Мобиль лежит на боку — сообразила она, подняла свое спасительное орудие и выпалила прямо перед собой. Крыша мобиля запульсировала с жутким гулом, и на миг показалось, что ничего не выйдет, но в следующий момент обломок уже кувыркался в воздухе, завывая, как злобный виртуальный демон. Широкое серебристое лезвие взмыло над джунглями, скосило верхушки высоких деревьев и пропало во тьме.
Кили вылезла в ночь через образовавшуюся дыру. Подбежала к торцу мобиля и выглянула из-за угла. На расчищенной площадке стоял человек.
Он был обучен стрелять рефлекторно, учуяв движение, но все равно опоздал. Ее акустическая метла смела с площадки и стрелка, и его автоматическое оружие, и успевшие вылететь из автомата пули, перемешав всю эту грязь и слизь с камешками, песком и раздавленной, умирающей растительностью.
Она подождала, когда придут другие, но больше никто не пришел. Тогда она вернулась в мобиль и вытащила наружу своего вилсона. Тот по-прежнему был без сознания.
Гораздо позже, в полном изнеможении от всего, что ей пришлось сделать, Кили обнаружила авиетку, на которой прилетели эти двое. Поколебавшись, она решила уничтожить летательный аппарат. Все равно она не сможет им управлять, к тому же там может стоять маячок, подающий сигналы.
Наутро настроение Кили заметно улучшилось, потому что она нашла в кладовке пару ботинок, которые оказались почти в самый раз. Ну, может быть, чуть-чуть маловаты, но это гораздо лучше, чем слишком большие, убеждала она себя. Два или три дня на мобиле? Будем считать, что четыре дня ножками.
Доктор Маркс очнулся, но так и не пришел в себя. Он говорил лишь об Истинной Вере и Божественном Свете. Щедрая, задушевная доза «Обезьян и Ангелов», полученная доктором от Виртваны, наполнила его томительной любовью и несложной метафизикой. Сладко улыбающиеся ангелы улаживали все неприятные дела и защищали хороших людей, а то, что все люди хорошие, подразумевалось по умолчанию.
Кили ухитрилась напялить на вилсона костюм, и подобающая его профессии внешность была восстановлена. Однако, к ее великому замешательству, в состоянии виртуальной абстиненции доктор Макс Маркс оказался бессовестным нытиком.
— Ну пожа-алуйста, — канючил он. — Мне очень, очень, о-очень ну-у-ужно!
Виртуальная терапия слишком слаба, жаловался он, и вгоняет его в кататонию. Позже он непременно завяжет, разумеется, но сейчас, сейчас, ну пожалуйста, что-нибудь посильнее… Нет? Нет?!
Бессердечная, жестокая, мстительная садистка, рыдал он. Решила отыграться за собственную программу реабилитации? Хотя, если только она даст себе труд припомнить, он-то всегда был необычайно кротким и мягким вилсоном…
— Ты не можешь одновременно идти пешком и находиться в виртуале, — твердо сказала Кили. — И ты пойдешь со мной, потому что я не знаю дороги. Мы будем делать привалы, но, боюсь, ненадолго. А теперь попрощайся со своим мобилем.
Она уничтожила мобиль все той же метлой, и они отправились в путь. Это было медленное и трудное путешествие, поскольку им много чего пришлось прихватить с собой. Еду, питье, складную палатку и спальные мешки, портативный двухканальный аппарат для терапии. А также черный ящик амбулатории и контрольные видеозаписи охранной системы.
Доктор Маркс оказался очень неважным ходоком.
Они добрались до Слэша через неделю, и тогда доктор заявил, что вряд ли сможет отыскать Убежище.
— Что?!
— Я не знаю, где это. Я потерял ориентацию.
— Ты никогда не станешь правильным торчком, Макс, — фыркнула она. — Ты совсем не умеешь врать.
— Я не вру! — воскликнул вилсон в патетическом негодовании, вытаращив невинные глаза.
Кили все было ясно. Доктор Маркс намеревался улизнуть от нее и найти какую-нибудь виртуальную забегаловку, где мог бы вволю наиграться со своими приятелями ангелами.
— Я не отпущу тебя ни на шаг, — пообещала она.
Убогий шахтерский городок Слэш предоставлял своему лишенному гражданских прав населению завидный выбор пороков и извращений, было бы чем заплатить. Здесь практиковались виртуальные штучки и похлеще, чем в Нью-Вегасе, здесь не соблюдалось даже подобие закона.
Словом, здесь было не то место, где можно наивно спрашивать у прохожих, как добраться до лечебницы для виртоманов.
Но Кили повезло. На фасаде заброшенного административного здания она заметила знакомый символ в виде треугольника, вписанного в круг. Пока она глазела на него, какой-то человек поднялся по ступенькам лестницы как раз под значком, и Кили, ухватив вилсона за руку, последовала за ним.
— Куда мы идем? — заныл доктор Маркс, пытаясь выдернуть руку. От безмерной тоски по ангелам он дергался в нервном тике и клацал зубами.
Кили промолчала, продолжая тащить его за собой. В вестибюле висел пыльный плакатик с лозунгом «Мало-помалу», и она поняла, что теперь все будет хорошо.
Старик, который вошел перед ними, обернулся и помахал рукой. Невероятно, но он узнал ее и даже вспомнил, как ее зовут.
— Кили, девочка! Как славно снова увидеть тебя.
— Это маленький мир, Сол.
— И мы бродим по нему, Кили. Меряем землю, так сказать. Но если честно, я думал, ты уже лежишь под землей.
Кили засмеялась и похлопала его по плечу.
— Ты был недалек от истины, Сол. Но сейчас мы ищем убежище.
Доктор Макс Маркс оказался самым тупым, сварливым и не желающим следовать инструкциям пациентом. Вся группа изумлялась его поведению, но более всех были потрясены двойняшки Шона и Мона, которые добровольно вызвались контролировать падшего вилсона. Они ходили за ним по пятам, то и дело заглядывая в глаза, словно бы это могло разрешить неразрешимую загадку.
Брейк Мэддерс заявил, что никакой загадки нет. Он полез на доктора с кулаками, требуя вышвырнуть из убежища обычного вонючего торчка.
— Нет, — твердо сказала Кили. — Он один из нас.
Как и я, подумала она.
Когда доктор Маркс совсем состарился, он взял в привычку предаваться воспоминаниям вслух, и одной из его самых любимых тем была Кили Беннинг. Она спасла ему жизнь. И не только в джунглях Пит Финитума, но и в те кошмарные дни, когда он думал лишь о том, как бы ему смыться из убежища и снова причаститься виртуальной нирваны.
Кили выявляла любую систему, лежащую в основе его психологического сопротивления, и разбивала ее посредством безупречной логики. А если логика была бессильна, Кили просто разделяла его боль, и тоску, и печаль.
— Я знаю, Макс, знаю, — утешала она. — Я ведь там была, верно?
Молодые вилсоны и активисты Движения в защиту виртоманов знали Кили Беннинг как решительную женщину, которая упорно сражалась с Виртваной, Сном Разума и великим множеством лоббистов Вольного Полета и наконец одержала блистательную победу в борьбе за права их клиентов. Ей удалось сокрушить так называемое общественное мнение, гласившее, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Короче говоря, Кили Беннинг была героиней. И как это чаще всего случается с героями, младшее поколение видело в ней символ, а не личность.
— Тогда я был безумно занят, — рассказывал доктор Маркс своим юным слушателям. — Я только и делал, что строил разные планы побега из убежища, чтобы урвать себе хоть чуточку ангелов. В те времена в Слэше — впрочем, как и сейчас — было совсем нетрудно отыскать любой мозгодробительный виртуал. Словом, я размышлял только об этом, и мне не приходило в голову остановиться и подумать совсем о другом.
Вот женщина, должен был подумать я, которая побывала в реабилитации шесть раз и вряд ли остановится на седьмом. Ей только что пришлось пройти через суровые испытания, и она ощущает настоятельную необходимость расслабиться так, как привыкла.
Но я видел перед собой женщину, которая каждую минуту бодрствования упорно работает над собой. А если она не занята умственными, духовными или физическим упражнениями, то лишь потому, что помогает своим товарищам, несчастным, трясущимся, страдающим от виртуального голодания бедолагам.
И я должен был подумать еще тогда: черт побери, а что все это значит? Но я подумал об этом позже. Я задумался, когда Кили Беннинг получила диплом медицинской школы.
Когда она пошла учиться юриспруденции и, в конце концов, получила ученую степень, чтобы поставить на место ублюдков, которые мешали ей лечить виртоманов… Я снова задумался, однако на сей раз задал вопрос. Я спросил у Кили, что же вызвало в ней такую разительную перемену.
Тут доктор Маркс делал эффектную паузу, пока кто-нибудь нетерпеливо не восклицал:
— И что она сказала?
— Да, в общем, ничего особенного.
Тут доктор Маркс снова замолкал, и его снова просили продолжать.
— Она сказала, что хочет помогать людям, потому что у нее хорошо получается. Она всегда знает, что надо делать, — это природный дар, который открылся в Слэше. Она обнаружила его, глядя на потерянные души в убежище, и смогла помочь им всем. И вот, пока она мне это говорила, я вдруг заметил…
С тех пор как доктор Маркс впервые заметил это, он наблюдал подобное всякий раз, когда встречался с Кили Беннинг. На митинге, в больнице, в зале суда, где угодно. Все тот же особый блеск в глазах, мерцающий огонек, который ни с чем нельзя спутать…
Жадный, упорный, голодный огонек неизлечимого наркомана.
Терри Биссон
ОФИСНЫЙ РОМАН
Первый раз Кен678 увидел Мэри97 в Муниципальной Недвижимости, когда стоял в очереди на Закрытие. Она стояла на две позиции впереди него — синяя юбка, оранжевый галстук, белая блузка — и выглядела в точности как любая прочая женская пиктограмма. Тогда он еще не знал, что она — Мэри, потому что не мог видеть, какое именно у нее лицо. Но свою Папку она держала обеими руками, как частенько делают давно работающие сотрудники, а когда очередь продвинулась вперед, он увидел ее ногти.
Они были красными.
Как раз в этот момент очередь после прокрутки снова сдвинулась вперед, и ее пиктограмма исчезла. Кен был заинтригован, но вскоре забыл про нее. В это время года работы для него было невпроворот, и он почти непрерывно отрабатывал Вызовы на Задания. Позднее на той же неделе он увидел ее снова, когда она во время паузы стояла возле открытого Окна в Коридоре между Копированием и Пересылкой.[7] Проходя мимо, он притормозил, воспользовавшись известной ему уловкой — повернул свою Папку боком. И опять увидел ее красные ногти. Странно.
В меню ВЫБОР ногтей не было.
А в меню ЦВЕТ красного тоже не было.
* * *
В выходные Кен навестил свою мать в Доме — у нее был то ли день рождения, то ли какая-то годовщина. Кен ненавидел выходные. За неделю он успевал привыкнуть к своему лицу Кена и без него чувствовал себя весьма неуютно. Ненавидел он и свое старое имя, которым мать упорно продолжала его называть. И вообще, он терпеть не мог находиться
* * *
Кен678 забрал Папку документов из Поиска и нес их на Печать. По мельтешению пиктограмм впереди он понял, что перед Автобусом[8], отправляющимся из Коммерческого, стоит длинная очередь, и поэтому сделал паузу в Коридоре — в зонах с высокой плотностью движения ожидания поощрялись.
Кен открыл Окно, положив Папку на подоконник. Воздуха здесь, разумеется, не было, зато вид открывался очень приятный — такой же, как и за любым другим Окном в «Микросерф офис 6.9»[9]: булыжные мостовые, уютные кафе и цветущие каштаны. Апрель в Париже.
Кен услышал голос.
— Чудесный вид, правда?
— Что? — спросил он, смутившись. Две пиктограммы не могут открыть одно и то же Окно, и тем не менее она стояла рядом. Красные ногти и все прочее.
— Апрель в Париже, — сказала она.
— Знаю. Но как…
— Мелкая уловка, о которой я узнала. — Она показала на свою Папку, лежащую поверх его и смещенную вправо.
— …вы это сделали? — договорил он, потому что слова уже находились в его буфере. У нее было лицо мэри, которое нравилось ему больше прочих стандартных лиц. И красные ногти.
— Когда она смещена вправо, Окно воспринимает нас как одну пиктограмму, — пояснила она.
— Наверное, оно считывает лишь правый край, — предположил Кен. — Ловко.
— Меня зовут Мэри, — сказала она. — Мэри97.
— Кен678.
— Вы замедлились, проходя мимо меня на прошлой неделе, Кен. Это тоже ловкий трюк. И я подумала, что с вами стоит познакомиться. А то эти трудоголики из Городского Совета такие зануды.
Кен продемонстрировал ей свою уловку с Папкой, хотя она, похоже, о ней уже знала.
— Вы давно в Городе? — спросил он.
— Слишком давно.
— Но почему я вас не видел прежде?
— Может, и видели, да только не обращали внимания, — сказала она и подняла руку с красными ногтями. — Они у меня были не всегда.
— А откуда они у вас?
— Это секрет.
— Весьма симпатичные.
— Весьма или симпатичные?
— И то, и другое.
— Вы со мной флиртуете? — спросила она, улыбаясь улыбкой мэри.
Кен задумался над ответом, но опоздал. Ее Папка замерцала перед прерыванием, и Мэри исчезла.
* * *
Несколько циклов спустя на этой же неделе он увидел ее снова. Она стояла в паузе возле открытого Окна в Коридоре между Копированием и Верификацией. Кен наложил свою Папку поверх ее, сдвинул Папку вправо и встал рядом с Мэри, глядя на Апрель в Париже.
— Вы быстро научились, — заметила она.
— У меня был хороший учитель, — ответил он и добавил множество раз отрепетированные слова — А что если да?
— Что «да»?
— Флиртую.
— Ничего не имею против, — произнесла она, улыбаясь улыбкой мэри.
Кен678 впервые пожалел, что лицо кена не умеет улыбаться. Его Папка уже мерцала, но ему еще не хотелось уходить.
— Вы давно в Городе? — снова спросил он.
— Я всегда здесь была, — ответила Мэри. Она, разумеется, преувеличивала, но в определенном смысле ее ответ был правдой. Мэри рассказала Кену, что уже работала в Городском Совете, когда установили «Микросерф офис 6.9». — До установки Офиса записи хранились в подвале, в металлических ящиках, и обрабатывались вручную. Я помогала переносить их на диск. Это называлось «ввод данных».
— Ввод?
— Это было еще до нейронного интерфейса. Мы сидели
* * *
У Кена никогда еще не было друга, ни в Офисе, ни снаружи. И уж тем более подруги. Он стал ловить себя на том, что старается быстрее отправиться по Вызовам на Задание, чтобы по дороге пройтись по Коридорам в поисках Мэри97. Он обычно находил ее возле открытого Окна, где она любовалась улочками, кафе и цветущими каштанами. Мэри любила Апрель в Париже.