– Хорошо вам в институте работать, – с тоской сказала мне Ира, когда автобус тронулся. – У вас все-таки собраны лучшие, да и постарше они. А у нас – вот такие…
– У нас отборный контингент, а не малолетние уголовники вроде этих, – возмутилась Маргарита Васильевна.
– Может, они и лучшие, – ответила Ире я, – но с каждым годом учить их все сложнее. Какая высшая математика, если они горизонтальной линии нарисовать не могут!
– Студенты университета? Шутите?
– Нет. Мне один недавно вместо горизонтальной изобразил вертикальную. Впрочем, я не скрыла, что шпаргалка у него всегда под рукой, подвела юношу к окну и показала горизонт. Он был потрясен.
– Иногда просто хочется их убить, – вдруг призналась Ира. – Очень трудно сдержаться.
– А мне теперь легко, – похвасталась я. – Я поначалу тоже переживала. Даже книги по олигофренопедагогике пыталась читать, но от них толку мало. Слабы олигофрены супротив наших учащихся! А потом мне попался замечательный труд по этологии, и с тех пор ни одно юное существо не может больше меня удивить. Я, наконец, поняла, что их поведение совершенно естественно.
– Этология – это ведь наука о поведении животных? – с интересом уточнила собеседница. – Или я что-то путаю?
– Нет, не путаете. Но человек – тоже животное! И мы даже знаем, от кого произошли, – от обезьян. Книга как раз посвящена их обычаям и привычкам. Например, молодая обезьяна, имеющая низкий статус в стае, чувствует себя увереннее, если взберется на более высокое дерево, чем остальные. Зная это, могу ли я осуждать Макса… ну, или Тему… за желание проскакать над нашими головами? Они ведут себя в соответствии с инстинктом. Чтобы ему сопротивляться, надо развить интеллект. Нет интеллекта – работает инстинкт. Все просто.
– А орут они зачем? – неожиданно встрял Сергей, оказывается прислушивающийся к разговору. – Ведь орут же, гады!
– Да, – подтвердила я. – Молодые обезьяны любят собираться вместе, издавая как можно более громкие звуки. Некоторые из них даже используют для этого палки, которыми колотят по сухим деревьям. Тогда взрослые особи прогоняют молодых из излюбленных мест стаи на непригодные для питания земли. На таких землях молодые обезьяны шумят вволю, а затем, присмирев, возвращаются обратно.
– Дельная мысль!
– Правда, я лично поступаю гуманнее – специально на перемене выхожу из аудитории в коридор… то есть сама мигрирую на непригодные для питания земли. Это легче, чем выгнать туда сто человек. Они десять минут шумят изо всех сил, зато потом на лекции ведут себя тихо. Вот как я поумнела благодаря этологии!
Я не сомневалась, что Ира освоит замечательный метод без труда, и рада была ей помочь. Между тем мы прибыли в долину Луары.
Много про замки говорить не буду. Хотя хочется. Уже одна фраза «мы проехали Блуа» звучит для меня музыкой. Увы, посетили мы лишь Шамбор с Шенонсо… дивные названия, которые просятся в роман Дюма.
Шамбор построен Франциском Первым ради того, чтобы жить ближе к своей прекрасной даме. Там фантастическая лестница и безумное количество труб на крыше. За владение Шенонсо боролись вечные соперницы Диана Пуатье и Екатерина Медичи – надеюсь, этого достаточно, чтобы ваше воображение нарисовало самое романтическое место на свете (не забудьте про роскошный сад и протекающую прямо через аркады здания реку). Не знаю, как мне удалось по окончании экскурсии втащить себя обратно в автобус. И лишь его непробиваемыми стеклами могу объяснить тот факт, что я не выскочила на обратном пути, дабы осмотреть еще хотя бы несколько пейзажей. Мы проезжали мимо, и я прижималась грудью к окну, чтобы видеть их лишнее мгновение. Единственное утешение – в Шенонсо я приобрела великолепный поднос с подробнейшим изображением разных замков. Дома повешу его на стенку и буду любоваться. Да, я маньяк! И горжусь этим.
Уже на подступах к Парижу зазвонил мой мобильный. Кто мог трезвонить, как не преступный Максим? Вчера он решил, что мы ему больше не нужны, а теперь вдруг передумал. Интересно, Вовчик заинтриговал его клубничной маской или Сергей прельстил лекцией про обезьян? Мне, признаться, было безразлично. Если б Максим хотел вернуть корону, он бы уже это сделал, а ни с какими другими целями я общаться с ним не собиралась. После замков Луары у меня было слишком возвышенное настроение, чтобы портить его беседой с бандитом. Поэтому я сухо произнесла:
– Извините, у меня кончаются деньги на счету, – и положила трубку.
Через несколько минут телефон принял сообщение. Это оказался не очередной «кыш-мыш», а известие о прибытке в двадцать евро.
– Настя, – прошептала я, – смотри. Похоже, деньги положил Максим. Что мне делать?
– Ждать его звонка. Мужчины жмоты, просто так он бы денег не истратил. И советую быть повежливей. Похоже, он очень заинтересован во встрече. Знаешь, раздражать преступника без необходимости я бы не стала. Мало ли как он среагирует?
Подруга была права – Максим позвонил, едва она закончила фразу.
– Ну, деньги вам пришли? – радостно осведомился он. – Теперь все в порядке?
– Зачем вы это сделали? – не удержавшись, буркнула я. – Я у вас ничего не просила.
– Как зачем? – засмеялся собеседник. – Чтобы спокойно с вами разговаривать. Знаете, я соскучился. Вы во сколько должны приехать? Предлагаю опять поужинать вместе.
Пока я размышляла над достойным ответом, Настя громко произнесла в трубку:
– Очень хорошо, мы согласны.
И они с Максимом тут же принялись выяснять, где и во сколько удобнее встретиться. Сошлись они на площади Согласия (честное слово, я скаламбурила не нарочно! Пусть будет площадь Конкорд, это звучит даже лучше). Алекс сказал, что желающие смогут выйти там, а остальные поедут к отелю. Подумав, я решила плюнуть на принципы. Бандит с двадцати евро вряд ли обеднел, а выводить его из себя действительно опасно. Пообщаемся, коли ему приспичило.
* * *
Автобус остановился на площади Конкорд, в центре которой вместо былой гильотины располагался обелиск, показавшийся мне знакомым. Я рванула к нему, дабы убедиться. Ну точно! Парный я видела в любимом Египте при посещении Луксора. Все-таки французы – лицемеры и воры! Тащат все, что плохо лежит… что хорошо лежит, тоже тащат. То фреску стырят вместе со стеной, то многотонную махину. И за что я их, мерзавцев, нежно люблю?
– Что-то не так? – спросил подошедший Сергей.
– Зачем во Франции вечно воруют произведения искусства? – риторическим вопросом ответила я.
– Самый прибыльный бизнес, – пояснил собеседник. – Даже банки грабить, и то менее выгодно. Нет другого места, где столь ценные объекты были бы так слабо охраняемы, как в музее.
Я заинтересовалась:
– Прибыльнее наркоторговли и организации азартных игр?
– Ну, там доход более регулярный, а от продажи произведений искусств скорее разовый. Зато можно в один день сорвать такой куш…
– Не буду из-за их жадности портить себе поездку, – еще раз обозрев обелиск, решила я. – Хотят воровать – пускай воруют. Я за французов ответственности не несу. Мне своих проблем хватает.
– А меня она уже не замечает! – послышался за спиной голос Максима. – Привет.
– Привет, – обернулась я. – Засмотрелась на объект культурной кражи – если, конечно, кражу можно назвать культурной. Вот, Сергей уверяет, что…
Однако сослаться оказалось не на кого. Сергей исчез – будто корова языком слизнула.
– Что это был за парень? – небрежно осведомился Максим.
– Турист из нашей группы.
– Да? А кто он по профессии?
– Не знаю, – пожала плечами я, решив на всякий случай не разглашать лишней информации.
– А фамилию его знаешь?
– Нет.
– Он какой-то странный, да? Ты ничего такого за ним не замечала?
Ох, не нравится мне это! Сперва неожиданное желание встретиться, ради которого даже уплачено двадцать евро, а теперь настойчивые расспросы, да еще вдруг переход «на ты». Все-таки этот бандит в чем-то меня подозревает. Фиг тебе – я блондинка!
– Конечно, замечала, – улыбнулась я. – За ним ухлестывает дама из нашей группы, а ему она не нравится. Так что не ревнуй, он подошел ко мне, чтобы от нее отвязаться, а сама по себе я его не интересую.
– Он притворяется, – заявил Максим. – Не может быть, что какого-то мужчину ты не интересуешь!
Настя громко заржала. Я не удивилась. Будь на ее месте Станиславский, наверняка возмущенно взвыл бы: не верю! – поскольку оба мы безбожно переигрывали. Оставалось радоваться, что моя подруга – не он. Хоть и ценю гениев, в смысле общения нормальные люди куда удобнее.
Впрочем, Максим, похоже, претендовал на гения. По крайней мере он вдруг с полным отсутствием деликатности уставился на мой нос. Я быстро сменила ракурс, дабы вместо гордого профиля продемонстрировать гордый фас – не помогло. Собеседник продолжал сосредоточенно всматриваться.
Недавно в рекламе какой-то косметической клиники я прочла фразу: «Носом мы всегда недовольны».
Признаюсь, это стало для меня потрясением – оказывается, реклама бывает правдивой! О мужчинах судить не берусь, они меньше склонны к самокритике, но, что касается женщин, я действительно не знаю среди них довольных собственным носом. Одна полагает, что он у нее слишком велик, вторая критикует форму, третья жалуется, что он склонен блестеть… Список легко продолжить. Я лично подписываюсь сразу на несколько пунктов, однако особенно возмущена горбинкой, придающей мне излишне ученый вид. Горбинка портит всю мимикрию. Еще мой нос недостаточно симметричен. Если внимательно приглядеться, можно обнаружить, что профили у меня немного разные. К тому же от холода он краснеет, а от солнца облезает. Еще…
Ладно, остановлюсь. Короче, не люблю я, когда на нос обращают излишнее внимание, поэтому сочла за благо отвернуться, делая вид, что увлечена обелиском. Но не прошло и минуты, как за моей спиной послышалось странное фырканье. Примерно так фыркает одна моя знакомая кошка, когда ее дразнят при помощи веника.
Интригующий звук издавала Настя.
– Ты что? – удивилась я.
– Ничего, – ответила она, злобно косясь на Максима. – Многим, между прочим, эта шишечка очень даже нравится. Она придает мне пикантность.
– Какая шишечка?
– Что значит – какая? На носу.
– На чьем носу? – не поняла я.
– Нечего притворяться! – возмутилась подруга. – А то ты не видишь постоянно эту шишечку?
И она ткнула себя в кончик носа. Никакой шишечки, по-моему, там в помине не было.
– И нечего демонстративно всматриваться! – продолжала бушевать Настя, наступая на Максима. – Я понимаю, Кате проще. У нее нос ровный.
– Как это – ровный? – вмешалась я. – А горбинка?
– Какая еще горбинка?
– Да вот же!
– Не выдумывай ерунды, – махнула рукой Настя. – Нет у тебя никаких горбинок. А я своей шишечкой горжусь, понял?
– Вас что, вчера кто-то ударил по носу? – подозрительно спросил Максим. – И теперь на носу шишка?
Моя подруга от возмущения потеряла дар речи, я тоже опешила. Дались этому типу наши носы! На конкурс красоты их, наверное, не возьмут, но видала я и похуже.
Воспользовавшись нашим замешательством, Максим увлек нас в близлежащую кафешку и там тему носов, слава богу, больше не поднимал. Зато принялся нарочито за мной ухаживать. Я, впрочем, не сомневалась, что его поведение – военная хитрость. Известно ведь, стоит сделать женщине пару комплиментов, и она выдаст тебе все тайны. У меня тайна всего одна – порошок, спущенный в унитаз на польской таможне, но тем крепче я намеревалась за нее держаться.
Приглашение потанцевать я тоже восприняла как боевой маневр. Бессвязно-нежные намеки, сделанные во время танца, лишь укрепили меня в этом мнении. Действительно, зачем они, если я партнеру совершенно не нравлюсь? Ясно же – с преступными целями.
Откуда я знала, что не нравлюсь, лучше не спрашивайте. Мне это было настолько очевидно, что мотивировок не требовалось. Я слушала красивые слова и раздумывала, скоро ли Максим перейдет к главному. И чем оно окажется, это главное.
Тем сильнее меня ошеломил неожиданный вопрос:
– Слушай, почему ты мне не веришь?
– Потому что ты врешь, – ответила я, не успев прикусить язык.
На лице Максима выразилась такая неприкрытая растерянность, что мне вдруг стало его жаль. В конце концов, никто не доказал мне, что он преступник! Получается, я обидела человека, вся вина которого заключается в притворстве. Нехорошо и несправедливо. Кто из нас никогда не притворяется? И я поспешно добавила:
– Ты не обижайся, ничего личного. Если б ты говорил правду, я бы тебе поверила. Честно!
Максим, помрачнев, прервал танец и молча повел меня обратно к столику. Едва мы сели, у него запиликал мобильный. К разговору на иностранном языке прислушиваться было бесполезно, зато мне вспомнился прочитанный недавно сборник современных французских рассказов. Героиня одного из них отправилась в ресторан с незнакомцем, который ей очень понравился. Во время еды у него зазвонил телефон. Присутствующие были так шокированы этим неприличием, что лишь потупились, словно ничего не замечая. Разумеется, мужчина тут же отключил мобильник, извинившись, что забыл сделать это раньше. Красавец был столь идеален, что героиня решила простить ему грех – всякое бывает, и готова была после ужина отправиться к нему домой. И вот, подавая ей пальто, он вдруг бросил взгляд на дисплей сотового, дабы узнать, кто же звонил. После такого позора, как вы понимаете, все между героями было кончено, и оба они это понимали. Невоспитанный тип усадил барышню в такси, оплатил его, и она укатила искать партнеров покультурнее.
Признаюсь, сей рассказ вызвал у меня еще более жгучую зависть к французам, чем даже роман о молодой женщине пятидесяти двух лет, который я уже упоминала. И если б вы знали, сколько раз во время спектаклей Мариинки звонят телефоны и как громко их хозяева возглашают: «Долго разговаривать не буду – я в театре», – вы бы меня поняли.
Пожалуй, я была рада, что реальность разошлась с литературой. Непохоже, чтобы телефонный разговор шокировал окружающих. Впрочем, длился он недолго.
– Ну что, девушки, – лучезарно улыбнулся Максим, убрав аппарат, – прощайте. Слава богу, больше с вами валандаться не придется. Надоели вы мне до крайности! А Катя просто в печенках сидит. Ты не обижайся, ничего личного. Если б ты молчала, с тобой еще можно было бы иметь дело. Честно! Но сейчас – увы…
Он развел руками, встал и ушел. Все это произошло очень быстро. Только что с нами любезничал гостеприимный красавец, и вот его нет. Правда, в ушах звучат его слова, однако они настолько не соответствуют предыдущему общению, что думаешь: а не померещилось ли?
Первой очнулась я.
– Может, цвет «русый натуральный» для меня недостаточен? – пожаловалась я. – Пора перейти на «платиновый вырви глаз»?
– Главное – заклеить скотчем рот, – посоветовала добрая подруга.
– А питаться как? Внутривенно?
Мы снова впали в задумчивость. Из нее нас вывел официант, положив на столик счет.
– Настя, – пролепетала я, – у тебя с собой сколько? Я почти все растратила. Поднос вот купила…
Поднос с видами замков Луары, приобретенный мною в Шенонсо, был не только дивно хорош, но и довольно дорог. Я же не знала, что все так сложится!
Подруга вытащила кошелек и принялась в нем копаться. Еще повезло, что обе мы по природе не халявщицы и за чужой счет сделали заказ очень аккуратно, ограничившись кофе с пирожным (это примерно по десять евро). Максим был раскованней и наел аж на двадцать три евро. Всего получается сорок три. Если без чаевых.
– А тебе он на телефон перевел сколько? – уточнила Настя.
– Двадцать. То есть решил остаться в прибытке – хоть три евро, да в плюс, – с горечью объяснила я. – Французы, они расчетливые. И еще воруют все, что плохо лежит.
– Он – русский.
– Тем хуже! – плюнув на логику, припечатала я. – Слушай, у меня двенадцать евро. А у тебя?
– Двадцать девять, – сообщила Настя, нервно пересчитывая купюры. – То есть всего сорок одно. Двух не хватает. Слава богу, хоть на метро купили карточку, а то бы еще и на дорогу деньги потребовались. Кошмар какой!