— Ну и что вы решили делать, Сантес? — устало перебил его Барнс, думая про себя о том, с каким удовольствием он свернул бы Сэвиджу шею, репортеришка безмозглый!
— Значит, этот наш парень рассказал нам все как есть, и мы надумали припугнуть репортера, пока он не напечатал свою туфту. Собрались у бара и стали его ждать. Когда он вышел, хотели поучить малость, только он вытащил пушку, а один из наших жиганул в него в порядке самообороны.
— Кто?
— А кто ж его знает? — пожал плечами Сантес. — Кто-то из наших.
— Приняв его за Сэвиджа?
— Точно. Кто же мог знать, что это, наоборот, полисмен? Легкий голубой костюм, блондин — в точности как этот урод, репортер. Ну и стрельнули. Ошибка, говорю же вам.
— Ты вот твердишь одно и то же, Сантес, но сдается мне, хорошенько еще не понял, насколько серьезную ошибку вы допустили. Кто стрелял?
Сантес молча пожал плечами.
— С кем из ваших говорил Сэвидж?
Вновь молчаливое пожатие плечами.
— Он здесь?
Сантес, похоже, утратил дар речи.
— Тебе известно, что у нас есть список всех членов вашей банды?
— Конечно, известно.
— Добро. Хэвилленд, давайте сюда список. Проведем перекличку. Всех, кого здесь не окажется, найти и доставить в участок.
— Эй, да обождите минутку, — встревоженно воззвал Сантес. — Я же сказал, что все это ошибка. Вы хотите нам неприятностей только из-за того, что мы не признали полисмена?
— Слушай меня, Сантес, и слушай внимательно. В последнее время ваша банда не доставляла нам беспокойства, и это нас устраивало. Называй это перемирием или как тебе там еще угодно. Но никогда, подчеркиваю, никогда не вздумайте мечтать, что кто-нибудь из вас может стрелять в кого-нибудь на территории моего участка и это ему сойдет с рук. Что до меня, Сантес, так вы просто шайка бандитов. А семнадцатилетний бандит не менее опасен, чем пятидесятилетний бандит. Мы вас не тревожили только потому, что вы вели себя как следует. Сегодня вы перестали вести себя как следует. Вы подстрелили человека на территории моего участка, а это значит, что вы попали в беду. В большую беду, Сантес.
Сантес молча хлопал глазами.
— Давайте их всех вниз и проведите там перекличку, — распорядился Барнс. — Кого не окажется, доставить.
— Так, шевелись, ребята, давай, давай, пошли вниз, — начал выпроваживать подростков из комнаты Хэвилленд.
Мисколо, полисмен из канцелярии, протолкался сквозь растревоженную гудящую толпу и подошел к лейтенанту.
— Лейтенант, там какой-то тип хочет вас видеть.
— Кто?
— Назвался Сэвиджем. Говорит, репортер. Спрашивает, что за стычка произошла сегодня около ба…
— Спусти его с лестницы пинком в зад, — приказал Барнс и скрылся в своем кабинете.
Глава 13
Убийство, если, конечно, оно не касается ваших родных и близких, вещь по-настоящему интересная.
Расследование убийства может поглотить вас целиком, потому что это неординарное явление в повседневной жизни полицейского участка. Убийство есть самое экзотическое преступление, ибо связано с хищением предмета всеобщего свойства — человеческой жизни.
К сожалению, существуют и менее интересные и более приземленные дела, с которыми приходится сталкиваться в полицейском участке. Ну а в таком участке, как 87-й, эти более приземленные и скучные дела могут отнять у вас кучу времени. К ним относятся изнасилования, грабежи, поножовщина, бродяжничество, разнообразные нарушения общественного порядка, кражи со взломом и кражи без взлома, квартирные кражи, угоны автомобилей, уличные драки, застрявшие в канализационных трубах кошки и многое, многое, подобное вышеперечисленному. Часть этих отборных образчиков преступлений, правда, передается на рассмотрение специализированных отделов полицейского управления, однако первоначально жалобы и заявления все равно поступают в участок, на территории которого совершается правонарушение, и таких жалоб и заявлений бывает столько, что успевай поворачиваться.
Не так уж легко успевать поворачиваться, когда стоит невыносимая жара.
Ибо полицейские, каким бы шокирующим ни показалось вам на первый взгляд это определение, — тоже люди. Они потеют — ну совсем как вы и я, и они не любят работать в жару. Некоторые из них не любят работать даже в прохладную погоду. Никто из них не любит присутствовать на „параде", тем более когда стоит жара.
Несчастный жребий посетить „парад" в четверг 27 июля пал на Стива Кареллу и Хэнка Буша.
Они были особенно огорчены и расстроены потому, что „парады“ проводились по понедельникам и четвергам, и если бы им повезло на жеребьевке и не выпало принимать участие в ответственной процедуре в этот четверг, оставались шансы, что горькая чаша сия минует их до следующей недели, а это, в свою очередь, порождало надежду, что к тому времени жара вдруг спадет.
Утро в четверг 27 июля началось так же, как начиналось каждое предыдущее утро на этой неделе. Начиналось оно с обманчивой прохлады, с прохлады, которая — вопреки прогнозам многоликих телевизионных предсказателей и предсказительниц погоды, — казалось, сулила прекрасный день. Этот полет фантазии обрывался почти мгновенно, иллюзии рушились. Через полчаса после пробуждения становилось совершенно очевидно, что впереди ждет только еще одно пекло. Что впереди неизбежны встречи с людьми, которые только усугубят ваши страдания вопросами типа „Жарковато немного?" или с вопиющей наглостью и всезнайством станут просвещать вас, что „дело не в жаре, все дело во влажности".
В чем бы там ни было дело, было жарко.
Было жарко в пригороде Риверхед, где жил Карелла, жарко было и в самом центре города, на Хай-стрит, где размещалась штаб-квартира полицейского управления, в которой и имел место быть „парад".
Поскольку Буш жил в другом пригороде, в Колмз-пойнте, они договорились встретиться прямо в штаб-квартире в восемь сорок пять, за пятнадцать минут до начала „парада". Карелла прибыл на свидание минута в минуту.
В восемь пятьдесят подошел Буш. Точнее, он тащился по тротуару, едва переставляя ноги и более или менее похоже имитируя человеческую походку, ковыляя к тому месту, где его ждал Карелла, попыхивающий сигаретой.
— Теперь я знаю, что такое ад, — мученически объявил Хэнк.
— Погоди, вот солнце разойдется по-настоящему, — припугнул его Карелла.
— Вам, острякам, только бы смеяться с самого утра, — не принял его шутки Буш. — Дай-ка сигаретку, будь другом.
Карелла посмотрел на часы:
— Пора идти.
— Подождут. У нас есть еще пара минут. — Буш взял у Кареллы сигарету, закурил и выдохнул струю сизого дыма. — А что у нас сегодня с новыми трупами?
— Пока ни одного.
— Жаль. А то я стал привыкать к кофе и трупам по утрам.
— Город, — вдруг сказал Карелла.
— Что? — недоуменно воззрился на него Буш.
— Посмотри на него. Что за монстр!
— Чудище лохматое, — согласился Буш.
— А я все равно люблю его, — признался Карелла.
— Ну, — уклончиво отозвался Буш.
— Нельзя в такую жару работать, — с сердцем сказал Карелла. — В такой день самое место на пляже.
— На пляжах сейчас народу — не протолкнешься. Тебе, считай, повезло, будешь привольно сидеть на „параде".
— Это точно. Кому нужен прохладный песчаный пляж, и холодные брызги прибоя, и…
— Ты что, китаец?
— Чего?
— Пытать ты мастер, вот чего!
— Пошли наверх, — ответил Карелла.
Они загасили сигареты и вошли в здание штаб-квартиры. Некогда здание кичилось красным кирпичом и современной архитектурой. Теперь красный кирпич был покрыт копотью пяти десятилетий, а архитектура стала такой же современной, как и пояс целомудрия.
Они прошли отделанным мрамором подъездом, потом мимо кабинета детективов, мимо лаборатории, мимо других служебных помещений. В конце вестибюля надпись на матовой застекленной двери возвещала: „Комиссар полиции".
— Спорим, что он-то как раз на пляже, — предложил Карелла.
— Нет, — возразил Буш. — Он у себя, прячется под столом. Боится, что наш маньяк за него возьмется.
— А может, и не на пляже, — поправился Карелла. — Я так понимаю, что у них здесь бассейн в подвале.
— Два бассейна. — Буш вызвал лифт.
Некоторое время они ждали в молчании, изнывая от жары. Дверцы лифта скользнули в стороны. Полисмен-лифтер внутри кабины обильно потел.
— Пожалуйте в цинковый гроб, — пригласил он их.
Карелла улыбнулся. Буш поморщился. Они вошли в кабину лифта.
— На „парад"? — спросил полисмен.
— Нет, в бассейн, — ответил Буш.
— В такую жарищу я шуток не понимаю, — признался полисмен и погрузился в молчание.
Лифт полз, страдальчески кряхтя и стеная. На стенках его, как слезы, оседали капли влаги — конденсированное дыхание пассажиров.
— Девятый! — объявил полисмен-лифтер.
Дверцы раздвинулись. Карелла и Буш шагнули в залитый солнцем коридор. Одновременно достали бумажники, с внутренней стороны которых были пришпилены их личные жетоны. Так же одновременно прикрепили жетоны к лацканам и подошли к столу, за которым сидел дежурный полисмен.
Дежурный оглядел их жетоны, кивнул, и они прошли мимо стола в просторный зал, который в штаб-квартире использовался в самых разнообразных целях. Помещение первоначально предназначалось, видимо, под спортивный зал, и по обеим сторонам его действительно были установлены два щита с баскетбольными корзинами. Окна были широки и высоки, их защищала металлическая сетка. Здесь занимались спортом, читали лекции, приводили к присяге новобранцев, периодически собирали заседания Полицейской благотворительной ассоциации и Полицейского почетного легиона и, конечно, проводили „парады".
Именно для этих „парадов" правонарушителей в дальнем конце комнаты были сооружены подмостки — прямо под балкончиком и баскетбольной корзиной. Подмостки, залитые ослепительно ярким светом, примыкали к белой стене, на которой черными цифрами была размечена шкала роста — к ней становились задержанные.
От подмостков к входу в зал тянулось с десяток рядов складных стульев, большинство из которых сейчас занимали детективы со всего города. Шторы на окнах были уже опущены, и взгляд на подмостки и трибуну перед рядами стульев подсказал вошедшим Карелле и Бушу, что шеф следственно-розыскной службы в полной боевой готовности, и до начала праздника осталось лишь несколько мгновений. Слева от подмостков теснилась кучка правонарушителей, небрежно охраняемых несколькими полисменами и детективами — теми, кто их арестовал. Сегодня утром все задержанные накануне правонарушители пройдут „парадом" по этим освещенным подмосткам.
Видите ли, цель такого „парада" — вопреки широко распространенному заблуждению относительно опознания подозреваемых потерпевшими, процедура, которая оказывается более полезной в теории нежели на практике, — заключается в том, чтобы ознакомить как можно больше детективов с теми субъектами, кто творит зло в этом городе. В идеале следовало бы, конечно, собирать на каждый „парад" всех детективов из всех полицейских участков, однако другие неотложные дела исключали такую возможность. Так что каждый раз из каждого участка вызывали только двух детективов, исходя из того соображения, что если уж нельзя все время собирать всех, то как минимум нужно время от времени собирать некоторых.
— Добро, начинаем! — возвестил в микрофон шеф следственнорозыскной службы.
Карелла и Буш уселись в пятом ряду, и в тот же момент на подмостки поднялись первые два правонарушителя. Обычно их вызывали в том составе, в котором они были задержаны: соло, дуэтом, трио, квартетом и тому подобное. Предпринималось это просто с целью продемонстрировать modus operandi
[42]
. Если преступник однажды „работал" в паре, то на последующие „дела" он, как правило, опять идет с напарником.
Полицейский стенографист нацелил карандаш в свой блокнот. Шеф произнес в микрофон: „Дайамандбэк, один", объявляя район города, в котором был произведен арест, и номер происшествия по этому району.
— Дайамандбэк, один. Ансельмо Джозеф семнадцати лет и Ди Палермо Фредерик шестнадцати лет. Взломали дверь квартиры на углу Кэмбридж и Гриббл. Проживающая в квартире женщина позвала на помощь, ее крики услышал патрульный полисмен, немедленно прибывший на место происшествия. Дать показания арестованные отказались. Что скажешь, Джо?
Темные карие глаза Джозефа Ансельмо, высокого и очень худого брюнета, казались еще темнее на мертвенно-бледном лице. Эта неестественная бледность была порождена одним-единственным чувством, завладевшим пареньком без остатка. Джозеф Ансельмо отчаянно трусил.
— Так что скажешь, Джо? — повторил шеф.
— А что вы хотите? — растерянно спросил он.
— Взломали вы дверь той квартиры?
— Да.
— Зачем?
— Не знаю.
— Ну и ну! Вы взломали дверь, значит, у вас была на то причина. А что в квартире кто-то есть, знали?
— Нет.
— Один дверь ломал?
Ансельмо не ответил.
— А ты что скажешь, Фредди? Вдвоем ломали дверь? Ты там был вместе с Джо?
Фредерик Ди Палермо, голубоглазый блондин, был пониже Ансельмо ростом и выглядел почище и поопрятнее. Несмотря на заметное различие во внешнем виде, Фредерика с Джо объединяло два обстоятельства. Во-первых, pro так же, как и приятеля, арестовали за уголовное преступление. Во-вторых, он так же, как и приятель, отчаянно трусил.
— Был, — коротко ответил Ди Палермо.
— Каким образом вы взломали дверь?
— Вышибли замок.
— Чем?
— Молотком.
— И не боялись нашуметь?
— Да мы только один раз стукнули по-быстрому, — объяснил Ди Палермо. — Мы же не знали, что там кто-то есть.
— И что же вы ожидали найти в квартире?
— Не знаю, — пожал плечами Ди Палермо.
— Послушайте, — терпеливо продолжал шеф, — вы оба проникли в квартиру. Вы сами только что признались. Значит, у вас была какая-то для этого причина?
— Да нам девчонки сказали, — ответил Ансельмо.
— Какие девчонки?
— А, какие-то там чувихи.
— И что же они вам сказали?
— Сломать дверь.
— Зачем?
— Так просто.
— Что значит так просто?
— Забавы ради.
— Только забавы ради?
— Да сам не знаю, зачем мы взломали эту дверь. — Ансельмо бросил быстрый испуганный взгляд на Ди Палермо.
— Наверное, чтобы взять что-нибудь из квартиры? — подсказал шеф.
— Ну, может, па… — неуверенно начал Ди Палермо и умолк.
— Может, что?
— Пару долларов.
— Значит, задумали ограбление, так?
— Наверное, так, — согласился Ди Палермо.
— И что вы сделали, когда обнаружили, что в квартире кто-то есть?
— Тетка закричала, — заявил Ансельмо.
— Мы смылись, — в унисон сказал Ди Палермо.
— Следующий! — объявил шеф.
Парни спустились с подмостков и направились к ожидавшему их полисмену. Наговорили они чертовски много, куда больше, чем следовало бы. Они имели полное право вообще не произносить ни единого слова во время „парада". Не зная этого, не зная, что их позиции тем более прочны, что они не дали показаний сразу после ареста, ребята отвечали на вопросы с замечательной наивностью. Хороший адвокат свел бы обвинение против них к противозаконному проникновению в пустую квартиру без корыстных намерений, то есть к мелкому проступку. Однако шеф следственно-розыскного отдела спросил их, собирались ли они совершить ограбление, и парни ответили утвердительно. Статья 402 уголовного кодекса содержит следующее определение ограбления первой степени:
1. Будучи вооруженным тем или иным опасным оружием; или
2. Вооружившись таким оружием на месте; или
3. При содействии и в присутствии сообщника; или…
А впрочем, далее уже не важно. Ребята бездумно сами надели петлю тяжкого преступления на свои юные шеи, возможно, даже не ведая, что ограбление первой степени карается тюремным заключением на неопределенный срок не менее 10 и не более 30 лет.