Было ясно, что она не хотела сказать чего-нибудь, что вменялось бы Рэднору в вину; к тому же, она и впрямь была слишком взволнована, чтобы помнить свои действия. Было допрошено еще несколько человек, однако вопрос о спичечном коробке так и не прояснился. Так что в конце заседания он остался тем, чем являлся вначале: всего лишь весьма досадной косвенной уликой.
Слушание в этот день завершилось, следствие перенесли на завтрашнее утро, на десять часов. О призраке до сих пор не было произнесено ни слова, но я был полон мрачных предчувствий относительно того, что может принести следующий день. Я понимал, что если затронут эту тему, то всем шансам Рэднора избежать суда большого жюри будет раз и навсегда положен конец. А это, в лучшем случае, может означать еще два месяца тюремного заключения. Чем это могло бы обернуться в худшем случае, мне даже думать не хотелось.
Глава XIV
Вердикт присяжных
На завтра утром, едва оглядев зал, я с очевидной ясностью понял, какое направление примет следствие. В дальнем углу, наполовину скрытый широкой спиной Мэттисона, сидел Клэнси, детектив из Вашингтона. Я узнал его, испытав раздражение и разочарование. Стоит нам принять его версию об украденных облигациях, и – прости-прощай последняя надежда Рэднора на завоевание общественной симпатии.
Рэднор должен был занять кафедру первым. Он не заметил детектива, а у меня не было возможности сообщить о его присутствии. Коронер незамедлительно углубился в вопрос об ограблении и призраке, по обеспокоенному же взгляду Рэднора стало слишком очевидно, что на эту тему он говорить не желает.
– Мистер Гейлорд, ваш дом недавно был ограблен?
– Да.
– Опишите, пожалуйста, то, что было похищено.
– Пять облигаций… четырехпроцентных государственного займа… кошелек с деньгами… всего около двадцати долларов… два документа о передаче собственности и страховой полис.
– Вам не удалось выследить вора?
– Нет.
– Несмотря на все усилия?
– Видите ли, разумеется, мы проработали этот вопрос.
– И тем не менее не смогли придумать ни одной версии того, как были похищены облигации?
– Нет, у меня абсолютно никаких версий.
– Полагаю, вы наняли детектива?
– Да.
– Он также не имел ни одной версии?
Формулируя свой ответ, Рэднор явно замешкался.
– У него не было версии, которая бы с успехом отвечала действительности.
– Но у него была версия о местонахождении облигаций, не так ли?
– Да… однако она не имела под собой ни малейшего основания, и я предпочитаю ее не рассматривать.
Коронер сменил тему. – Мистер Гейлорд, в последнее время среди негров, работающих в ваших владениях, ходят слухи о появлении призрака, верно?
– Да.
– Можете ли вы что-либо сообщить по данному предмету?
– Негры суеверны, их легко напугать, так что стоит распустить слух о привидении, как он начинает набирать обороты. Большинство историй существовало только в их воображении.
– Так вам кажется, что у всех этих историй вовсе не было основания?
– Я предпочту не говорить об этом.
– Мистер Гейлорд, не кажется ли вам, что призрак как-то связан с ограблением?
– Нет, не кажется.
– Не думаете ли вы, что призрак как-то связан с убийством вашего отца?
– Нет! – сказал Рэднор.
– На этом все, мистер Гейлорд… Суд вызывает Джеймса Клэнси.
Услышав это имя, Рэднор вдруг поднял голову и сел вполоборота, словно собираясь что-то сказать, однако, немного подумав, занял прежнее положение и, сердито нахмурившись, наблюдал за приближением сыщика. Клэнси не удостоил Рэднора взглядом, он излагал свои показания в энергичной, язвительной манере, нагнетавшей напряженное внимание всего зала. Одним махом он поведал рассказ о своем приезде в «Четыре Пруда» и свои выводы относительно привидения и кражи, обойдя, тем не менее, стороной всяческие упоминания о письме.
– Должен ли я понимать, что вы так и не сообщили своих выводов полковнику Гейлорду? – поинтересовался коронер.
– Нет, он меня нанял, но, учитывая обстоятельства, я счел более милосердным оставить его в неведении.
– С вашей стороны это было великодушно. Полагаю, вы слегка пострадали в смысле вознаграждения?
Вопрос привел детектива в небольшое замешательство.
– Видите ли, так вышло, что не пострадал. Там был некий кузен… мистер Кросби, – он кивнул в мою сторону, – который гостил в доме и взял расходы на себя. Видимо, он решил, что у молодого человека не было намерения совершать кражу и что всем вокруг будет лучше, если я позволю им самим между собой разобраться.
– Протестую! – крикнул я. – Я совершенно четко выразил убеждение в том, что Рэднор Гейлорд ничего не знал про облигации, и я заплатил ему с целью избавиться от него, ибо не хотел, чтобы он тревожил полковника Гейлорда подобной вымышленной историей.
– Показания дает мистер Клэнси, – заметил коронер. – Итак, мистер Клэнси, насколько я понимаю, вы нашли, как вам казалось, виновного и, вместо того, чтобы пойти с этой историей к вашему нанимателю и получить гонорар от него, вы приняли его от человека, которого вы же и обвинили, – или, по меньшей мере, от его друга?
– Я объяснил обстоятельства, это была всего лишь договоренность.
– Полагаю, вам известно, как такая договоренность называется?
– Если вы подразумеваете шантаж… это ложь! Во всяком случае, – присовокупил он, быстро возвращаясь в доброе расположение духа, – это был чрезвычайно щедрый дар. Я мог бы довольно скоро получить свой гонорар у полковника, но не желал мутить воду. Все мы знаем, что тот, кто дает взятку, не безгрешен, – как бы между прочим прибавил он.
– Вы хотите намекнуть, что тут замешан мистер Кросби?
– Боже правый, нет! Он так же невинен, как младенец. Молодой Гейлорд оказался для него слишком хитер: он обманом заставил его, а также полковника, поверить в то, что облигации были украдены, когда его не было дома.
В зале заулыбались, детектива отпустили на свое место. Я вскочил.
– Минуточку! – произнес я. – Я хотел бы задать мистеру Клэнси несколько вопросов.
Молодого человека откровенно против его воли вернули в мое распоряжение.
– Мистер Клэнси, у вас есть доказательство, что облигации не были похищены тогда, когда мистера Гейлорда не было дома?
– Видите ли, мое расследование привело меня к уверенности, что их украл он, а коль так, это должно было произойти до того, как он покинул дом.
– Понятно! И ваше расследование в значительной степени затрагивало письмо, которое вы стащили ночью из кармана пальто мистера Гейлорда, не правда ли?
– Не совсем так… Письмо только произвело на меня впечатление как подкрепляющее доказательство, хотя с тех пор я узнал…
– Мистер Клэнси, – твердо прервал его я, – разве вы не сказали мне тогда, что это письмо является абсолютным доказательством его вины… да или нет?
– Возможно, я так сказал, но…
– Мистер Клэнси, будьте любезны повторить то, что было в этом письме.
– В нем говорилось о каких-то облигациях; не знаю, смогу ли я припомнить точные слова.
– В таком случае я должен просить вас прочесть его, – парировал я, вытаскивая письмо из кипы документов на столе и протягивая ему. – Сожалею, что так много времени уделяю вопросу, не имеющему ничего общего с убийством, – добавил я, обращаясь к коронеру, – но вы сами затронули эту тему, и будет только справедливо услышать всю историю.
Кивком головы он дал разрешение и велел Клэнси читать письмо. Чтение детектива сопровождалось изумленным шушуканьем. Письмо было воспринято всеми как доказательство вины, и никто не понимал, зачем я предпринял столько усилий, чтобы предать его огласке.
– А теперь, мистер Клэнси, – сказал я, – прошу вас, поведайте присяжным разъяснение мистера Гейлорда касательно данного письма.
Клэнси с довольно глуповатым видом изложил суть сказанного Рэднором.
– Вы поверили этой истории, когда впервые ее услышали? – спросил я.
– Нет, – отвечал он, – не поверил, так как…
– Превосходно! Однако позднее вы отправились в контору Джекоби, Хейта и Ко., просмотрели папки, содержащие их корреспонденцию с Рэднором Гейлордом, и всесторонне проверили его утверждение, не так ли?
– Да, так, и тем не менее…
– Это все, что я хотел спросить, мистер Клэнси. По-моему, очевидно, – добавил я, поворачиваясь к присяжным, – по какой причине я хотел заплатить, дабы от него избавиться. Ни одна репутация, ни одна корреспонденция не была в безопасности, пока он находился в доме.
Под общий хохот сыщик ретировался, и я понял, что эмоции вновь перешли на сторону Рэднора. Доказательства, связанные с призраком и ограблением, имели скорее положительный конечный результат, и я был почти уверен, что за них я обязан шерифу.
Рэднора больше не вызывали и на этом завершили дачу показаний в отношении него. Остаток времени был посвящен рассуждениям о Моисее-Кошачьем-Глазе и дальнейшим допросам негров в связи с призраком. Старая Нэнси здорово развлекла публику своим рассказом о дематериализовавшейся жареной курице. С тех пор как я слышал его в последний раз, он претерпел значительные изменения. Она экспрессивно заявила, что «У массы Рэда не было с ним ничего общего. Это было вполне себе привидение, и его одеяния пахли кладбищем».
Показания относительно Моисея не прояснили ничего существенного, на этом слушание подошло к концу. Коронер напутствовал присяжных в нескольких вопросах права и завершил свою речь краткой формулой:
– Вы выслушали показания, которые дали эти свидетели. Остается исполнить свой долг.
Спустя бесконечных полчаса присяжные проследовали гуськом на свои места, и судебный секретарь зачитал приговор:
«Мы полагаем, что вышеуказанный Ричард Гейлорд скончался в Люрэйской пещере, мая 19 дня, от внутримозгового кровоизлияния, вызванного ударом тупого орудия, находившегося в руках неизвестного лица или лиц. Мы рекомендуем, чтобы дело Рэднора Фэншо Гейлорда было заслушано на суде большого жюри.»
Приговор, казалось, ошеломил Рэда; впрочем, под угрозой улик и его упрямого отказа давать объяснения, не понимаю, как он мог ждать другого результата. А, по-моему, все вышло лучше, чем я опасался.
Глава XV
Ложные улики
Теперь явно началась борьба. Окружной прокурор собирал сведения со стороны обвинения при поддержке, я не сомневался, слишком рьяного шерифа. Мне оставалось составить определенный план действий и организовать защиту.
Возвращаясь после следствия ранним вечером обратно в «Четыре Пруда», я продолжал размышлять о свидетельских показаниях, смутно пытаясь нащупать ключ к разгадке. С неизменной настойчивостью мои мысли возвращались к одному вопросу: «Что сталось с Моисеем-Кошачьим-Глазом?» Сейчас было очевидно, что от ответа на этот вопрос зависит окончательное разъяснение этой тайны. Я по-прежнему был уверен, что он виновен и находится в бегах. Однако со дня убийства минуло пять дней, а о нем не было ни слуху, ни духу. Казалось невероятным, чтобы человек, как бы хорошо он ни ориентировался на местности, мог так успешно скрываться, когда его выслеживают все жители округа.
Если допустить, что он не виновен, а гипотеза шерифа о том, что его убили, а тело спрятали, верна, тогда у кого, кроме Рэднора, мог иметься мотив для совершения преступления? В прошлом не было ничего такого, что представляло бы хотя бы намек на разгадку. У старика, похоже, не было врагов, кроме его сыновей. Сыновей? Внезапно меня обожгла мысль о Джеффе. Если кто-то и затаил злобу на полковника, то это его старший сын. А Джефф более чем кто-либо другой обладал характером Гейлордов, который не так легко прощал оскорбление. Мог ли он тайно вернуться в эти места и, проследовав за своим отцом в пещеру, поссориться с ним? Видит бог, у него было достаточно оснований! Возможно, он в гневе ударил старика, не понимая, что делает, и, охваченный ужасом при виде того, что сотворил, бросил его и сбежал.
Мне так же не хотелось верить в его вину, как и в вину Рэднора, но мысль, раз пришедшая на ум, уже не хотела меня покидать. Я знал, что за девять лет со времени своего исчезновения он очень низко пал, однако я всегда представлял его таким, каким привык его помнить. Он был героем моего детства, и мне претила мысль о том, что я должен нарочно доказывать его вину в убийстве отца.
Пришпорив лошадь, я перевел ее на галоп, изо всех сил пытаясь убежать от своего подозрения, но чем больше я отказывался от него, как от чего-то невозможного, тем больше был уверен, что наконец-то я наткнулся на ключ к разгадке. Автоматически я начал подгонять доказательства к этой новой версии, и с какой бы неохотой я ни смотрел на нее, все условия с самого начала превосходно с ней согласовывались.
Джефф тайно вернулся в эти места, поселился в старых негритянских хижинах и сообщил о своем пребывании только Моисею. Моисей украл для него курицу и другие пропавшие вещи. Они «воскресили» призрака, чтобы удерживать напуганных негров подальше от лавровой тропинки, а в тот вечер, когда была вечеринка, Рэд, разыгравший представление, случайно обнаружил своего брата. Джефф потребовал денег, и Рэд обещал достать их с тем, чтобы отослать его, прежде чем узнает отец. Вот почему он занял у меня сто долларов и написал своим биржевым маклерам о продаже облигаций. Это Джефф сидел рядом с Рэднором, когда они в ту ночь ехали через лужайку. Однако Джефф в тайне от Рэда вернулся и ограбил сейф, и Рэд, у которого возникло подобное подозрение, отказался проводить расследование.
В течение одиннадцати дней между ограблением и убийством Джефф продолжал скрываться поблизости, вероятно, в окрестностях Люрэя, ясное дело, покинув хижины, поскольку не желал встречаться с братом.
Но в день, когда был пикник, они встретились и поссорились. Рэд обвинил его в ограблении и они разошлись страшно разгневанные. Это объясняет действия Рэда в гостинице, его бледное лицо позже, когда я нашел его в летнем домике. Что же касается Джеффа, то, все еще дрожа от обвинения мальчишки, он пошел обратно в пещеру и столкнулся с отцом в тот момент, когда тот направлялся из маленькой галереи с разбитой колонной, неся пальто Полли Мэзерс. Я не хотел думать о том, что там произошло, – оба обладали взрывным темпераментом. В прошлом и тот, и другой причиняли зло. Возможно, удар Джеффа оказался сильнее, чем он рассчитывал.
Вечером, когда мы с Мэттисоном принесли известие об убийстве, Рэд, должно быть, тотчас понял, кто настоящий преступник. Вот почему он молчал, вот отчего так горячо настаивал на невиновности Моисея. Наконец-то я прозрел, но не лучше ли было остаться в неведении?
Что мне делать, спросил я себя. Должен ли я разыскать Джефферсона и предъявить ему обвинение в этом преступлении? Никто не знал, какова была причина его недовольства. Может, пусть все будет как будет? Против Рэднора нет ничего, кроме косвенных улик. Явно ни один суд присяжных не приговорит его на основании этого. Я мог бы собрать достаточно фактов против Моисея, дабы обеспечить его оправдательный приговор. Он выйдет из тюрьмы, запятнав свое имя, до конца жизни к нему будут относиться с подозрением, но, похоже, в любом случае выхода, благодаря которому семья не была бы втянута в нескончаемые неприятности и унижения, не существует. И потом, если он сам решил хранить молчание, то имею ли я право говорить? Затем я взял себя в руки. Да, я не только имею право говорить, – это мой долг. Нельзя допустить, чтобы Рэд пожертвовал собой. Чего бы это ни стоило, правда должна открыться.
Прежде всего, я решил выяснить, где находился Джефф в день гибели отца. Выследить человека, неоднократно попадавшего под наблюдение полиции, не должно быть сложно. Определившись с необходимым направлением, я не теряя ни минуты приступил к его осуществлению. Едва дождавшись ужина и наскоро перекусив, я сел на коня и поскакал обратно в деревню. Оттуда я направил начальнику полиции в Сиэтл телеграмму из пятидесяти слов, запрашивающую любые сведения о местонахождении Джефферсона Гейлорда в день девятнадцатого мая.