Он тоже встал и теперь старался увлечь Элен к проходу, который вел к двери. Он еще раз подивился: как шаткая деревянная кафедра, на которой стоял Иезекииль Джошуа Таббер, выдерживает этого яростного великана? Таща упирающуюся Элен к выходу, он с удивлением заметил, что на лицах немногочисленных слушателей застыло выражение, близкое к панике.
Лишь на мгновение Таббер перевел дух, а потом голос его загрохотал с такой силой, что мог бы заглушить даже вагнеровскую «Гибель Богов».
— Воистину проклинаю я суету и тщеславие женское! Воистину говорю вам: никогда больше не обретете вы радости в тщете и суетности! Воистину никогда больше не осчастливят вас краски для лица и яркие одежды!
И тут, впервые за последние пять минут, верующие, которые примолкли, очевидно сраженные безрассудной выходкой Элен, осмелились подать голос: Вот она, сила… — благоговейно выдохнул кто-то.
Глава вторая
— Скорее, — сквозь зубы бормотал Эд. — Не успеешь оглянуться, как эти психи надумают тебя линчевать, — он тащил Элен по проходу, стараясь изобразить на лице искреннее сожаление и в то же время сделать вид, будто все это только шутка. «Навряд ли это нам так пройдет», — думал он. Элен тихо хихикала, и Эду вдруг захотелось ее придушить.
Эта девица явно с приветом. Ее вызывающая бесшабашность начинала действовать ему на нервы. Он даже стал задумываться: сколько можно вытерпеть ради осуществления своего честолюбивого замысла — заполучить в жены богатую наследницу?
Добравишсь до выхода, Уандер быстро оглянулся: слушатели все еще сидели, как громом пораженные.
Старик Таббер на своем возвышении, похоже, понемногу приходил в себя. Во всяком случае, он съежился до обычных размеров и снова стал напоминать ласкового дедушку Линкольна. Лицо его освещала печаль безграничного сострадания.
Когда они выбрались наружу, Элен вырвала руку.
— Поехали, — сказала она и, хихикнув добавила: — Я все-таки довела его до белого каления, правда?
— Еще как довела. Давай скорей выбираться отсюда, пока он не передумал и не натравил на нас свою паству.
Но даже говоря это, Уандер сомневался, что старик и горстка его приверженцев представляют для них реальную опасность. От меньшей палатки к ним со всех ног спешила девушка, назвавшаяся Нефертити Таббер.
— Мне показалось… я слышала… что отец…
— Успокойся, душенька, — проговорила Элен, — ничего не случилось.
— Вы бы присматривали за своим стариканом, — посоветовал Эд. — Слишком уж он горячится, так и до беды недалеко.
Оценивающим взглядом он окинул девушку с головы до ног. Она резко остановилась.
— Я, я слышала, как он во гневе возвысил голос.
Элен зевнула.
— Ты, душенька, говоришь почти так же чудно, как и он. Просто он немножко разозлился, вот и все.
— Но, мисс Фонтейн, отцу нельзя выходить из себя: ведь он — Глашатай Мира.
— Откуда тебе известно мое имя? — прищурилась Элен.
Нефертити, которая собралась было что-то ответить, вдруг сжала губы, шея ее густо порозовела.
— Мама дорогая! — рассмеялась Элен. — Эта девушка умеет краснеть! По-моему, я уже тысячу лет не видела, как люди краснеют.
— Нет, все-таки интересно, как вы узнали фамилию Элен? — спросил Эд.
— Я… — смущенно проговорила девушка, — просто я видела ваши фотографии в газетах, мисс Фонтейн.
Они оба уставились на нее. Элен снова засмеялась.
— Вот оно что: пока папусик клеймит моды и косметику, дочурка читает светскую хронику в воскресной газете и мечтает…
Розовый румянец Нефертити перешел в багровый.
— Нет… Вовсе нет…
— Не нет, а да, маленькая лицемерка. Могу поспорить на что угодно, Элен повернулась к Эду. — Поехали, Крошка Эд. Нам пора. — Она направилась к машине.
Прежде чем последовать за ней, Эд оглянулся на девушку.
— Мне жаль, что из-за нас старикан так раскипятился. У него здорово получалось. По крайней мере, он верит в то, о чем говорит. Мне по роду деятельности приходится встречать множество шарлатанов.
Ему подумалось, что она не особо привыкла разговаривать с мужчинами, особенно наедине. Девушка уставила взгляд в землю и тихо сказала:
— Я тоже так думаю, Эдвард Уандер.
Потом стремительно повернулась и вошла в палатку.
Эд смотрел ей вслед. Что за черт, его она тоже знает…
Он самодовольно расправил плечи: что ж, это как раз легче объяснить, чем случай с Элен. Значит, его программа становится настолько известной, что его начинают узнавать. Проклятье, только бы ему удалось получить передачу на телевидении, он бы всем показал…
Спохватившись, он поспешил за Элен.
Машина поднялась над дорогой, и они словно поменялись ролями: теперь, когда опасность физической расправы осталась позади, Уандер смог оценить весь юмор ситуации; Элен же с каждой минутой трезвея, все больше мрачнела и замыкалась в себе.
— Наверное, зря я это затеяла, — наконец выдавила она.
— Что я слышу — Элен Борегард Фонтейн, прославившаяся в свете своим сумасбродством, вдруг жалеет о случившемся?
Девушка принужденно хохотнула.
— Вообще-то он прелестный старикан. Ты усек эту ауру искренности, которая от него исходит?
Эд вернулся к теме, которую начал развивать Нефертити.
— Вот уж этого добра у тех, кто чокнулся на религии, просто навалом. Ты бы видела типов, которые бывали у меня в программе. Один, например, утверждал, будто выследил, как приземлилась летающая тарелка. Он подошел к ней, получил приглашение на борт и на прогулку к Юпитеру. На Юпитере — он, как видно, мог дышать тамошним воздухом, и гравитация там точь-в-точь, как на Земле, — его обратили в тамошнюю веру и велели возвратиться на Землю, нести откровение. Ему сказали, что юпитериане уже несколько раз посещали Землю и учили людей распространять откровение, но оно каждый раз искажалось. Моисей, Иисус, Магомет и Будда были среди тех, кто извратил истинное учение, которое открыли им юпитериане.
— Прибавь-ка газу, — попросила Элен. — Что-то я совсем расклеилась. И тебе удалось не расхохотаться этому типу в лицо?
Эд нажал на педаль.
— Как раз это я и имел в виду. Послушаешь такого парня — и кажется, что все так и было. Искренность из него так и прет. После передачи пришли сотни писем от людей, которые хотели побольше узнать о его богооткровенной религии. Он упомянул, что пишет книгу под названием «Новая Библия». Так на нее пришло не меньше полусотни заказов, причем большинство — с денежными вложениями. Нет, когда дело касается религии, люди готовы поверить во что угодно, вот что я тебе скажу. И чем она чуднее, тем скорее в нее поверят.
— Знаешь, Крошка Эд, придется мне попросить папулю, чтобы он заставил Маллигана снова перевести тебя на утренние мыльные оперы. А то, гляжу, ты со своей потусторонней программой превратился в циника.
— Этого мне только не хватало! Я столько лет ухлопал на то, чтобы добиться собственной передачи…
Элен резко сменила тон.
— И потом, не стоит так говорить о религии. В истинной вере нет ничего дурного.
Уандер осторожно покосился на нее.
— А что такое истинная, вера?
— Только не надо умничать. Ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать. Истинная религия. А куда, кстати, мы собираемся? Давай остановимся, выпьем кофе. Я чувствую, споры со старым пнем меня совсем доконали.
— Я хотел пригласить тебя в «Старую кофейню» — там у них настоящие официанты. Мне нравятся официанты: с ними как-то уютнее.
На самом деле секрет был в том, что у Дейва Дейса из «Старой кофейни» Эд пользовался кредитом. А у автомата кредита не допросишься. Ухаживание за Элен Фонтейн влетало Уандеру в солидную сумму. Нужно одеваться ей под стать, нужно по первому требованию водить ее в шикарные рестораны. К счастью, она не особенно возражала против его «фольксфлаера» — считала это невинным позерством. Конечно, ее собственный «дженерал-форд-циклон» настоящий зверь, хоть и спортивная модель. Правда, Уандер сомневался, это Элен сможет им управлять, окажись в ситуации, когда придется самой взяться за руль.
— По-моему, я там никогда не бывала, — рассеянно проговорила девушка. — А чем тебя не устраивают кафе-автоматы?
— Просто люблю, когда меня обслуживают официанты.
— Мама дорогая, я себя чувствую просто отвратительно. Далеко еще до твоей кофейни? Скажи, Крошка Эд, почему ты продолжаешь болтаться на радио? Отчего бы тебе не заняться бизнесом, как все мои знакомые? Неужели деньги для тебя ничего не значат?
Эд закатил глаза, зная, что в темноте она не увидит выражения его лица.
— Сам не знаю. Я люблю радио. Хотя, конечно, предпочел бы программу на телевидении. Так ты действительно не можешь замолвить за меня словечко отцу?
— Ну, и где же твоя забегаловка? — капризно осведомилась она.
Черт возьми, до чего испорченная девчонка!
— Уже подъезжаем.
Эд нажал на педаль высоты и спланировал на стоянку рядом со «Старой кофейней». Она находилась достаточно далеко от центра города и потому была наземной. Рискуя разломать свой драндулет на части, Эд распахнул дверь и помог спутнице выйти, после чего они направились к сверкающему яркими огнями заведению. «Почему бы тебе не заняться бизнесом… неужели деньги для тебя ничего не значат?» — бубнил он про себя. Спросила бы еще, почему я не развожу осьминогов в аквариуме.
— Давай сядем у стойки, — предложила Элен. — Закажи мне что-нибудь, а я пока пойду приведу себя в порядок. — Она направилась в дамскую комнату.
Эд уселся у стойки. К нему подошел Дейв Цейсе, и они перекинулись парой слов. Эд попросил обслужить его в кредит и, получив согласие, заказал кофе.
— Послушай, — сказал он, — как насчет того, чтобы выключить телевизор и музыкальный автомат? А то у меня от них ум за разум зайдет.
Дейв сочувственно хмыкнул. — Надо же, мистер Уандер, до вас никто не жаловался. Ваши ребята с радио всегда их врубают. Как так вышло, что вы не любите музыку, крутясь в этом деле?
— Потому и не люблю, — буркнул Эд. — Если три четверти населения ничего не делает — знай сидят и пялятся в свои дурацкие ящики, предоставляя мне тем самым работу, возможность давать им пищу для зрения и слуха — вовсе не значит, что я тоже должен быть от этого без ума.
— Прошу прощения, мистер Уандер, — покачал головой Дейв, — только я никак не могу их выключить. У меня ведь есть и другие посетители. Сами знаете, что у нас за публика. Они же просто на стенку полезут, если станет слишком тихо. Не будь у меня музыки, они давно бы перебрались в соседнее заведение.
— Мне хотелось бы серьезно поговорить со своей дамой.
— Я же сказал вам, мистер Уандер: рад бы услужить, только из этого все равно ничего не получится. Если они и останутся, то начнут включать свои транзисторы. Ведь теперь почти у каждого с собой переносной приемник, если не телевизор.
Сзади раздался чей-то голос: — Да это же Крошка Эд Уандер! Представитель Горацио Олджера[8] на радио!
Эд оглянулся.
— Привет, Баз. Как жизнь, чертов писака? Как тебе удается получать работу, если ты вечно одет, как бродяга?
— Это бывает очень редко, Крошка Эд, — отозвался репортер. — Я бы даже сказал, слишком редко, старая ты вешалка, франт несчастный.
— А из чего свернуты твои сигары, — сморщил нос Эд. — Уж не из списанных ли армейских одеял?
Де Кемп извлек изо рта упомянутый предмет и любовно оглядел.
— Это не просто сигара, а стоджи[9]. Когда я был мальчишкой, то увидел Тайрона Пауэра [10] в роли картежника с Миссисипи — так вот, он курил стоджи. Я так никогда и не смог этого забыть. Знаешь, Крошка Эд, во мне пропал великий пароходный картежник с Миссисипи. У меня призвание к этому делу. Просто позор, что колесные речные пароходы навсегда сошли со сцены.
Краем глаза Эд заметил, что Элен возвращается, и повернулся на табурете, чтобы помочь ей сесть. И тут глаза его едва не вылезли из орбит. Он открыл было рот, но, так и не найдя, что сказать, снова закрыл.
Баз де Кемп, который стоял спиной к Элен и не видел, как она подошла, тем временем продолжал:
— Послушай, а что там болтают, Крошка Эд, будто ты обхаживаешь какую-то высокосветскую богатенькую дамочку? Кто-то говорил, что ты задумал жениться на дочке своего босса. Видать, приятель, ты устал гнуть спину на службе? У нее что же, никого получше на примете нет?
Уандер закрыл глаза в немом отчаянии. Элен наградила репортера холодным взглядом аристократки.
— Что это? — недоуменно спросила она Эда. — То есть, я хотела сказать, кто?
— Мисс Фонтейн, — со стоном выдавил Эд, — разрешите представить вам База де Кемпа из «Таймс-Трибьюн». Если его, конечно, еще оттуда не выгнали. Баз — Элен.
Баз потряс головой.
— Что за черт, быть не может, чтобы это была Элен Фонтейн. Она на редкость шикарная девица: на голове дом, а не прическа, макияж — за два часа не наштукатуришь. Я ее снимки видел.
Девушка повернулась к Эду, словно ища у него защиты.
— Я вымыла лицо и расчесала волосы, — сказала она. — Так удобнее. Должно быть там, в палатке, было ужасно грязно — я вдруг начала отчаянно чесаться.
Она взяла свою чашку и принялась размешивать сахар. Уандер не мог отвести от нее глаз.
— Послушай, Элен, — сказал он, — ведь ты не приняла всерьез ту чушь, которую нес этот старый пень?
— Не говори ерунды, — ответила она, глядя, как официант снова наполняет ее чашку. — Просто в палатке было грязно — так, во всяком случае, мне кажется.
— Не пойму, о чем вы. Что за палатка? — спросил Баз.
— Да мы с Элен ходили на предполагаемое религиозное собрание, нетерпеливо отозвался Эд. — Его проводил один эксцентричный чудак по имени Иезекииль Джошуа Таббер.
— А, Таббер, — протянул Баз. — Как же, я еще собирался сделать о нем пару статеек, но редактор отдела городских новостей сказал, что новыми культами теперь никто не интересуется.
Элен взглянула на него так, будто только что увидела.
— А вы сами-то были на его собраниях?
— Справедливый вопрос. Нет, я панически боюсь всяких эксцентричных политико-экономических теорий. Просто панически.
Стараясь удержать беседу на безопасном курсе и отчаянно моля Всевышнего, чтобы Баз снова не свернул на его попытку жениться на дочери босса, Эд спросил:
— Политическая экономия? Но он, судя по всему, чудак, помешанный на религии, а вовсе не экономист.
Прежде чем ответить, Баз отпил большой глоток кофе. Потом отодвинул чашку и наставил сигару на Эда.
— Где кончается религия и начинается экономика — об этом, Крошка Эд, можно долго спорить. Посуди сам — большинство мировых религий коренилось в экономической системе, господствовавшей в то время. Возьмем иудаизм. Когда Моисей провозгласил свои заповеди, они, дружище, охватывали все аспекты кочевой жизни тогдашних евреев. Отношения собственности, обращение с рабами, со слугами и наемными работниками, денежные вопросы. То же самое мы найдем и в мусульманстве.
— Но это было невесть когда, — заметил Эд.
Баз ухмыльнулся и, сунув сигару обратно в рот, произнес:
— Хочешь пример посвежее? Пожалуйста. Возьмем Отца Небесного. Слышал когда-нибудь о таком движении? Оно возникло во время Великой Депрессии[11] и, можешь мне поверить, если бы не Вторая Мировая война, так называемая вера Отца Небесного захлестнула бы всю страну. А все почему? Потому что в основе своей это было социально-экономическое движение, которое кормило людей в пору, когда многие голодали. Оно являло собой нечто вроде примитивного коммунизма. Каждый бросал все, что у него было, в общий котел. А если у тебя и бросить-то нечего, тоже не беда примут и так. Кроме того, все работали: перестраивали старые развалюхи, приобретаемые вскладчину, в так называемые райские кущи. Те, кто могли, приискивали работу на стороне: горничными, шоферами, поварами — кем могли. А весь заработок тоже вкладывали в общий котел. Когда одна райская куща собирала достаточно средств и новообращенных, они покупали еще одну старую развалюху и организовывали новую райскую кущу. И дела у них шли чертовски здорово — пока не разразилась война и все не пошло прахом; тогда все бросились на верфи — подзаработать сотню долларов в неделю на сварке.