе еще там говорила, что мир жесток, и самое жестокое в нем — время. Дай я поцелую тебя на прощанье!
Кирилл болезненно отметил про себя, что и через столько веков будут входу те же банальности: с такими же «утешениями» ушла от него жена, вернувшись из Африки, где она работала два года. Однако Циана прикрикнула на него:
— Открой рот!
— Циана! — крикнул ей профессор, но она уже достала из кармана маленький флакончик и, пока до Кирилла дошло, для чего нужно было открыть рот, прыснула ему в рот и в лицо прохладно-ароматной, вероятно, дезинфицирующей жидкостью.
Потом она подарила ему долгий поцелуй и снова прыснула из флакончика ему на губы.
— Теперь иди за ним!
Профессор засмеялся добродушно-иронически.
— Все по правилам, но это не компенсирует других ошибок.
А там, у реки, Циана забыла о своем флакончике — вспомнил Кирилл Монев, и от этого она стала ему еще милее. Он хотел было вернуть ей поцелуй, как это делается в его время, но девушка выскользнула из его рук и, снова всхлипывая и шмыгая носом, пошла к проклятой машине. Из люка на нее ревниво смотрел другой инженер.
Кирилл соблаговолил, наконец, пойти за профессором по той простой причине, что иного выбора не было. Здесь он никому не был нужен.
— Почему вы не хотите со мной разговаривать, если все равно будете стирать мою память?
— Потому что моя не будет корригироваться.
— Неужели я вам совсем не интересен? — горестно недоумевал человек из двадцатого века.
— Мы располагаем достаточной информацией о вашем времени.
— Прошу вас, не будьте несправедливы к девушке. Во всем виноват я, потому что…
— Ну вот, вы продолжаете вмешиваться в нашу эпоху, — засмеялся профессор и пригласил его войти в роскошную кабину институтского метро, чтобы отвезти его в специализированную психологическую лабораторию…
3
Кирилл Монев проснулся на берегу реки, в своем любимом месте над омутом. Ему казалось, что он дремал под вербой минут десять, не больше. Не найдя ни удочек, ни рюкзака, он яростно обругал на чем свет стоит проклятых воришек. Да и как тут было не ругаться: годами собирал он рыбацкое снаряжение, покупая все самое лучшее, а ведь на зарплату инженера не разгуляешься, не скоро обзаведешься новыми.