— Думаю, да, — ответил Камышин. — Правда, определенной таксы не было. Платили кто сколько мог. Но она и много тратила. Мне вот квартиру купила, — напомнил он. — Детдомам богатые подарки дарила. Студентам помогала. Хотя бы той же домработнице Нине…
— А вот занятия… с попыткой заглянуть в будущее, они не отражаются на здоровье?
— задал вопрос Сергей Викторович. — Грубо говоря, была ли она психически уравновешенным человеком?
— Трудный вопрос, — погрузился в себя Камышин. Помолчав, изложил свою точку зрения: — Когда человек с христианским сознанием проводит медитацию, затем переходит в транс, основанный на непривычном понимании бытия, то, конечно, возникают проблемы с душевным равновесием. Это издержки профессии. Но кто из нас с чистым сердцем ответит, что он в психическом смысле абсолютно здоров? Один верит в сны, другой — в приметы. А Врубель, например, создал своего «Демона» во время обострения приступа шизофрении. Но мы ведь из-за этого не перестаем восхищаться его гениальностью?! Все это очень сложно. Вот оцарапаешься где-нибудь нечаянно, и то шрам остается. А тут — душа.
— И последний, наверное, вопрос, — посмотрел капитан на часы. — Кому, предположительно, и зачем могли понадобиться ее книги?
— Я вам сначала попытаюсь ответить на вторую половину вопроса, — предупредил философ-художник. — Книги во все времена ценились дороже золота, — начал он. — Умные люди в лихую годину всегда старались прежде всего сберечь книги. Золото можно быстро нажить, а утраченный запас мудрости надо восстанавливать веками. Во все времена завоеватели стремились прежде всего уничтожить культуру побежденного народа. Нет культуры — нет нации! Люди, не помнящие прошлого, превращаются в послушное стадо. Вот почему армянские священники во времена нашествия турок раздали женщинам по одному листку из наиболее ценных книг, и те хранили их до лучших времен. А когда настал час, вернули все своим мудрецам. А у нас то ли от излишней душевной щедрости, то ли от непонимания готовы все отдать даром. Иногда продать. На архивы и церковные записи всем наплевать. Так и с книгами Шарфиной… Древние тибетские и индийские рукописи очень своеобразно написаны: в одном томе вы можете встретить сведения о медицине, кулинарии, обрядах. Это своего рода летопись. Узнавали люди что-нибудь новое и записывали по порядку. Зоя Федоровна хотела систематизировать эти знания по разделам. До нее это пыталась сделать Елена Блаватская. Но та увлеклась не наукой, а спиритизмом, написала книгу «Агни-Йога», да и ту неудачно. Я думаю, книги у Шарфиной украли для того, чтобы вывезти их потом за границу. Там ими легче распорядиться. И спрос больший. А вот кто украл… Точно не знаю, но думаю, что во многом виноват я сам.
— ??
— Сам! — повторил Камышин, заметив удивленные взгляды следователей. — Ко мне незадолго до этого два типа приходили, — начал каяться художник. — Веселые такие, развязные, и один из них прилично выпивши. Назвались Аркашками. Мы, говорят, тезки. Сели оба возле стола, один там, где вы сидите, — кивнул Камышин в сторону капитана, — а другой — напротив, возле телефона. Начали издалека: они арендовали офис, а теперь ищут дизайнера с нестандартным мышлением. Кто-то им порекомендовал меня. А потом как-то незаметно разговор на Шарфину перешел. Не могли бы вы, спрашивают, попросить ее несколько книг нам на время дать? У нас там художественный салон организуется, иногда аукционы будут проводиться. Так вот, нам бы для затравки несколько книг из ее библиотеки не помешало. Если договоритесь, то мы придем к ней и отберем несколько томов. Разумеется, под солидный залог и отблагодарим как следует. Я им сразу ответил, что книги она вряд ли кому согласится дать, хотя бы и на время. Они ей самой постоянно нужны. А денег у нее на жизнь хватает. И вообще: почему они сами к ней не обратятся? Вижу, помрачнели, а тот, что выпивши, стал грозить: не захочет, говорит, дать на время за вознаграждение, можно сделать так, что даром отдаст. И навсегда! Второй Аркадий цыкнул на него, занервничал, я думал, он ему в морду даст. Но обошлось… Посидели еще немного, поговорили о пустяках и ушли. Обещали прийти еще, до сих пор собираются…
— А как же с дизайном помещения? — спросил капитан.
— Никак, — ответил Камышин. — Они же мне никакого адреса не оставили и конкретного предложения не сделали. А теперь вот я думаю, что они не напрасно приходили: пути к ней нащупывали.
— Вы говорили Зое Федоровне об этом случае? — спросил Друян.
— Зачем? — с недоумением посмотрел на него хозяин квартиры. — Расстраивать человека по пустякам?
— А какие они из себя, эти… Аркаши? — заинтересовался Стрекалов. — Хотя бы в общих чертах…
— Обоим лет по тридцать-тридцать пять, — припоминающе наморщил лоб художник. — Темноволосые… Одеты очень прилично.
— Одеться они завтра и в лохмотья могут, — заметил капитан. — Это не примета…
— Оба среднего роста, — добавил Камышин. — Тот, что трезвый был, немного повыше. Губы у него неприятные: толстые и все время мокрые. Вообще-то я к ним мало присматривался, — признался Владимир Михайлович. — Если бы знать, что это понадобится. Да! — вспомнил он. — Один из них в очках был. Дорогие очки, с квадратными линзами и в золотой оправе.
— А ну, посмотрите, — достал капитан из внутреннего кармана пиджака конверт со снимками. — Тут его нет?
Камышин долго всматривался в фотографии, на которых были сняты убитые Сбитнев и его гость, затем неуверенно сказал:
— Вот этот, в очках, вроде бы тогда был у меня. Точно сказать не могу: лицо кровью залито. А так — похож! Волосы, губы, особенно очки. Присмотревшись еще раз к снимку, подтвердил: — Да, это он. Возвращая капитану конверт, спросил: — А что с ним случилось?
— Тоже впал в транс, — мрачно пошутил Стрекалов, пряча снимки. — Только неудачно…
— Я вам забыл сказать, — вспомнил Камышин. — Зоя Федоровна говорила мне, что одного из ее грабителей звали Сашка. Так его напарник называл, когда они книги выносили.
Уже выходя из квартиры, капитан Стрекалов, оглядев хлипкую дверь, посоветовал Камышину:
— Вы хоть бы ее днем на какую-то задвижку закрывали, что ли… А то живете нараспашку.
— Зачем ее закрывать, — улыбнулся художник, — если она из клееных стружек сделана? Любой ребенок плечом выдавит. Ночью закрываюсь, конечно, от кошек.
Отъехав немного от дома, в котором жил Камышин, и завернув за угол улицы, капитан Стрекалов неожиданно резко притормозил и вполголоса выругался. Друян, сидевший рядом, резко качнулся вперед и удивленно посмотрел на своего спутника.
— Вот сволочи! Опять они меня «пасли», — с раздражением сказал Стрекалов.
— Кто?
— Если бы я знал кто! Видел, светлая «волга» на стой стороне улицы стояла? — спросил Григорий Петрович. — А как только мы появились из-за угла, она сразу с места рванула.
— Не обратил внимания, — ответил Друян. — А почему она тебя беспокоит?
— Я ее второй раз уже засекаю, — пояснил капитан, втиснув свои «жигули» в густой поток машин. — Как только к кому-нибудь еду, она сразу на хвосте. И это только после того, как мы начали заниматься делом Шарфиной. Я записал номер, поручил дежурному выяснить в ГАИ, кому принадлежит эта «волга»…
— И что он выяснил? — поинтересовался Сергей Викторович, не дождавшись продолжения рассказа.
— Ничего… — раздраженно ответил капитан. — Посоветовали такими номерами не интересоваться. Вот и гадай теперь, кому эта «волга» принадлежит. Я сам займусь ею, — зло пообещал Стрекалов, — и узнаю, почему я в таком огромном городе все время с нею сталкиваюсь?
Проехав молча еще несколько кварталов, капитан неожиданно свернул влево, на транспортную развязку, и погнал машину на большой скорости в обратном направлении.
— Что случилось, забыл что-нибудь? — удивленно спросил Друян.
— Забыл, — с досадой ответил капитан. — Надо все-таки задержать этого художника-философа.
— За что?
— За то, что он такой… не от мира сего… — пояснил Стрекалов. — Отведу ему где-нибудь в КПЗ свободный уголок, пусть посидит несколько дней, пока с делом Шарфиной немного не прояснится. И ему, и мне спокойней на душе будет.
Торопливо взбежав на площадку второго этажа, Стрекалов, не стуча, толкнул знакомую дверь, словно заранее был уверен, что она открыта, и еще с порога громко позвал:
— Владимир Михайлович!
Не слыша ответа или шагов хозяина квартиры, капитан выхватил из-за борта пиджака пистолет, осторожно прокрался по коридору и заглянул в комнату. Возле стола в неловкой позе лежал Камышин. На столе протяжно гудела снятая телефонная трубка. На полу — возле груди и затылка художника — две небольшие лужицы крови. На плакатике с черными, разлапистыми следами — еще не высохший отпечаток кровавой пятерни философа. Первый раз, очевидно, в него выстрелили возле двери, и он, зажав рукой рану, рванулся к телефону, оперся рукой о стену, но позвонить не успел. Вторую пулю он получил в затылок возле стола.
— Опоздали мы с тобой, Сергей, — сказал капитан вошедшему в комнату следователю. — Надо было его сразу с собой забирать! Ты побудь пока тут, — попросил он, — а я схожу к соседям позвоню, вызову оперативную группу и «скорую».
Уже выходя из комнаты, покосился еще раз на плакатик с кровавым оттиском среди черных следов ступней и убежденно сказал:
— Нет, это не русские приходили…
Глава 4
Всю дорогу от дома, где жил Камышин, до самого райотдела подполковник Ларин молчал, что-то сосредоточенно обдумывая. Только раз, когда Стрекалов, не успевший проскочить перекресток, с визгом затормозил перед светофором, недовольно обронил:
— Ты поосторожней! Теперь уж некуда торопиться…
И, только войдя вместе с капитаном в кабинет и сев на свое привычное место, дал волю раздражению:
— Хотел же в отпуск уйти в начале июня… Сейчас сидел бы где-нибудь спокойно и рыбу удил. Нет, черт дернул жену послушаться! Ей осенью хочется в деревню поехать, к родным, по соснячку побродить за грибами, — стал подполковник озабоченно проверять свои карманы. — И ты за ней таскайся с корзиной, как дурак со ступой. У тебя сигарет нету? — обратился подполковник с неожиданной просьбой к Стрекалову. — Знаю, что есть где-то начатая пачка, а где…
Капитан молча выложил перед начальником райотдела пачку сигарет.
— А теперь вот шишки и выговора буду собирать вместо грибов! — предрек себе подполковник неприятности на ближайшее будущее.
И чтобы хоть как-то заглушить горечь от будущих незаслуженных обид, прикурил сигарету и сделал пару глубоких затяжек.
— Хорошо, если только этим дело закончится, — покусал подполковник нижнюю губу. — А могут в горячке и небольшую чистку нам устроить. Четверо убитых за два дня, — сокрушенно качнул головой Ларин, — и все по одному делу. Да хоть бы разом, а то с расстановкой. Будто издеваются…
— Вообще-то они все в разных районах убиты, — прервал свое молчание капитан. — На нас, по сути, только кража книг и соседка Шарфиной висят.
— Ты кого успокаиваешь — себя или меня? — с подозрительным спокойствием спросил Ларин. — Зачем же ты с Друяном к этому философу ездил? — язвительно спросил он. — А-а-а, молчишь? Сам понимаешь, что никто не разрешит это дело распылять по частям. Вообще-то тут и твоей вины немало…
— Какой? — с недоумением посмотрел капитан на своего начальника.
— Надо было хоть какое-то наблюдение за квартирой Шарфиной установить, — пояснил подполковник. — Мы ведь даже не знаем, где она. Может в любой момент домой вернуться. А там ее какая-нибудь сволочь будет ждать. Вот тогда уж точно можно будет новую работу искать.
— Наблюдение… — иронично хмыкнул Стрекалов. — Откуда мне столько людей взять? И чего эта Шарфина явится домой без ключей? Она сначала или в прокуратуру, или к нам придет. А вообще-то, спасибо за подсказку, — просветлел лицом капитан от неожиданно пришедшей мысли. — Только мне помощь людьми нужна будет. Хотя бы на два-три дня.
— За какую подсказку? — прищурился Ларин от сигаретного дыма.
— Сейчас расскажу, — заторопился Григорий Петрович. — Только давайте сначала еще один вопрос решим. Я второй раз замечаю, что меня какая-то «волга» пасет. Вот и сегодня, когда мы с Друяном от Камышина уезжали, она за углом стояла. Я дежурному давал задание выяснить в ГАИ, чья это машина, а там отказались ответить.
— Номер машины помнишь? — нахмурился Ларин.
— У меня записан, — полез капитан в нагрудный кармашек пиджака.
— Давай сюда, — снял Ларин трубку телефона.
Набрав нужный номер, он попросил кого-то выяснить, кому принадлежит интересующая его «волга». Держа трубку возле уха в ожидании ответа, предложил Стрекалову:
— Ты пока рассказывай о своих задумках.
— Хорошо… Я, правда, не совсем уверен, Валентин Владимирович, что нам повезет, — начал капитан, — зато душа спокойна будет. У вас и у меня.
Подполковник внимательно слушал Стрекалова, делая иногда карандашом на листе бумаги какие-то пометки, затем дал знак ладонью, чтобы он на время остановился. Выслушав по телефону сообщение далекого собеседника, поблагодарил его и положил трубку.
— Так, — повеселел по непонятной причине Ларин, — и что дальше?
— Да я в основном закончил, — обиженно ответил Стрекалов, думая, что его невнимательно слушали. — Вот только насчет людей решить надо. Своих у меня не хватит. И оперативную группу под рукой держать надо.
— Людей сейчас попробуем найти, — пообещал подполковник, снова снимая телефонную трубку. — А то, действительно, убийства в разных концах города, а весь воз тянуть мы должны. Ты пока покури, — придвинул он капитану его собственные сигареты, — а я созвонюсь кое с кем. Да! Могу тебя обрадовать: никто тебя не «пас», это машина службы безопасности. Просто, наверное, вы одновременно по одним и тем же следам идете.
— А им что понадобилось в этом деле? — спросил капитан, вспомнив молодого молчаливого мужчину, который присутствовал вместе с ним в квартире Шарфиной.
— Спросишь их при очередной встрече, — посоветовал подполковник, набирая нужный номер.
* * *
Жаркий июньский день догорал где-то на окраине города. Улицы еще дышали духотой раскаленного за день асфальта, но длинные резкие тени, протянувшиеся от деревьев, и громады зданий обещали уже вечернюю прохладу. Дмитрий Андреевич Базовский, уютно утонув в глубоком кресле, обдумывал, под каким благовидным предлогом ему поскорее избавиться от засидевшегося в гостях приятеля. Он уже не раз поглядывал на часы, но это не помогало: приятель не отличался ни наблюдательностью, ни проницательностью ума. Или, скорее всего, страдал отсутствием элементарного такта. И вообще Дмитрий Андреевич стал замечать, что в последнее время он тяготится в обществе старых приятелей и не избавляется от них только потому, что еще не вошел прочно в тесный круг новых знакомых. Деловые связи они поддерживали охотно, но на дружеские застолья и в свой домашний мир пускать Базовского не торопились. Иногда с неохотой соглашались на легкий ужин где-нибудь в ресторане, да и то лишь потому, что это было продиктовано деловыми интересами.
Сам Дмитрий Андреевич ужинал обычно в каком-нибудь элитном загородном ресторане, подальше от любопытных глаз. Реже — с друзьями на своей даче, где кухней занималась приходящая домработница Катя. В городской квартире держал только небольшой бар со спиртным и несколько банок с различными сортами кофе. Пара коробок конфет — для случайных женщин — была не в счет.
— В квартире холостяка должно пахнуть дорогим табаком, хорошей выпивкой и слегка женскими духами, — с ленцой говорил приятелю Дмитрий Андреевич. — Но не общественной столовой. Человека встречают не по одежке, а по ее запаху. Если от твоего костюма несет, как от кухонного фартука, лучше в приличной компании не появляться, — поучал Базовский. — Могут просто не заметить протянутой руки, а это страшнее мордобоя.
В свои тридцать пять лет Дмитрий Андреевич уже добился многого: имея юридическое и экономическое образование, он числился сразу в нескольких государственных и частных структурах консультантом, ни за что конкретно не отвечал, но сумел себя поставить так, что ему часто поручали вести предварительные переговоры с зарубежными торговыми партнерами. Войдя во вкус заграничных поездок, Дмитрий Андреевич в последнее время обдумывал возможность осесть там прочно и надолго. Эмиграция исключалась. Не потому, что это было трудноосуществимо. Причина была более проста: при таком варианте человек на чужбине автоматически становился второсортным жителем. Деньги и национальность при этом не играют никакой роли. И все придется начинать сначала. А когда же жить? После долгих раздумий Базовский остановился на единственно правильном, по его мнению, решении: нужно жениться на иностранке и, пользуясь имеющимися деловыми связями, получить от какой-нибудь крупной заграничной фирмы место постоянного представителя России. Вот тогда бы он чувствовал себя одинаково прочно и здесь, у себя на родине, и там, где будет жить будущая жена. Где именно, еще предстояло выбрать.