„Какие-то там чувихи" крепко подвели своих знакомых.
— Дайамандбэк, два. Притчетт Вирджиния тридцати четырех лет. В три часа ночи нанесла несколько ударов топориком по шее и голове своему в кавычках мужу. Давать показания отказалась.
Пока шеф зачитывал эти сведения, Вирджиния Притчетт прошла на подмостки. Это была хрупкая маленькая женщина, едва достигающая отметки пять футов один дюйм, с легкими тонкими рыжими волосами. На губах ее не было и следа помады. Не было и следа улыбки. Потухший взгляд без всяких признаков жизни.
— Вирджиния! — обратился к ней шеф.
Она подняла голову, но серые глаза оставались безжизненными, женщина, не моргая, смотрела в заливающие режущим светом прожекторы. Крепко стиснутые ладони аккуратно сложены на животе.
— Вирджиния!
— Да, сэр. — Голос ее был едва различим, Карелла даже нагнулся вперед, чтобы расслышать, что она говорит.
— Что случилось, Вирджиния? — начал шеф.
Она пожала плечами, будто сама не могла понять, что случилось. Движение было мимолетным и невыразительным — жест, каким проводят рукой по глазам.
— Ну, что же все-таки произошло?
Вирджиния выпрямилась в полный рост, отчасти для того, чтобы говорить в микрофон, установленный в нескольких дюймах от ее лица на прочной металлической стойке, отчасти потому, что на нее смотрели десятки глаз, и она вдруг осознала, что стоит с понуренной головой и согнутыми плечами. В.зале стояла мертвая тишина.
— Мы поссорились, — сказал^ Вирджиния с легким вздохом.
— Может, расскажете нам поподробнее? — предложил шеф.
— Мы начали ссориться с самого утра, как только встали. Эта жара… У нас в квартире очень жарко. Прямо с утра. В такую жару все раздражает.
— Продолжайте.
— Все началось с апельсинового сока. Он заявил, что сок теплый. Я пыталась объяснить, что это не моя вина, сок всю ночь стоял на льду… У нас, в Дайамандбэк, не очень-то шикарно, сэр. Холодильников нет, а лед в такую жару тает мгновенно. Ну вот он и начал ругаться из-за сока…
— Вы замужем за этим человеком?
— Нет, сэр.
— Давно живете вместе?
— Семь лет, сэр.
— Так, дальше.
— Он заявил, что пойдет завтракать в город, а я сказала, что глупо тратить деньги без нужды. Он остался, но за завтраком все ругался из-за сока. И так целый день.
— Целый день вспоминал вам этот сок?
— Не только. Злился по любому поводу. Я уже даже не помню, из-за чего. Сидел в одних трусах у телевизора, пил пиво и придирался ко мне целый день.
— Продолжайте.
— Ужинали поздно, я собрала кое-что на скорую руку. А он все придирается и придирается. Заявил, что не желает спать на кровати, а переночует на полу в кухне. Я сказала, что это глупо. Он ударил меня,
— Как это?
— Ударил по лицу. Подбил глаз. Я сказала, что, если он меня еще хоть пальцем тронет, выброшу его из окна. Он расхохотался. Постелил простыню на полу у окна в кухне, включил радио. А я пошла в спальню.
— Ну, и что дальше?
— Я не могла заснуть из-за жары. И радио орало во всю мощь. Я пошла на кухню попросить его сделать радио чуть-чуть потише. А он наорал, чтобы я убиралась спать. Тогда я пошла в ванную, умылась, и вот тут заметила топорик.
— Где он лежал?
— Он держит свои инструменты на полке в ванной — молоток, гаечные ключи… Там я и увидела топорик. Хотела пойти на кухню и опять попросить его сделать радио потише, потому что было жарко и радио просто оглушало, а я хотела попробовать заснуть. Но побоялась, что он снова меня ударит, и решила взять топорик. На всякий случай, если он станет драться.
— И что потом?
— Взяла топорик и пошла на кухню. Он уже встал с пола и сидел на стуле у окна и слушал радио. Спиной ко мне.
— Так:
— Я подошла к нему, а он даже не обернулся, и я не стала ничего говорить.
— А что сделали?
— Ударила топориком.
— Куда?
— По голове и по шее.
— Сколько раз?
— Я точно не помню. Била и била.
— Потом что?
— Он упал со стула, а я бросила топорик и пошла к мистеру Аланосу, это наш сосед, и сказала, что ударила мужа топориком, а он мне не поверил. А когда зашел к нам в квартиру и сам увидел, позвонил в полицию.
— Вашего мужа увезли в больницу, вы знаете?
— Да.
— И в каком он состоянии, вам известно?
— Мне сказали, что он умер, — ответила Вирджиния едва слышным голосом. Крепко стиснутые ладони аккуратно сложены на животе. Серые глаза без проблеска жизни.
— Следующий! — пригласил шеф.
— Слушай, так она же убила его… — потрясенно прошептал Буш чуть ли не с благоговейным ужасом.
Карелла молча кивнул.
— Мэйжеста, один, — объявил шеф. — Бронкин Дэвид двадцати семи лет. Вчера вечером в десять двадцать четыре поступило заявление о перебоях в уличном освещении на углу Уивер и Шестьдесят девятой. Уведомили электрическую компанию. Второе сообщение о неисправности уличного освещения в двух кварталах к югу. Затем сразу заявление о стрельбе на улице. Патрульный задержал Бронкина на углу Диссен и Шестьдесят девятой. Бронкин в состоянии алкогольного опьянения брел по улице, расстреливая фонари уличного освещения. Так что ли, Дэйв?
— Я Дэйв только для друзей. И попрошу не тыкать! — сварливо заявил Бронкин.
— Ух ты! Так что скажешь?
— Чего вы ко мне привязались? Ну, выпил, ну, пострелял по фонарям. Да заплачу я за эти чертовы лампочки!
— А что же ты делал с пистолетом на улице?
— Сами знаете. По фонарям стрелял.
— Только для этого и взял пистолет с собой? По фонарям пострелять?
— Ага. Теперь слушайте сюда. Имею право вообще не отвечать. Требую адвоката.
— Погоди, адвокат тебе ох как еще понадобится!
— Пока не придет адвокат, ни на один вопрос отвечать не стану!
— А кто тебе задает вопросы? Мы просто пытаемся выяснить, что это на тебя нашло — стрелять по фонарям ведь глупость несусветная!
— Сказал же, выпил маленько. Чего тут к черту не понимать, сами никогда не выпивали?
— Я не стреляю по уличным фонарям, когда выпиваю, — чуть ли не с гордостью заявил шеф.
— А я стреляю. Дело вкуса.
— Теперь насчет пистолета! — перебил его шеф.
— Так я и знал, что рано или поздно доберемся и до пистолета.
— Это твой пистолет?
— А чей же еще?
— Где взял?
— Брат прислал.
— Это откуда же?
— Откуда, откуда… Из Кореи!
— Разрешение у тебя есть?
— Говорю же, пистолет мне подарили!
— А мне без разницы, даже если ты сам его сделал! Разрешение есть, спрашиваю?
— Нет.
— Так с чего ты взял, что можешь таскать его повсюду?
— С того. Все таскают. Чего ко мне-то привязались? Подумаешь, пару лампочек каких-то, и сразу хватают. Хватали бы лучше тех, кто в людей стреляет.
— А откуда нам знать, что ты не один из них, Бронкин?
— Ага, конечно! Обрадовались, нашли Джека Потрошителя!
— Ну, может, и не Джека Потрошителя. Но вполне возможно, ты прихватил пистолет 45-го калибра, задумав кое-что похуже, чем пострелять по фонарям!
— Ага, точно! Мэра я собирался пристрелить!
— 45-й калибр, слышал? — возбужденно шепнул Карелла Бушу.
— Слышал. — Буш уже поднялся с места и направлялся к шефу следственно-розыскной службы.
— Ладнер умник, — говорил в это время шеф. — Знаешь, что теперь тебе будет?
— Нет, не знаю. А что мне теперь будет, умник?
— Еще узнаешь, — зловеще пообещал шеф. — Следующий!
Буш дотронулся до его локтя:
— Шеф, мы бы хотели еще побеседовать с этим типом.
— Валяйте, — коротко разрешил тот. — Хиллсайд, один. Матисон Питер сорока пяти лет…
Глава 14
Карелла и Буш успели перехватить Дэвида Бронкина до отправки в суд по уголовным делам, где ему должны были официально предъявить обвинение.
Бронкину, горластому, наглому и задиристому верзиле как минимум шести футов трех дюймов ростом, эта задержка явно не понравилась. Не понравилась ему и первая же просьба, с которой обратился Карелла.
— Поднимите ногу, — предложил Бронкину Карелла.
— Чего?
Они сидели втроем в кабинете следственно-розыскного отдела, в штаб-квартире полиции, ничем не отличающемся от аналогичного кабинета в 87-м полицейском участке. Маленький вентилятор на одном из шкафов деловито жужжал, изо всех сил пытаясь взбодрить спертый воздух, который тем не менее оставался пребывать в душной и влажной вялости.
— Поднимите ногу, — повторил Карелла.
— Это еще зачем?.
— Затем, что я так говорю, — сухо настаивал Карелла.
Бронкин посверлил его свирепым взглядом и пообещал:
— Только сними эту свою дурацкую жестянку, и я тебе!..
— Не сниму, не надейтесь, — заверил его Карелла. — Ногу поднимите!
Бронкин пробурчал еще что-то столь же угрожающее и поднял правую ногу. Карелла цепко ухватил его за лодыжку, а Буш внимательно осмотрел каблук.
— Вообще-то здорово стесан, — констатировал Буш.
— Еще туфли у вас есть? — поинтересовался Карелла.
— Конечно, а вы как думали?
— Дома?
— А где же еще? В чем дело-то?
— Давно у вас этот 45-й калибр?
— Уже с пару месяцев. А что?
— Где вы провели вечер воскресенья?
— Так, требую адвоката!
— Бросьте вы эти фокусы, — посоветовал Буш. — Отвечайте на вопрос.
— На какой вопрос?
— Где были в воскресенье вечером?
— А точнее?
— Примерно в одиннадцать сорок пять.
— Сдается мне, что в кино.
— В каком?
— „Стрэнд“. Ага. Точно, в кино.
— Пистолет был при вас?
— Что я, помню, что ли?
— Да или нет?
— Говорю же, что не помню. А если вам надо да или нет, то пусть будет нет. Я еще из ума не выжил.
— Какой фильм смотрели?
— Старье какое-то.
— Название.
— „Чудовище из Черной лагуны“, что ли…
— О чем картина, помните?
— Да там эта тварь страшная из воды вылазит…
— Что еще показывали?
— Откуда я помню!
— Подумайте.
— Чего-то насчет бокса, как он там сначала бродяга нищий, а потом вдруг становится чемпионом, а потом…
— „Тело и душа“?
— Во, в точку!
— Позвони в „Стрэнд", Хэнк, — попросил Карелла.
— Эй, а это еще зачем? — подозрительно спросил Бронкин.
— Чтобы проверить, действительно ли эти самые фильмы демонстрировались у них в воскресенье вечером.
— Да точно эти, я же вам говорю.
— Мы еще и пистолет ваш на баллистическую экспертизу направим, — многозначительно сообщил ему Карелла.
— Для чего только?
— Для того, чтобы установить, не подходят ли к нему кое-какие пульки 45-го калибра, которые у нас имеются, Бронкин. Вы бы могли сэкономить нам кучу времени.
— Как это?
— Что вы делали в понедельник вечером?
— Понедельник, понедельник… Господи, да кто же помнит? Буш отыскал в справочнике нужный номер телефона и стал набирать.
— Послушайте, чего вам туда названивать? — возмутился Бронкин. — Я же вам сказал, какое кино шло!
— Так что делали в понедельник вечером?
— Ну, это… В кино был, ну?
— Опять в кино? Два вечера кряду?
— Ну и что? Там кондиционеры… Прохладно. А что, лучше шататься по этакой жарище?
— На этот раз что смотрели?
— Еще старье какое-то.
— Вы так любите старые фильмы?
— Плевать я хотел на все ваши фильмы! От жары я спасался. А там, где идет старье, дешевле, будто не знаете!
— Так что в понедельник смотрели?
— „Семь невест для семи братьев" и „Неистовая суббота".
— Смотрите, как хорошо запомнили!
— А вы думали! Времени-то прошло меньше, чем с воскресенья.
— Тогда почему вы сказали, что не помните, где были в понедельник вечером?
— Я сказал? Разве я чего такого говорил?
— Говорили, говорили, Бронкин.
— Ну… Мне же надо было мозгами пораскинуть…
— В каком кинотеатре были?
— В понедельник вечером, имеете в виду?
— Именно.
— На углу Норт и Восьмидесятой.
Буш положил трубку.
— Сходится, Стив, — доложил он Карелле. — „Чудовище из Черной лагуны" и „Тело и душа". В точности как он сказал.
Буш не упомянул при этом, что ему также сообщили расписание сеансов в кинотеатре, и теперь им точно известно, в какое время началась и кончилась каждая картина. Он только выразительно кивнул на свои записи, которые протянул Карелле.
— Когда, говорите, вы зашли в кинотеатр?
— В воскресенье или в понедельник?
— В воскресенье.
— Где-то в полдевятого.
— Точно в половине девятого?
— Около этого, кто же точно помнит! Жарко мне стало, вот я и пошел в „Стрэнд".
— В какое время вышли из кинотеатра?
— Что-нибудь без четверти двенадцать, должно быть.
— И куда направились?
— Кофейку выпил.
— Где?
— „Уайт тауэр".
— Долго там пробыли?
— С полчаса, по-моему.
— Что ели?
— Сказал же, кофе с чем-то.
— С чем?
— Господи! Ну, с пончиком! Пончик с джемом, довольны?
— И на это у вас ушло полчаса?
— Покурил, пока сидел.
— Знакомых там не встречали?
— Нет.,
— А в кинотеатре?
— Нет.
— И пистолета у вас с собой не было?
— Кажется, не было.
— Вы всегда его с собой носите?
— Бывает.
— С законом уже неприятности были?
— Ага.
— Выкладывайте.
— Отсидел два года.
— За что?
— Вооруженное нападение.
— И чем были вооружены?
Бронкин заколебался.
— Слушаю вас внимательно, — поторопил его Карелла.
— 45-м.
— Этим же самым?
— Нет.
— Каким?
— Каким, каким… Другим.
— Он еще у вас?
Бронкин опять заколебался.
— Он еще у вас, спрашиваю? — настаивал Карелла.
— У меня, — сдался Бронкин.
— Как же так? Разве полиция не…
— Да не нашли они его. Пистолет я сбросил. Потом мне его приятель вернул.
— Стреляли?
— Не понадобилось. Рукояткой отделал.
— Кого?
— Да какая вам разница?
— Кого, я спрашиваю, Бронкин!
— Кого, кого… Ну… тетку там одну.
— Женщину?
— Ну.
— Женщину или девушку? Сколько лет ей было?
— Тетке-то? Лет сорок — пятьдесят.
— Так сорок или пятьдесят?
— Пятьдесят.
— А вы славный парень, Бронкин, — брезгливо заметил Карелла.
— Ну и славный, без вас знаю, — согласился Бронкин.
— Кто вас брал, какой участок?
— Девяносто второй, кажется.
— Кто из полисменов?
Карелла записал адрес.
— Еще что дома есть?
— Выручили бы вы меня, ребята? — внезапно попросил Бронкин.
— Каким образом? — удивился Карелла.
— У меня там… понимаете, вроде коллекции…
— Сколько?
— Шесть, — со вздохом признался Бронкин.
— Что?! — изумился Карелла.
— Ага.
— Перечислите.
— Два 45-го калибра. Потом люгер и еще маузер. И даже Токарев, понял!
— Что еще?
— А, ерунда, пукалка 22-го калибра.
— Все у вас в квартире?
— Все, как один!
— И туфли там же?
— Там же… А туфли-то при чем?
— Ни на один пистолет разрешения, конечно, нет?
— Нет. Совсем из ума вон, знаете ли…
— Могу представить. Хэнк, позвони в девяносто второй. Выясни, кто арестовывал Бронкина четыре года назад. Фостер, по-моему, сразу начинал у нас, а вот Риардон, возможно, пришел переводом.
— Вон оно что! — осенило Бронкина.
— Что это с вами? — поинтересовался Карелла.
— Вон чего вы мне шьете! Насчет тех двух полисменов?
— Насчет них.
— Тут вы промашку дали, — заверил их Бронкин. — Тут я ни при чем.
— Очень может быть. В понедельник в какое время вышли из кинотеатра?
— Одиннадцать тридцать. Двенадцать. Где-то около этого.
— В воскресенье у него все сходится, Хэнк? — спросил Карелла Буша.
— Ага.
— Тогда проверь насчет понедельника на всякий случай. Вы можете идти, Бронкин. Конвой в вестибюле.
— Эй, обожди-ка! Замолвили бы за меня словечко, ребята, чего вам стоит, а? Я же вам вон как помог!