— Сводящим с ума? — Она с любопытством посмотрела на него и устроилась в его объятиях, слегка смущенная своей обнаженностью.
Словно инстинктивно поняв это, он протянул руку, схватил свою рубашку и накинул ее на Анаис.
— Вот, — сказал он. — Осмелюсь сказать, это самое большое безумие. Внизу у нас две прекрасные и удобные постели, а теперь из-за меня ты можешь простудиться.
Но она все еще обдумывала те слова, которые он произнес до этого.
— Джефф, — тихо сказала она, вглядываясь в его лицо. — Ты не можешь… нас видеть? Разве ты не предсказал бы это, я имею в виду, если бы захотел?
Он наклонил голову и взглянул на нее.
— Я же говорил тебе, что у меня все по-другому.
— То есть как?
Он притянул ее к себе и положил подбородок поверх ее головы.
— Ватейи не может видеть свое будущее, — тихо сказал он, — и редко видит будущее себе подобных. Когда я нахожусь рядом с человеком и открываю себя, я чувствую его эмоции, особенно если они сильные. Такие, как страх или злость… или ложь.
— Да, — пробормотала она, — я это заметила.
— Но без моей воли я ничего не вижу, — продолжал он. — Если только не болен или не нахожусь в каком-нибудь ослабленном состоянии. Когда я был ребенком, в моей голове часто возникали странные видения. Их могли вызвать прикосновения или просто сильный зрительный контакт. В этом смысле я был похож на Рутвейна.
— А потом ты научился возводить занавес, — подсказала она.
— Да, и теперь все наоборот, — сказал он. — Теперь я почти всегда должен попытаться увидеть, а я редко этого хочу.
— А близость не… открывает подобную связь? — спросила она.
На мгновение он задумался.
— Возможно, но такого никогда не было, — ответил он. — И, полагаю, это зависит оттого, что понимать под близостью. Да, я делил постель с женщинами, но не могу сказать, был ли я по-настоящему близок хоть с одной из них.
— Итак, для тебя это… лишь секс, — заметила она и отвела взгляд.
— Нет! — Он почти грубо схватил ее за подбородок и повернул ее голову к себе. — Нет. Анаис, я говорю о других женщинах. Кроме того, для тебя и для меня это никогда не будет просто сексом.
— Почему?
— Я знаю, — повторил он. — Кроме того, ты — ватейи, Анаис. Как и Джованни Витторио, ты являешься потомком великих кельтских пророков или, возможно, тех людей, от которых они произошли. А ватейи не могут читать друг друга. Не глубоко. Не так, как ты представляешь. Вот так это всегда бывает. Как говорит Рутвейн, одна из небольших милостей Божьей.
Анаис покачала головой.
— Но как кельты могли оказаться в Тоскане?
Джефф пожал плечами.
— Ты читала Тацита?
Она бросила на него испепеляющий взгляд.
— Меня готовил Витторио, — сказала она. — Я была прилежной ученицей.
Он улыбнулся и провел рукой по ее волосам.
— Я уверен, что он рассказывал тебе, что в провинциях к северу от Рима было очень сильное кельтское влияние, — сказал он. — Некоторые полагают, что Тацит сам был кельтом.
— Да, я это помню.
— Более того, и это гораздо важнее, его письма наводят на мысль, что кельтские жрецы — все они, особенно ватейи и друиды, — привлекли внимание римлян. Иногда их захватывали в плен и увозили, и в конце концов римляне даже породнились с кельтскими племенами.
Она покачала головой.
— Полагаю, все это правда, Джефф, но я не такая, как ты, — тихо сказала она. — И не такая, как Рутвейн.
— Почти все мы не похожи друг на друга, — ответил он. — И возблагодарим Бога за это. Но Дар — это своеобразная вещь, Анаис. И ты это, конечно, знаешь. Некоторые видят то, что грядет, у других лишь сильная интуиция. Есть те, что гадают на кофейной или чайной гуще, и, разумеется, многие из них шарлатаны. Но некоторые — которым не повезло, как Рутвейну, — могут взять тебя за руку, заглянуть в глаза и рассказать, как и когда ты умрешь.
Анаис вздрогнула в его объятиях.
— Я не подпадаю ни под одну из этих категорий.
— Нет, твой Дар более тонкий, — произнес он. — Витторио открыл его и оттачивал, потому что он знал, как это сделать.
Она склонила голову и промолчала.
— У тебя есть шестое чувство, Анаис, — сказал он, касаясь губами ее волос. — Мария Витторио сравнивала тебя с кошкой в темноте. И возможно, ты не сумеешь нанести удар в сердце с завязанными глазами, как Витторио, но думаю ты можешь почувствовать присутствие человека, если, конечно, не поглощена чем-то полностью. Фехтованием, например. Или занятием любовью. — Он сделал паузу и взял ее лицо в руки. — И потом еще есть Таро.
Она вздернула подбородок.
— А что насчет Таро?
Он коснулся губами ее щеки.
— Твоя прабабка была профессиональной прорицательницей, не так ли? — нарочито небрежно пробормотал он. — И честно говоря, я как-то видел карту Таро, прислоненную к лампе на ночном столике. И предположил, что именно они лежат в той старой черной шкатулке, которую ты возишь с собой.
Анаис не ответила. У нее не было желания задуматься о старых предсказаниях прабабушки, особенно об одном из них. Только не сейчас, когда она вся буквально светилась от любви Джеффа. Вместо этого она перевернулась на бок и спрятала лицо у него на груди. От него веяло мужским потом и чем-то еще, что ощущалось — по крайней мере, на данный момент — как утешение.
Долгое время она просто лежала, накрытая его рубашкой, чувствуя себя защищенной в его объятиях и размышляя об одной вещи — ну, хорошо, о двух, — о которых она пыталась никогда не думать.
Анаис всегда была готова делать то, о чем ее просили. Она была готова упорно трудиться, чтобы стать Хранителем, потому что так пожелала ее прабабка. Для своих родителей она была послушной дочерью — ну, большую часть времени — и преданной сестрой Нейту, Арману и детям. Она также была хорошей кузиной, ухаживала за Джованни, сидела у его постели, кормила бульоном с ложечки и держала его за руку до тех пор пока болезнь не освободила его душу, отделив ее от тела.
Она даже была послушной девушкой, когда Джованни и Мария, усадив ее между собой, объяснили ей сквозь свои и ее слезы, что она должна забыть свои мечты о Рафаэле, потому что у него есть жена и ребенок и что он скорее всего беззастенчивый лжец и негодяй, но от него зависит жизнь его семьи.
Так что да, она была хорошей девушкой. Она сумела прогнать свои глупые мечты.
Но она не хотела быть — ей была невыносима сама мысль об этом — предсказательницей будущего.
И сейчас, задумавшись об этом, она поняла, что ей осточертело оставаться хорошей девочкой. Она предпочла бы быть плохой девочкой — и дальше позволять грешному лорду Бессетту раздевать ее донага и творить с ней самые грешные из всех грешных деяний. Потому что за один час, проведенный в его объятиях, представление о себе, как о хорошей девочке, утратило свое очарование.
Но она знала, что некоторые вещи никогда не изменятся. Потому что они предопределены. Рафаэль не был ее судьбой. Джефф — этот элегантный и типичный англичанин — тоже. Но когда-нибудь, рано или поздно, ее тосканский принц появится. И Анаис предназначено быть… ну, если не всегда хорошей девочкой, то по крайней мере честной.
Она вздохнула, слегка поворочалась в объятиях Джеффа и с ужасом почувствовала, что может расплакаться.
— Я читала карты для нее сегодня, — прошептала она в мягкие волосы, покрывавшие его грудь.
Она скорее почувствовала, чем увидела, что он смотрит на нее.
— Кому ты их читала? — пробормотал он. — Шарлотте?
— Да.
Голос Джеффа звучал так, словно он окончательно проснулся.
— Так ты все-таки умеешь читать?
Она пожала плечами.
— Все умеют, не так ли? — сказала она. — Для этого не требуется Дар.
Он расхохотался.
— Не верю этому. Ни секунды.
Анаис вздохнула.
— Вероятно, ты прав, — пробормотала она. — На самом деле я не собиралась делать это сегодня. Это была шутка. Глупая шутка. Я просто хотела сказать ей то, что она, как мне кажется, должна была услышать. Но карты, Джефф, они…
Она остановилась и покачала головой.
— Что? — мягко нажал он на нее.
Она подняла голову от его груди и посмотрела на него.
— Карты выдавали правду. И я знала это. Они жили своей собственной жизнью, Джефф. Да, я читала их. У меня не было выбора.
— Ты имеешь в виду, что читала их отсюда? — прошептал он, положив руку ей на сердце.
Она медленно кивнула.
— И я знала их значение — не только из-за того, что много лет наблюдала за прабабушкой, но… я знала благодаря чему-то иному. И я рассказала ей. И… напугала ее. Боже мой, я сама испугалась!
— Анаис, — сказал он, коснувшись губами ее головы, — бедная девочка.
— Бедная Шарлотта! — поправила его Анаис. — Сначала я просто чувствовала себя лгуньей — словно я использую ее. Лгу ей. Но потом я пришла в ярость. Из-за себя. Таро очень опасны, с ними нельзя шутить. И я знала это.
— Таро опасны для того, кто обладает Даром читать их, — мягко сказал Джефф. — Любимая, для того, у кого его нет, это всего лишь колода карт.
Анаис прижалась щекой к его груди.
— Джефф, полагаю, я просто обманывала себя, — прошептала она. — Но я не хочу никакого Дара.
— Я знаю, — ответил он. — Я очень хорошо это знаю.
И прежде чем она заговорила, Джефф крепко обнял ее, а затем отстранился. Перекатившись на спину, он поднял Анаис над собой, ее колени упирались в его ребра, и они посмотрели другу друг в глаза.
Он осторожно взял рубашку и укрыл Анаис, а затем поднял руку, чтобы заправить выбившуюся прядь за ее ухо.
— Так вот из-за чего все это, — пробормотал он, пристально изучая ее лицо. — Эта ярость. Из-за этого ты искромсала несчастный боксерский мешок месье Мишеля.
Она неловко пожала плечами.
— Джефф, я просто хочу, чтобы это поскорее закончилось, — прошептала она. — Я не могу и дальше продолжать лгать Шарлотте о том, кто я. И я не в силах даже задумываться о том, кто я есть.
— Я тоже хочу, чтобы все наконец закончилось, — спокойно сказал Джефф. — Но осмелюсь предположить, что с тех пор, как умер ее муж, сегодня она узнала от тебя больше правды, чем могла услышать от кого-нибудь. Это не твоя вина.
Анаис подняла глаза вверх на застекленную крышу и увидела, что редкие облака стали теперь фиолетового цвета.
— Я видела это, Джефф, — прошептала она. — Зло, о котором ты говорил. Черноту. Шарлотта в беде — возможно, в большей беде, чем Жизель.
— Что ты имеешь в виду?
Она прикусила губу и покачала головой.
— Если бы я знала, — сказала она. — Но что-то было там… просто за пределами моего понимания. И карты хотели показать это мне. У меня ужасное чувство, что мы что-то упускаем. Знаю только, что нельзя оставлять ее здесь. Мы должны вытащить их обеих отсюда и как можно скорее.
Джефф пристально посмотрел на нее, его рука все еще была на ее талии.
— Хорошо, — тихо сказал он. — Ты права, надо положить этому конец. Но сначала необходимо получить как можно больше информации.
— Какой именно? И как?
Джефф нахмурился.
— Завтра мы будем у них ужинать, — сказал он. — Уверен, Лезанн спрячет девочку так, чтобы она была подальше от нас. Нужно его отвлечь. Мне необходимо подержать в руках что-то, принадлежащее Жизели, возможно, то, что дала ей мать. Что-то, на чем могут остаться следы эмоций их обеих. Возможно, этот предмет вместе с носовым платком Шарлотты сможет помочь нам.
— Я найду тебе что-нибудь, принадлежащее Жизели, обещаю, — произнесла Анаис. — Между прочим, Лезанн уже сделал Шарлотте предложение и сильно давит на нее. Возможно, я смогу дать ей короткую передышку.
— И как ты это сделаешь?
Анаис скользнула взглядом по его красивому лицу.
— Буду весь вечер строить глазки Лезанну, — сказала она. — Возможно, он захочет воспользоваться мной, чтобы заставить Шарлотту ревновать.
— Слишком опасно, — сказал Джефф. — Даже и не думай об этом.
— Но ведь со мной будешь ты, — возразила она. — И…
Внезапно за пределами дома послышался резкий звук, похожий на треск, словно по стене ударили чем-то тяжелым. Глаза Джеффа расширились.
— О Господи! — сказал он. — Вот мы и в реальном мире. Я забыл закрыть дверь.
Анаис улыбнулась.
— Приму это за комплимент, — промурлыкала она.
— О да, — сказал он, оглядывая ее жарким взглядом. Его теплые руки с длинными пальцами скользнули вверх по ее ребрам, чтобы прикоснуться к ее груди. — Ах, Анаис, есть ли в тебе что-нибудь, что не является таким безупречным?
— Я думаю, ты знаешь ответ, — хмыкнула она, перекидывая через него ногу и усаживаясь рядом с ним на мате.
Он взглянул на нее с упреком, а затем, как большой кот, грациозно вскочил на ноги и прошел через комнату, чтобы запереть дверь.
— Нам лучше одеться, — сказал он. — Я попросил, чтобы на ужин нам прислали что-нибудь холодное.
Анаис ничего не ответила, а лишь наблюдала за тем, как он подходит к высокому мансардному окну и кладет на него локти, словно решив посмотреть на улицу вниз. Она поняла, что, как истинный джентльмен, он предоставил ей возможность спокойно одеться.
Бросив последний взгляд на его великолепное тело, Анаис, поспешно отбросила его рубашку, надела свою, а затем застегнула пуговицы на брюках. Странно, что он вообще не прокомментировал ее метку. Возможно, он ее не видел. Подняв его рубашку, она подошла к окну и протянула ее Джеффу.
Он отвернулся от окна и насмешливо усмехнулся.
— Где ты достала эти брюки? — спросил он.
Анаис мельком взглянула на него и застенчиво улыбнулась.
— Вообще-то они Армана, — объяснила она. — Я взяла их на тот случай, если придется карабкаться по стене.
Джефф, не сказав ни слова, направился к мату, ступая по полу длинными голыми ногами. И внезапно ей захотелось пойти за ним, приподнять этот прекрасный батист его рубашки и прижаться губами к метке на его бедре; к символу, который направлял его судьбу и, возможно, завлек его в жизнь, которую он хотел не больше, чем она.
О Боже! Неужели это было то, что она чувствовала?
Очевидно, Джефф отказался бы от своего Дара в мгновение ока, если бы у него был такой шанс. Но скорее всего он проник в них обоих гораздо глубже. Обиделась ли она, утратив свой шанс жить так называемой нормальной жизнью, когда ей пришлось вступить на этот странный путь? Возмущалась ли она тем, что прабабушка называла ее судьбой? Или она просто устала ждать своего принца?
Да, в ее возрасте она быстро станет обычной. Превратится в одну из светских бабочек, порхающих в саду в поисках мужа среди гостей на званом вечере. Но почему же так тяжело на сердце? Откуда это чувство утраты… чего-то особенного?
Анаис не знала. Да, наверное, и нет смысла думать об этом. Жизнь была такой, какой она была, включала и надежды, и страдания.
Джефф молча оделся, и они вместе спустились вниз по лестнице.
В спальне он привлек ее в свои объятия.
— Я не знаю, как долго мы будем вместе, Анаис, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Недолго, я думаю. Я буду скучать по тебе.
— А я по тебе, — прошептала она.
Он провел пальцем по ее щеке.
— Бог даст, скоро мы будем в Лондоне, — сказал он. — Вернемся в реальный мир, со всеми его ожиданиями и проблемами.
— Да, — просто ответила она.
На его лице отразились какие-то непонятные эмоции, и затем, словно пытаясь скрыть их, он наклонил голову и снова поцеловал ее, в этот раз медленно и чувственно, постигая глубину ее рта своим языком. А потом они отстранились друг от друга, слегка задыхаясь.
— Анаис, я все еще Он-на-Время? — прошептал он ей в ухо своим жарким, волнующим голосом. — И если да, то ты проведешь эту ночь в моей постели?
— Да, — ответила она.
«Да, — подумала она, — и следующую, и последующую за ней тоже, если ты только пригласишь меня… Куда же я денусь?»
Но это была глупая мысль.
В Лондоне у него была своя жизнь, к которой он должен вернуться.
А у судьбы относительно нее были другие планы.