Банат кивнул ему:
— Доброе утро, месье. Хорошая сегодня погода, правда?
— Хорошая.
— Вам, англичанину, должно быть, приятно, когда солнце. — Банат побрился; на бледной челюсти виднелось несмытое мыло. Благоухание розового масла распространялось вокруг него волнами.
— Очень приятно. Извините. — Грэхем попробовал протиснуться к ступенькам.
Банат двинулся, словно бы нечаянно загородив путь.
— Здесь так тесно! Кому-то надо уступить дорогу.
— Верно. Не желаете пройти?
Банат покачал головой:
— Нет. Торопиться некуда. Я все хотел вас спросить, месье, про вашу руку. Заметил вечером. Что это с ней?
Грэхем встретил взгляд маленьких наглых глаз. Банат знал, что его противник безоружен, а сейчас пытался вдобавок лишить Грэхема мужества. И не без успеха. Неожиданно захотелось ударить кулаком прямо в глупое, нездорового цвета лицо; Грэхем едва сдержался.
— Небольшая рана, — спокойно произнес он, и тут чувства взяли верх. — Точнее, пулевое ранение, — добавил он. — Какой-то подлый воришка выпалил по мне в Стамбуле, но то ли не умел стрелять, то ли испугался. Он промазал.
Маленькие глаза не мигнули, но по губам Баната змеей скользнула гадкая улыбка. Он медленно выговорил:
— Подлый воришка, да? Вам нужно быть осторожней. И в следующий раз самому стрелять в ответ.
— Выстрелю. Можете даже не сомневаться.
Улыбка сделалась шире.
— Так вы носите револьвер?
— Само собой. А теперь, извините… — Грэхем пошел вперед, намереваясь, если Банат не подвинется, оттолкнуть его плечом, но тот, ухмыляясь, уступил дорогу.
— Поосторожней, месье, — сказал Банат и засмеялся.
Обернувшись на нижней площадке лестницы, Грэхем промолвил:
— Вряд ли осторожность необходима. Эти подонки ни за что не станут рисковать шкурой и связываться с вооруженным человеком.
Ухмылка исчезла с лица Баната. Не ответив, он повернулся и прошел в свою каюту.
Когда Грэхем добрался до палубы, с него тек пот, а ноги стали как ватные. Встреча вышла неожиданной, и это помогло: он вел себя, если поразмыслить, неплохо. Он сблефовал. Банат после их разговора, вероятно, задумается, а нет ли у него и впрямь второго пистолета. Но слишком надеяться на это нельзя. Перчатки брошены. Блеф может раскрыться. Во что бы то ни стало необходимо заполучить револьвер Хозе.
Грэхем быстро обошел навесную палубу. Халлер, неспешно прогуливавшийся под руку с женой, пожелал ему доброго утра, но Грэхем хотел говорить только с Жозеттой. Здесь ее не было. Он поднялся на шлюпочную палубу.
Жозетта беседовала там с молодым офицером. В нескольких ярдах дальше стояли мистер Куветли и чета Матисов; краем глаза Грэхем заметил, что они выжидающе смотрят на него, и притворился, будто не видит.
Грэхем приблизился к Жозетте; та приветствовала его улыбкой и многозначительным взглядом, говорившим, что она уже устала от итальянца. Офицер буркнул «доброе утро» и сделал попытку возобновить прерванную беседу, но Грэхему было не до любезности.
— Извините, месье, — сказал он по-французски. — Мне надо передать мадам сообщение от ее мужа.
Итальянец кивнул и вежливо отстранился. Грэхем поднял брови:
— Это личное сообщение, месье.
Офицер сердито покраснел и взглянул на Жозетту; та доброжелательно кивнула и что-то произнесла по-итальянски. Офицер улыбнулся, сверкнув зубами, снова одарил Грэхема хмурым взглядом и гордо удалился.
Жозетта хихикнула:
— Зря вы так сурово с бедным мальчиком; он держался очень мило. Неужели не могли придумать ничего лучше, чем сообщение от Хозе?
— Брякнул первое, что пришло на ум. Мне нужно с вами поговорить.
— Это хорошо. — Она одобряюще кивнула и лукаво посмотрела на Грэхема. — Я боялась, что вы всю ночь станете ругать себя из-за того, что было вечером. Только не глядите так мрачно, а то мадам Матис внимательно за нами следит.
— У меня мрачно на душе. Кое-что случилось.
Улыбка пропала с губ Жозетты.
— Что-то важное?
— Да, важное. Я…
Она бросила взгляд за его плечо.
— Давайте лучше ходить туда-сюда и делать вид, будто обсуждаем море и солнце. А то начнутся сплетни. Мне все равно, что люди болтают, но все же не хочется угодить в неловкое положение.
— Хорошо. — Они зашагали по палубе. — Когда я вечером вернулся в каюту, я обнаружил, что револьвер из чемодана похитили.
Жозетта остановилась.
— Правда?
— Чистая правда.
Они пошли дальше.
— Возможно, это стюард.
— Нет. В каюте побывал Банат. После него остался запах.
Она помолчала.
— Вы кому-нибудь сказали?
— Жаловаться бесполезно. Револьвер наверняка уже на дне моря. Я не смогу доказать, что его украл Банат. Да и не станут меня слушать после той сцены, которую я вчера устроил у эконома.
— Что вы собираетесь делать?
— Просить вас о помощи.
Она быстро на него посмотрела:
— Какой?
— Прошлой ночью вы говорили, что у Хозе есть револьвер и что вы готовы его для меня достать.
— Вы серьезно?
— Никогда в жизни не был так серьезен.
Жозетта закусила губу.
— Но что я скажу, если Хозе заметит пропажу?
— А он заметит?
— Может.
Грэхем начал выходить из себя:
— Вы же сами это вчера предложили.
— А разве вам обязательно нужен револьвер? По-моему, проку от него не будет.
— И вы сами говорили, что мне надо носить оружие.
Жозетта насупилась.
— Вы тогда испугали меня. В темноте легко напугаться, но днем все совсем по-другому. — Вдруг она улыбнулась. — Ах, дорогой, ну зачем вы такой серьезный. Подумайте о чудесных днях, которые мы вместе проведем в Париже. Тот человек не сделает вам ничего дурного.
— Боюсь, сделает. — Грэхем сообщил ей о встрече у лестницы и добавил: — Да и зачем ему красть револьвер, если он не задумал ничего дурного?
Жозетта замялась, потом медленно произнесла:
— Ладно. Я попробую.
— Прямо сейчас?
— Да, если хотите. Револьвер в ящике Хозе внутри каюты. Хозе читает в салоне. Вы подождете меня тут?
— Нет, спущусь вниз. Я не в том настроении, чтобы беседовать с собравшимися здесь.
Они сошли по ступенькам и ненадолго остановились возле поручней у подножия трапа.
— Я побуду здесь. — Он сжал ее руку. — Жозетта, милая, мне не выразить словами, как я вам благодарен.
Она улыбнулась — словно маленькому мальчику, которого пообещала угостить конфетами.
— Расскажете в Париже.
Проводив Жозетту взглядом, Грэхем прислонился к поручням. Ей потребуется не больше пяти минут. Некоторое время он смотрел, как длинная изогнутая волна, распространявшаяся от носа корабля, сталкивается с другой, бегущей от кормы, и дробится в пену; потом сверился с часами. Три минуты. По трапу застучали шаги; кто-то спускался.
— Доброе утро, мистер Грэхем. Сегодня вы хорошо себя чувствуете? — Это был мистер Куветли.
Грэхем повернул голову:
— Да, спасибо.
— Месье и мадам Матис рассчитывали сыграть после полудня в бридж. Вы умеете в бридж?
— Умею. — Грэхем знал, что отвечает не слишком учтиво, но боялся, что мистер Куветли к нему чересчур привяжется.
— Так, может, соберемся вчетвером?
— Непременно.
— Я не очень хорошо играю. Трудная игра.
— Да. — Краем глаза он заметил Жозетту: она появилась на палубе из двери, ведущей к каютам.
Мистер Куветли бросил на женщину беглый взгляд и понимающе ухмыльнулся.
— Так, значит, после полудня, мистер Грэхем.
— Буду ждать с нетерпением.
Мистер Куветли удалился. Подошла Жозетта:
— Что он говорил?
— Приглашал поиграть в бридж. — Что-то в ее лице заставило сердце Грэхема бешено забиться. — Достали? — выговорил он.
Она помотала головой:
— Ящик заперт. Ключи у Хозе.
Грэхем ощутил, как тело покрылось капельками пота. Он уставился на Жозетту, не находя, что сказать.
— Что вы на меня так смотрите? — сердито воскликнула она. — Я не виновата, что Хозе держит ящик под замком.
— Не виноваты. — Теперь Грэхем понял, что она и не собиралась добывать ему револьвер. Ее нельзя упрекать: ждать, что Жозетта станет ради него красть, — значит требовать от нее слишком многого. Но он так рассчитывал на тот револьвер. Что же теперь делать, черт побери?
Жозетта коснулась его руки:
— Вы обиделись на меня?
Он покачал головой:
— Чего обижаться? Нужно было беречь свой. Носить его в кармане. Просто я очень надеялся, что у вас получится. Я сам виноват. Но я ведь уже говорил вам: не привык я к таким вещам.
Она рассмеялась:
— Не тревожьтесь. Я вам кое-что скажу. Этот человек не носит пистолета.
— Как? Откуда вы знаете?
— Сейчас, когда я возвращалась, он поднимался по лестнице передо мной. Одежда на нем мятая и тесная. Если б у него в кармане лежал пистолет, я бы заметила.
— Вы уверены?
— Конечно. Иначе бы не стала вам говорить.
— Но если пистолет маленький… — Грэхем осекся. Девятимиллиметровый самозарядный пистолет маленьким быть не может. Он должен весить пару фунтов и места занимать тоже много. В кармане такую штуку носить никто не станет — оставит в каюте. Да…
Жозетта не отрываясь наблюдала за ним.
— Что такое?
— Пистолет у него в каюте, — медленно вымолвил Грэхем.
Она поглядела ему в глаза:
— Я могу сделать так, что он уйдет из каюты и долго не будет возвращаться.
— Как?
— Поможет Хозе.
— Хозе?
— Успокойтесь, я ни о чем ему не проболтаюсь. Сегодня вечером Хозе будет играть с вашим Банатом в карты.
— Да, Банат — заядлый игрок. Но предложит ли ему Хозе?..
— Я скажу Хозе, что видела у того человека раскрытый бумажник с кучей денег. А дальше уж положитесь на Хозе — играть они будут.
— Вам удастся это устроить?
Жозетта сжала его руку:
— Разумеется. Я не хочу, чтобы вы волновались. А если отнять у него пистолет, вам ведь нечего будет бояться?
— Да. Мне нечего будет бояться, — задумчиво откликнулся Грэхем. Все так просто; и как он раньше не додумался? Впрочем, раньше ему не было известно, что при себе пистолета Банат не носит. Отбери у него пистолет — и он не сможет стрелять. Логично. А если не сможет стрелять — его не стоит опасаться. Тоже логично. Хорошие планы всегда просты.
Он повернулся к Жозетте:
— Когда вы это сделаете?
— Удобнее всего вечером. Днем Хозе не очень тянет играть в карты.
— Когда именно вечером?
— После ужина. Вам придется потерпеть. — Она поразмыслила. — Лучше, чтобы нас сегодня не видели вместе. А то он заподозрит, что мы друзья.
— После полудня я буду играть в бридж с Куветли и Матисами. Как я узнаю, что все идет по плану?
— Я найду способ вам сообщить. — Она прижалась к Грэхему. — Вы точно не обиделись из-за револьвера Хозе?
— Точно.
— На нас никто не смотрит. Поцелуйте меня.
— Банковское дело! — рассуждал Матис. — Что оно как не обычное ростовщичество? Банкиры — ростовщики, процентщики. Но поскольку они одалживают всем деньги — чужие или те, которых вообще не существует, — их называют красивым словом. И все же они — ростовщики. Когда-то это был смертный грех, постыдное, преступное занятие; ростовщиков сажали в тюрьму. Теперь такие люди — земные боги, а единственный смертный грех — бедность.
— На свете так много бедных, — печально изрек мистер Куветли. — Это ужасно!
Матис нетерпеливо дернул плечами.
— Будет еще больше, пока не кончится война. Тут уж можете на меня положиться. Многие станут завидовать солдатам: солдат по крайней мере кормят.
— Всегда он мелет чепуху, — вставила мадам Матис. — Всегда-всегда. Но как только возвратимся во Францию — все будет иначе. Его друзья не станут слушать так вежливо. Банковское дело! Да что он понимает в банках?
— Ха! Банкирам только и надо, чтобы все думали, как ты: банковское дело — загадка, простым смертным его не постичь. — Матис саркастически рассмеялся. — Если у кого-то два плюс два равняется пяти, тут и впрямь большая загадка. — Он воинственно повернулся к Грэхему: — Владельцы международных банков — вот настоящие военные преступники. Пока другие убивают, они сидят по своим офисам, невозмутимые и хладнокровные, да зарабатывают на этом деньги.
— Признаться, — произнес Грэхем, судорожно придумывая ответ, — единственный владелец международного банка, которого я знаю, — задерганный язвенник. До невозмутимости ему далеко. Наоборот, вечно жалуется на жизнь.
— Именно! — торжествующе согласился Матис. — Тут целая система. Я вам сейчас объясню…
И он стал объяснять. Грэхем поднял четвертый стакан виски с содовой. Он играл в бридж с Матисами и мистером Куветли уже давно и успел от них устать. Жозетту он видел с утра всего однажды: она остановилась у карточного столика и кивнула. Грэхем принял это как знак, что известие о богатстве Баната заинтересовало Хозе и что вечером удастся безопасно проникнуть к Банату в каюту.
Мысль о предстоящем попеременно то радовала, то пугала. Временами план казался безотказным: Грэхем войдет в каюту, возьмет пистолет, вернется к себе, выкинет пистолет в иллюминатор — и гора свалится с плеч; можно будет спокойно подняться в салон. В следующую минуту, однако, начинали грызть сомнения. Слишком уж просто. Банат, может, и безумец, но не дурак. Нельзя недооценивать человека, который зарабатывал на хлеб подобным ремеслом, до сих пор оставаясь в живых и на свободе. Вдруг он догадается, чего задумал Грэхем, вдруг оставит Хозе посреди игры и спустится в каюту? Вдруг Банат подкупил стюарда и поручил тому присматривать за каютой — наврав, будто хранит там ценные вещи? Вдруг… Но что еще оставалось делать? Ждать сложа руки, пока Банат выбирает удобный случай для убийства? Легко полковнику Хаки говорить, что помеченной жертве надо всего лишь защищаться; только чем себя защитить? Когда враг так близко, как сейчас Банат, лучшая защита — нападение. Ну конечно! Все, что угодно, лучше, чем просто ждать. А план вполне может сработать. Именно такие простые планы и срабатывают. Банату с его самомнением никогда не придет в голову, что в игру с похищением пистолетов могут играть двое, что беззащитный кролик тоже способен укусить. Скоро противник узнает, как ошибался.
Вошли Жозетта и Хозе с Банатом. Хозе, по-видимому, старался держаться любезно.
— …нужно сказать, — закончил речь Матис, — лишь одно слово: Брие! И все станет ясно.
Грэхем осушил стакан.
— Несомненно. Выпьете еще?
Французы решительно отказались; они, похоже, были чем-то озадачены. Но мистер Куветли радостно кивнул:
— Спасибо, мистер Грэхем. Я выпью.
Матис, хмурясь, поднялся:
— Нам пора готовиться к ужину. Прошу нас извинить.
Супруги ушли. Мистер Куветли отодвинул свой стул подальше.
— Очень неожиданно, — сказал Грэхем. — Что это они?
— По-моему, — осторожно заметил мистер Куветли, — им почудилось, что вы над ними насмехаетесь.
— Да с чего они взяли?
Мистер Куветли искоса посмотрел на Грэхема:
— Вы за пять минут трижды предложили им выпить. Предложили раз. Они отказались. Предложили другой. Они опять отказались. Вы снова предложили. Им не понять английского радушия.
— Ясно. Признаюсь, я задумался о другом. Надо будет извиниться.
— Что вы! — воскликнул мистер Куветли. — За радушие не извиняются. Но, — он неуверенно взглянул на часы, — приближается время ужина. Вы позволите мне выпить с вами не сейчас, а попозже?
— Разумеется.
— Тогда, пожалуйста, извините — я пойду.
— Конечно.
Когда мистер Куветли удалился, Грэхем встал и вышел на палубу. Он и правда выпил натощак чуть больше, чем надо.
В звездном небе висели серые облачка, вдалеке светились огни итальянского побережья. Грэхем постоял немного, подставив лицо жгучему ледяному ветру. Через минуту-другую гонг позовет к еде; Грэхем страшился предстоящего ужина, как больной страшится приближающегося врача с желудочным зондом. Придется, как за обедом, сидеть, слушать монологи Халлера и перешептывание погруженных в свое горе Беронелли, проталкивать через горло пищу в живот, все время помня, что́ за человек сидит напротив и зачем он здесь.