Вечер подходил к концу и музыканты, оркестр чернокожих скрипачей, собранных с различных плантаций, отдыхали после виргинского рила, который напоминал скорее шумную возню, нежели танец, как вдруг кто-то – по-моему, это была сама Полли – предложил всей компании переместиться на лавровую тропу, чтобы посмотреть, не видно ли привидения. Рассказ о судорогах старой тети Сьюки и о похищенной жареной курице облетел все население округи, и во время вечеринки по этому поводу прозвучало немало веселых намеков. Пустившись вверх по лестнице на поиски своей шляпы, я встретил на площадке Рэда, который застегивал на пуговицу с внутренней стороны пальто нечто белое, что, на мой взгляд, подозрительно походило на простыню. Он засмеялся и, приложив палец к губам, отправился вниз к остальным.
Ярко светила луна и было светло, как днем. Довольно тесным составом мы двинулись по открытой лужайке. Несмотря на то, что девушки весь вечер смеялись над подвигами призрака, они осмотрительно держались в середине. Рэд находился в передних рядах, возглавляя охоту, однако я заметил, что, как только мы вошли в кустарник, он исчез в полумраке, и что до меня, то я был четко уверен, что наши поиски увенчаются наградой. Все вместе мы замерли у ближайшей окраины ряда хижин и стали ждать, не покажется ли призрак. Он был отзывчив. Спустя четыре или пять минут вдалеке, в дальнем конце лавровой тропы, возникло едва уловимое белое трепетание. После чего, поскольку мы не сводили с него жадных глаз, мы увидели высокую белую фигуру, которая раскачивалась в пятне лунного света и подзывала нас манящим жестом, а ветерок донес слабый шепот: «Приди! Приди!». Ни один из нас не отличался чрезмерной смелостью, – наша вера была не настолько сильна, чтобы мы рискнули не нарушить иллюзию. С визгом и хохотом мы повернулись и в беспорядке бросились к дому. Ворвавшись в дом, где находились взрослые участники вечеринки, мы объявили тяжело дыша: «Мы видели привидение!»
Пока накрывали на стол, Полли околачивалась на террасе и ждала, как мне кажется, появления Рэднора. Я присоединился к ней, явно жаждая, чтобы молодой человек задержался. Полли, чье белое платье мерцало в лунном свете, чьи глаза искрились от смеха, а щеки пылали от возбуждения, была самым очаровательным маленьким созданием, с которым мне доводилось встречаться. Ее переполняло столько молодости и беспечности, что мне показалось, будто я, напротив, уже ковыляю по краю могилы. Тем летом мне исполнилось тридцать, но если я и доживу до ста, то все равно больше не почувствую себя таким старым.
– Ну, Соломон, – заметил я, угощаясь пирожными, которыми он нас обносил, – сегодня мы водились с привидениями.
– Я думаю, это ваше привидение отзывается на имя «масса Рэднор», – промолвил Соломон, качнув мудрой головой. – Но опять-таки, над призраками шутить не безопасно. Они отомстят, когда и не ждешь!
После получасового перерыва музыка возобновилась, но Рэднор не появлялся. В глазах Полли, бросившей не один взгляд в сторону лавров, появился угрожающий блеск. В этот момент в дверях возник молодой Мэттисон и попросил ее войти в дом, потанцевать, но она сказалась усталой и мы втроем смеялись и болтали еще десять минут, пока на дорожке, усыпанной гравием, не послышался звук шагов, и из-за угла дома вышел Рэднор. Когда яркий свет луны упал на его лицо, я пораженно на него уставился. Он был бледен как полотно, под его глазами пролегли напряженные тревожные морщины.
– В чем дело, Рэднор? – воскликнула Полли. – Ты выглядишь так, словно нашел привидение!
Сделав усилие, он взял себя в руки и засмеялся, хотя мне показалось, что его смех прозвучал неискренне.
– Кажется, это мой танец, не так ли, Полли? – спросил он, присоединяясь к нам и довольно наигранно изображая беззаботность.
– Твой танец был полчаса назад, – отвечала Полли. – Этот принадлежит мистеру Мэттисону.
Она ушла в дом в сопровождении молодого человека, а Рэд, следуя за ними по пятам, направился к чаше для смешивания пунша, где, как я видел, выпил залпом три-четыре бокала, почти не делая между ними перерыва. Определенно озадаченный, я наблюдал за ним остаток вечера. Похоже, его что-то тревожило, и веселость его явно была натянутой.
Вечеринка закончилась ближе к утру, и после незначительного, бессвязного разговора полковник, Рэд и я поднялись в свои комнаты. Не знаю, что на меня повлияло: эмоции, вызванные вечеринкой, или выпитый кофе, но спать не хотелось. Я лег в постель и битый час пролежал не смыкая глаз, уставясь на пятно лунного света на потолке. Моя давняя проблема – бессонница – вновь завладела мной. В конце концов, я встал и в полнейшем отчаянии принялся мерить шагами пол, потом остановился и выглянул из окна на безмятежный пейзаж, залитый лунным светом.
Вдруг я услышал, в точности как в ночь моего приезда, мягкий скрип французского окна в библиотеке, которое прямо подо мной отворилось на террасу. Мгновенно насторожившись, я наклонился вперед, решив по возможности выяснить причину ночных похождений Моисея. К моему удивлению, это был Рэднор, который выступил из тени дома, неся в руках большой черный сверток. Я вцепился в оконную раму и в немом изумлении пристально наблюдал, как он пересекает полосу освещенной луной лужайки и ныряет под сень лавровых зарослей.
Глава V
Моисей-Кошачий-Глаз производит сенсацию
Почти всю последующую неделю на плантации происходили довольно странные вещи. Я прекрасно знал, что существует подводное течение, о котором мне знать не полагалось, и вежливо делал вид, что ничего не замечаю; но скажу, что я смотрел в оба и держал ушки на макушке ровно настолько, чтобы не казалось, будто я шпионю. Эпизод с цыпленком и судороги тети Сьюки были только началом связанных с призраком волнений: практически ни дня не проходило без новых посещений потусторонней силы. В нашем с полковником присутствии Рэднор не принимал их всерьез. Что же касается негров, то я знаю, что он скорее поощрял, чем развеивал их страхи, покуда ни на нашей, ни на одной из соседних плантаций не осталось людей, которые рискнули бы ступить на лавровую тропу, будь то ночью или днем, ну разве что, за исключением одного человека. Моисей-Кошачий-Глаз воспринимал эти истории без неуместных эмоций, что навело меня на определенные мысли, поскольку я знал, что когда за происшествие ручаются, Моисей так же суеверен, как и остальные.
По крайней мере однажды я видел, как Рэднор совещался с Моисеем, и хотя предмет обсуждения остался мне не известен, в своих подозрениях я был весьма близок к разгадке. Я наткнулся на них в конюшне; они беседовали вполголоса, – само собой, Рэд объяснял, а Моисей слушал с напряженным вниманием, которое неизменно возникало на его лице при малейшем умственном усилии. При моем появлении Рэднор повысил голос, прибавив парочку указаний насчет чистки его ружей. Было очевидно, что они сменили тему.
Все пропажи в усадьбе – а, похоже, их было огромное количество – приписывались призраку. Я не сомневаюсь – слуги превратили призрака в удобного козла отпущения, который бы отвечал за их изъяны, но все же было несколько наводящих на мысль ограблений: попоны из конюшни, белье с веревки и съестные припасы в объеме, превышающем жареную курицу из кладовой Нэнси. Верхом же абсурда явилось исчезновение довольно дрянного французского романа, оставленного мною в летнем домике. Я спросил об этом у Соломона, подумав, что кто-то из слуг принес его в дом. Соломон, вращая глазами, предположил, что ее сцапал призрак. За ужином я со смехом поведал об этом происшествии, а на следующий день Рэд вручил мне книгу. Моисей нашел ее, сказал он, и захватил с собой в свою комнату.
Все эти мелкие инциденты происходили в течение дней десяти после вечеринки, и хотя меня не покидало чувство неловкости оттого, что в воздухе есть нечто, чего я не понимаю, я не позволял себе неоправданного беспокойства. Рэднор, похоже, был в курсе того, что происходило, и он был достаточно взрослым, чтобы позаботиться о собственных проблемах. Мне известно, что он не раз ходил на лавровую тропинку, как только дом, по его расчетам, погружался в сон; но я держал эти сведения в тайне, не сделав полковнику ни единого намека.
За эти несколько первых недель я имел возможность всесторонне изучить личность Моисея. Рэднор почти все время был занят, – весна на большой речной плантации – горячая пора, – и поскольку я провозгласил себя любителем пострелять, полковник препоручил меня заботам Моисея-Кошачьего-Глаза. Будь у меня возможность выбирать, я бы избрал другого гида. Но Моисей был лучшим охотником в округе, и поскольку полковника его выходки нисколько не смущали, то ему и в голову не приходило, что я могу не испытывать такого же доверия. Со временем я привык к парню, но признаю, что поначалу я принимал его услуги с неподдельной тревогой. Когда я наблюдал, как он идет впереди меня, припадает к земле за кустами, перепрыгивает с кочки на кочку, безмолвный и настороженный, мелко подрагивает, словно зверь в поисках добычи, мое внимание сосредотачивалось скорее на нем, чем на возможной жертве.
Я никогда не забуду, как однажды днем наткнулся на него в лесу, отправившись в одиночку пострелять бекасов. Не знаю, шел ли он за мной следом или мы случайно выбрали те же окрестности, но как бы там ни было, выйдя из подлеска на окраину болотистой низменности, я чуть не наступил на него. Опустив лицо, он напряженно всматривался в черную илистую почву, его рука покоилась в расщелине у подножия дерева.
– Ба, Моисей! – удивленно воскликнул я, – какого черта ты здесь делаешь?
Он ответил, не поднимая головы.
– Охочусь за змеей, сэр. Я видел, как в эту самую дыру заползла большая, толстая ленточная змея[6], и теперь она прячется, думает, что сможет меня надуть. Но у нее это не выйдет, сэр. Я схватил ее за хвост и сейчас вытащу.
Говоря так, он извлек крупную черно-желтую змею, которая извивалась и шипела, и стал бить ее камнем по голове. Я закрыл глаза во время этой процедуры, а когда открыл вновь, то, к своему ужасу, увидел, что он засовывает ее тушку за пазуху своей рубахи.
– Боже правый, Моисей! – вскричал я пораженный ужасом. – Что ты собираешься с нею сделать?
– Сварить в масле, сэр, чтобы изгонять ведьм.
Опросив тем вечером домашних, я узнал, что это было одно из постоянных занятий Моисея. Змеиное масло пользовалось у негров повсеместным спросом, как специальное средство против ведьм, и Моисей был главным поставщиком этого лосьона. В конечном счете, он был самым странным человеческим существом, с которым мне когда-либо приходилось сталкиваться, и мне думается, что будь я психологом, а не юристом, я бы счел его забавным предметом для изучения.
Примерно в это же время до меня дошли новые слухи о Рэдноре. Один из них – который попал в цель – касался его недавнего проигрыша сотни долларов в покер. Наверно, теперь, когда популярен бридж, сто долларов не кажутся крупным проигрышем, но для тех мест сумма была непомерной и представляла собой двухмесячное жалованье Рэднора. Как надсмотрщику на плантации, полковник платил ему шестьсот долларов в год, довольно небольшие деньги, учитывая выполняемую им работу. Рэду ничего не принадлежало: если не считать жалованья, он полностью зависел от отца, и меня поразило, что молодой человек, который собирается жениться, мог так сглупить, чтобы за одну партию в покер спустить двухмесячный заработок. Я убежденно подумал, что, возможно, Полли все-таки не зря оттягивает свое решение.
Однако до меня дошел и другой слух, посерьезнее, чем игра в покер. Это был всего лишь слух, и когда проследили источник его происхождения, выяснилось, что в нем так же мало реального, как в чьем-то рискованном предположении. Однако то же самое подозрение без малейшей причины посетило и меня. А именно, что привидением является самая что ни на есть настоящая женщина. У Рэднора явно были какие-то неприятности: он был в дурном настроении, раздражителен, суров с рабочими на ферме до такой степени, что некоторые уволились, и непривычно неразговорчив с полковником и со мною. В довершение всего, Полли Мэзерс относилась к нему с подчеркнутым безразличием и открыто расточала улыбки Мэттисону; в чем там было дело, я мог только догадываться, но боюсь, что она тоже слышала слухи.
Истории о призраке были пересказаны и преувеличены так, что в них уже не было ничего похожего на правду. Теперь прибежищем привидений была не только лавровая тропинка, но и родниковая впадина, и вскоре она стала местом, где еще страшнее, чем в заброшенных хижинах. Родниковой впадиной называлось естественное углубление в холме, приблизительно в полумиле позади дома. Именно из этого углубления вытекал подземный родник, который питал пруды и обеспечивал усадьбе столь ценный полив. Вся эта часть Виргинии испещрена известковыми пещерами, и плантация моего дяди была единственной, которая, несомненно, могла похвастаться отличием в виде собственной родниковой впадины. Вход в пещеру был практически скрыт за грудой шершавых валунов, с которых каплями стекала вода, и не манил внутрь. Я вспомнил, как мальчишкой загнал в эту пещеру зайца, и хотя последовать за ним было бы проще простого, я предпочел остаться снаружи, под лучами солнца. Итак, в родниковой впадине обитали призраки. Это не показалось мне странным. Скорее, я удивился, что этого не случилось с самого начала, – для привидений это было пригодное местечко. Но что меня действительно удивило, так это то, что новость принес никто иной как Моисей.
Однажды вечером после ужина мы сидели на открытой галерее, – было почти темно и светящиеся огоньки наших сигар были единственными видимыми точками на всем пейзаже, – как вдруг Моисей бегом пересек лужайку характерными петляющими скачками и прямо-таки повалился Рэднору в ноги, лязгая зубами от страха.
– Я видел привидение, масса Рэд, – страшное привидение с ног до головы в черном, оно вылазило из родниковой впадины.
– Болван! – воскликнул Рэднор. – Встань и веди себя как следует.
– Это был дьявол, – продолжал нести Моисей. – Его лицо было черное, а глаза горели огнем.
– Ты выпил, Моисей, – строго промолвил Рэднор. – Ступай к себе, и чтобы я тебя больше не видел, пока не протрезвеешь, – и он оттолкнул парня с дороги, прежде чем тот успел еще что-то сказать.
Сам я был вполне уверен, что Моисей не пил, – во всяком случае, пьянство не значилось в числе его специфических недостатков. Он выглядел безгранично напуганным, в противном случае, он был поистине виртуозным артистом. Если учесть то, что я уже знал, это новое проявление немало меня озадачило. Полковник рвал и метал, меряя шагами террасу, и что-то бормотал насчет того, что эти «черномазые недоумки все одинаковы». Он много хвастался по поводу невосприимчивости Моисея к привидениям и, мне кажется, что провал фаворита привел его в сильное уныние. Я сохранял спокойствие, а через несколько минут вернулся Рэднор.
– Рэд, – сказал полковник, – это заходит слишком далеко. Усадьба кишит привидениями, вскоре они наводнят дом, и у нас на плантации не останется слуг. Ты не можешь что-нибудь сделать, чтобы остановить это?
Рэднор пожал плечами и ответил, что устроить засаду на привидение в усадьбе, где живут двадцать негров, – дело довольно сложное, но он посмотрит, что можно будет предпринять. Через какое-то время он снова ушел.
В тот же вечер, около десяти часов, я читал перед сном, когда в дверь постучали и вошел Рэднор. Он был необычайно возбужден и не в своей тарелке. В шутливой манере завел речь о призраке, обсудил соседские новости и, наконец, довольно резко спросил:
– Арнольд, ты не одолжишь мне немного денег?
– Конечно, – сказал я, – думаю, да. Сколько тебе потребуется?
– Сто долларов, если у тебя найдется. Дело в том, что у меня туго с деньгами, а мне необходимо оплатить счет. У меня имеются небольшие вложения, но сейчас я не могу к ним притронуться. Я верну их тебе примерно через неделю, как только у меня будут наличные. Я бы не просил тебя, но мой отец чертовски не расположен платить мне жалованье раньше срока.
Я выписал чек и вручил ему.
– Рэд, – сказал я, – ты можешь занимать у меня денег сколько угодно, я рад помочь тебе, однако, прости, что я говорю об этом, по-моему, тебе стоит приостановить эти игры в покер. Ты не зарабатываешь столько, чтобы, если ты думаешь жениться, позволять себе бросать деньги на ветер… Я говорю это для твоего лишь блага, – меня это не касается, – добавил я, заметив, как вспыхнуло его лицо.