Глава четырнадцатая
Следующим утром Анаис проснулась в объятиях Джеффа. Солнце уже окрасило занавески теплым золотым светом. Осторожно освободившись от его рук, она поднялась и пошла в ванную. Широко расставив руки на столике для умывания, она уставилась на себя в зеркале.
Ее обыкновенное, довольно-таки длинное лицо смотрело на нее из-под взъерошенных и непослушных волос.
«Но я все-таки необычная», — утешила себя Анаис.
Да, она была проста необычным образом — или, как всегда дипломатично выражалась ее мать, она была интересной. Иногда, в правильном платье и при правильном освещении, даже бросающейся в глаза.
Затем она опустила руки и вздохнула. Часы, проведенные в объятиях Джеффа, заставили ее почувствовать себя прекрасной — чувственной и желанной, — и этого было достаточно. Она не из тех женщин, которые обычно долго размышляют о своей внешности, и пришло время вспомнить об этом.
Вымыв лицо и руки холодной водой, Анаис прошла в свою комнату и распахнула дверь в гардеробную. Без теплых рук Джеффа ей стало холодно. Сняв халат с крючка на двери, она заметила платье, которое надевала накануне.
То самое платье, которое она в ярости сорвала с себя и бросила поперек постели.
Этим платьем пришлось заняться бедной Клер — выгладить и даже пришить на место кружева, которые Анаис в ярости вырвала из манжет.
Внезапно Анаис вспомнила про письмо Сазерленда, которое положила в карман. Слегка встревожившись, она начала рыться в складках, пока не нашла прорезь для кармана.
Оно было все еще в нем, именно там, где она его оставила.
Анаис с облегчением вздохнула.
И все же она поступила очень беспечно. Конечно, она доверяла слугам, и Сазерленд написал письмо в очень осторожных выражениях, используя инициалы, а не имена, и во всем остальном делал лишь расплывчатые намеки. Тем не менее, карман платья — едва ли подходящее место для хранения такой вещи.
Медленно идя назад в комнату, она еще раз бегло просмотрела письмо Священника, успокаивая себя его заверениями. Если они смогут доставить Шарлотту и ее ребенка в Англию в сохранности, все будет в порядке.
На пороге она подняла взгляд и увидела, что Джефф все еще спит в той же позе, в какой она его оставила, — он лежал почти плашмя на животе, одна рука вытянута над ямкой, которую она оставила на его постели, а его широкие, округлые, мускулистые плечи освещались теплым светом первых лучей солнца.
Копна его золотистых с бронзовым отливом волос нависла над его глазом, и его лицо было затенено щетиной, бросалось в глаза аристократическое совершенство его орлиного носа с горбинкой, что придавало ему почти пиратский вид. Он откинул постельное белье, так что была открыта его одна совершенная мускулистая ягодица, от которой взгляд неизбежно поднимался выше к его татуировке.
При взгляде на его тело в ее груди что-то предательски ухнуло — ее сердце, испугалась она, — и она направилась к кровати, полная решимости разбудить его. Но в этот момент она вдруг вспомнила про письмо в руке.
Походная конторка Джеффа, в которой находились все относящиеся к делу бумаги, стояла открытой на небольшом столике около окна. Торопливо подойдя к ней, она положила послание Священника под стопку казавшихся на вид обычных личных писем, в кипу бумаг, в которой она узнала досье Дюпона.
Однако, когда она повернулась, ее внимание привлекла стопка книг на другой стороне стола. Бросив украдкой взгляд на постель, она быстро перебрала их. Казалось, Джефф олицетворяет собой человека эпохи Возрождения. Среди его книг были поэзия Кольриджа и Бернса, потрепанная копия «Опасного замка» Вальтера Скотта, технический справочник — что делать с клапанами и паром, а под ним — книга греческих архитектурных чертежей.
Но больше всего ее заинтересовала книга, лежащая на самом верху, — «Искусство войны» известного генерала и философа Суньцзы. Переведенное на французский язык иезуитским священником, древнее руководство военной стратегии — искусство войны — было одним из почитаемых произведений Джованни, и со временем она также полюбила эту книгу.
Улыбнувшись воспоминаниям, Анаис собралась уйти, но затем поступила так, как сделали бы на ее месте многие влюбленные женщины: надеясь, что личные вещи могут открыть какие-то скрытные, личные мотивы, она решила повнимательнее изучить походную конторку.
Это был большой старомодный ящик, сделанный из красного дерева, обитый медью, с одной пустой чернильницей и другой, заполненной до краев. Кожаная рабочая поверхность была закрыта, в основном отсеке справа от его корреспонденции лежал аккуратно сложенный носовой платок Шарлотты, а под ним — желтая лента для волос Жизели.
Анаис осторожно приподняла крышку и увидела медную дощечку с монограммой Джеффа и под ней символ Братства. Не было ни герба, ни геральдики. Очевидно, эта вещь принадлежала ему давно, почти наверняка до того, как он получил титул.
Она уже собиралась опустить крышку, но ее внимание привлекло верхнее письмо, написанное аккуратным — и, без сомнения, женским — почерком. Склонив голову, Анаис увидела, что оно было от его матери.
Леди Мэдлин Маклахлан была известной красавицей, которая удивила общество тем, что отказалась от титула графини Бессетт, выйдя повторно замуж за простого человека, хотя, по обычаю, если не по закону, некоторые вдовы так не поступали, предпочитая цепляться за высокий титул своего мертвого мужа. Анаис попыталась представить леди и задумалась о том, похожи ли они с сыном.
Не в силах справиться с любопытством, Анаис внимательно прочитала письмо леди. Первый абзац был вполне безобидным — в нем были самые теплые пожелания Джеффу хорошего здоровья и вопросы относительно погоды. Однако второй абзац уже привлек ее внимание.
«Как ты просил, я снова пригласила леди А. на чай. О, Джефф, чем больше я за ней наблюдаю, тем больше убеждаюсь в том, что ты сделал очень мудрый выбор. Я лишь надеюсь, что ты сделал его по любви, а не только по обязанности, поскольку у тебя есть такая привычка…»
Анаис выронила письмо, словно оно было охвачено пламенем.
На мгновение ей показалось, что она не может дышать; это было как если бы из комнаты выкачали воздух.
Она повернулась и посмотрела на Джеффа, который все еще спал. Затем, сумев приказать своим трясущимся ногам двигаться, она, не видя ничего вокруг, отправилась в ванную. Закрыв за собой дверь, Анаис села на край ванны и, чтобы не закричать от ужаса, охватившего ее изнутри, прикрыла рот ладонью.
«Я надеюсь, что ты сделал его по любви».
Слова издевались над ней. Она снова и снова повторяла их, стараясь приписать им какое-нибудь спасительное, невинное объяснение.
Его не было. Он не был женат. Он просто сделал «мудрый выбор».
Но какое это имело значение? Она уже влюбилась в него, хотя пыталась отрицать это всеми силами. А результат будет таким же. Разбитое сердце. Жизнь, полная разочарования, если не все охватывающего стыда. И это она сделала своими руками — ни к чему утешать себя тем, что была наивной и ее обольстил очень опытный и циничный мужчина.
Нет, она сама подошла к нему и попросила об этом.
Анаис не знала, как долго она там сидела, одной рукой зажав рот, а другую положив на трясущиеся колени. Но в конце концов оцепенение прошло, и на нее нахлынуло полное осознание происходящего, болезненное как жар бушующего огня после глубокого холода. Оно принесло с собой тяжелое горе, которое заполнило ее грудь и начало довлеть над ней.
С дрожащими руками она встала, закупорила ванну пробкой и повернула кран. Что-то зашумело, забормотало, а затем вяло побежала вода, в которую Анаис шагнула, сняв свое тонкое ночное белье. Ледяная вода сомкнулась вокруг ее ног, и только тут она вспоминала, что нет ни парового котла, ни способа нагреть воду.
Господи, она даже не может приготовить себе ванну.
Это было как если бы она лишилась последней соломинки. Опустившись в холодную воду, Анаис подтянула ноги к груди и уронила лоб на колени, задыхаясь от рыданий.
В этот момент она почувствовала за дверью чье-то присутствие. Заставив себя успокоиться, она подняла голову и прислушалась, но ничего не слышала в течение долгого времени. Тем не менее, она знала, что он был там.
— Анаис? — наконец раздался голос Джеффа, едва слышный за громко звенящей водой.
Она закрыла кран — скорее всего звук струящейся воды разбудил его — и постаралась сделать так, чтобы ее голос не дрожал.
— Да?
— Что ты делаешь?
Этот вопрос показался ей удивительно личным.
— Принимаю ванну. — Словам вторила пустота в холодной кафельной комнате.
Он надолго замолчал.
— А ты ведь знаешь, что в кране нет горячей воды, да?
Анаис закрыла глаза и снова уронила голову на колени.
— Да, спасибо, — сказала она, глядя на мерцающую воду. — Я в порядке.
Прошло еще несколько секунд.
— Тогда все хорошо, — тихо сказал он. — Я соскучился.
Она слышала, как он отошел от двери, и смогла даже представить, как он, обнаженный и длинноногий, подходит к постели, усаживается на край матраса, широко расставив ноги, кладет локти на колени и опускает голову.
Она знала, что именно так он делает, могла это почувствовать. Она чувствовала его, хотя и не так ясно, как других. Иногда это было как сейчас, и, не понимая почему, она видела, что когда Джефф нагнулся, его длинные волосы упали вперед, а потом он задумчиво переплел пальцы.
Тогда какого черта она не почувствовала, что он почти помолвлен с другой женщиной?
Может быть, потому, что он был ватейи? Или потому, что не был помолвлен?
Быть может, он даже не лгал ей. Во всяком случае, не на словах. Он мог все легко объяснить: «Я собираюсь выполнить свой долг перед титулом».
Именно это он и имел в виду, когда сказал, что собирается жениться. И она не была удивлена. От дворян всегда ожидают наследников. На этом зиждется английское аристократическое общество. К тому же разве Джефф не сказал ей, что он не для нее?..
И она знала это. Знала, поскольку давным-давно так предсказали карты Таро, а они никогда не ошибались, их предсказания были всегда безошибочными. Но эта мысль заставила ее снова зарыдать. Все это, вместе взятое, — вера в Таро, безумное увлечение Джеффом, ноющее одиночество, которое изводило ее последние несколько лет, — нахлынуло на нее, и она почувствовала себя несчастной.
И вдруг Анаис осознала, что позволила себя надеяться. О, совсем немного, ибо, пройдя суровую школу, она поняла, насколько необходимо иметь самообладание. А также как важно уметь сдерживать себя и никогда не быть слишком доверчивой.
Но солгал ли ей Джефф?
«Я убеждаюсь в том, что ты сделал очень мудрый выбор».
Итак, он сделал выбор. Сделал выбор и поделился своими надеждами с матерью. Анаис необходимо с этим смириться. Несмотря на тошноту и тот факт, что внутри ее еще все дрожало, она сказала себе, что Джефф скорее не лжец, а авантюрист.
А почему нет? Что она ему предложила? Что сказала?
Что она кого-то ждет. А пока просто ищет кого-то на время.
Она сделала глубокий вдох, запустила пальцы в волосы и постаралась мыслить рационально. Так ли уж сильно это отличалось от того, что она только что узнала?
Ну да. Но только в том случае, если он был помолвлен, а она не потрудилась задать ему этот вопрос перед тем, как наброситься на него в спальне.
Итак, она снова влюбилась, и на сей раз все гораздо сложнее, чем раньше. В этот раз интуиция ее не обманула: Джефф точно не для нее, он чересчур непримиримый и деспотичный, слишком англичанин и весьма откровенный «самец», — короче говоря, он не был Им.
Но как бы то ни было, она все равно влюбилась в него и отдалась ему.
Отдалась мужчине, который в конечном счете все равно предназначен другой женщине.
В ответ он дал ей то, о чем она его попросила, и ни грамма больше. Так что у нее нет повода злиться на Джеффа. Он как бы выполнил условия сделки.
С трудом подавив гнев, Анаис снова повернула кран, схватила губку и начала себя тереть. Она терла себя так, словно ей казалось, что она больше никогда не будет чистой, стирая все-все, чтобы уничтожить следы мерзкой глупости, которой была покрыта.
И когда она это закончила — и растерла себя так, что стала красной, — она швырнула губку через ванную комнату. Она впилась в нее взглядом, пожелав ей и себе отправиться прямиком в ад, а затем снова уронила голову на колени. И в этот раз уже зарыдала по-настоящему.
Анаис рыдала по той частице сердца, которая была навсегда отдана Джеффу, и по тому, что ей уже двадцать два года и с каждым годом все труднее выносить одиночество. По тому, что ее принц не появлялся, а принц, которого она нашла, уже сделал свой мудрый выбор. Она рыдала по всем этим вещам, большим и маленьким, но очень тихо, поскольку уже давно была мастером приглушенных слез. В этой области ей, пожалуй, не было равных.
Джефф вернулся к постели, сел и, положив локти на колени, какое-то время ждал возвращения Анаис. Он чувствовал, что вокруг него витает сильная эмоция, что-то весьма отличное от вожделения.
Возможно, он ошибался. Он не мог понять, с чем связаны эмоции Анаис. Прикрыв глаза и вспомнив прошедшую ночь, он погрузился в то, что осталось от их смешавшихся ароматов. Шепчущие вздохи. Смех. Острое ощущение близости. Он позволил себе пережить каждый момент до тех пор, пока наконец не услышал, что вода в ванне сливается.
Но она так и не вернулась. И когда он не услышал слабый скрежет открываемого замка и не увидел, что дверь распахивается, он понял, что она не собирается выходить.
В его груди что-то оборвалось.
Он предположил…
Это ведь было неблагоразумно, не так ли? Он провел рукой по лицу, задумчиво поскреб подбородок, тронутый однодневной щетиной, а затем опустился на мягкую постель. Теперь, когда он размышлял при ясном свете дня, — теперь, когда его тело было пресыщено, а мысли стали более рациональными, — Джефф был вынужден признать, что между ними ничего не изменилось. Просто он ей понравился, и это ему доставило удовольствие.
Они занимались любовью три раза. Первый раз казался немного неуклюжим и пробным, поскольку они изучали самые интимные желания друг друга, второй — медленным и утонченным. Он положил руки над ее плечами, проникая в нее, дразня и добиваясь ее удовольствия, а затем перекинул ее на себя, заставляя подниматься и опускаться все ниже.
Ликуя, он наблюдал за тем, как Анаис, откинув назад голову, со вздохом насаживает себя на его копье, ее длинные волосы щекочут его бедра, а ее присутствие заполняет тени комнаты, которые всего лишь несколько часов назад казались абсолютно бездушными.
Но в третий раз, в предрассветные часы утра, когда он перевернул ее на спину и молча опустился на нее, Анаис поднялась к нему так, как Луна и звезды поднимаются в ночное небо. Изящно. Красиво. Как будто это было самым естественным, что может быть во Вселенной. Словно теперь они познали друг друга в самом интимном и прекрасном смысле этого слова.
Уткнувшись лицом в скомканное покрывало, Джефф вытянул руку через ее подушку и позволил себе на минуту представить, что она все еще лежит рядом с ним, ее длинные ноги до сих пор переплетаются с его, а ее растрепанные черные локоны по-прежнему, как шелковая пряжа, покрывают постель. Он вдохнул ее запах в себя. Анаис всегда пахла чем-то острым и сладким — каким-то странным сочетанием розовой воды и аниса.
Но сейчас все это было лишь воспоминанием.
И вряд ли станет чем-то большим, если ее исчезновение в ванной служит каким-то знаком. Ночью он был для нее тем, что она называла «любовником-на-время», выражение, которое он сразу же возненавидел. И все же какое-то время ему придется мириться с этими воспоминаниями о ее горячности, ее смехе и о ее запахе.