`Ничего, душевно беседуем', - мысленно усмехнулся Кирилл.
— Не скалься, — проскрипела неожиданно Ханга. — Мерекаешь дурни одни вокруг?
— Нет, — серьезно посмотрел ей в глаза. — И в мыслях не было.
Старушка вздохнула:
— Ох, паря и тебе она люба. Знать беда твоя впереди.
`Что к чему'? — затылок погладил озадаченно.
— Гром-то что?
Мужчина отвернулся: глупый вопрос. Что — что? Как чувствует себя? А как себя почувствует человек, у которого сердце и душу вынули да на погребальный костер возложили?
Что делать думает? Так на лице написано — за Анжиной следом. Не сам, конечно, а через лютичей. Устроит вендетту, всех положит и сам с чистой совестью ляжет, завещав друзьям Паула найти, да детей воспитать.
— Нет. Морана его не возьмет, — бросила ведунья. Мужчина нахмурился:
— Вы мысли читать умеете?
— Не у всех, у тех, кто сердцем чист. У нее зрила. У тебя тож. Все думки без закомуры — длань дитячья.
— Я вижу вам многое известно, скажите, Анжина… Халена… — жива? — хотел спросить: лежит-то ведь, как живая. Но осекся, понимая — странный вопрос.
— Ты себя слухай молодец, все оно внутрях ужо сговорено. За любую свою бойся да бережь шибко. Твоей будет, коль не замешкаешь. Хоть и ненадолго. Она ж голубка жизнью своей смерть суженного выкупила. Таперича вместе им не бывать. Я дура старая сподобилась, брякнула…
`Значит, Ричард жить будет', - сделал вывод Кирилл.
— Лютовать он будет, себя не чуя, а тебе да ей в ответе быть.
— Как это, бабушка? Анжина, она же… — и слов нет. Как скажешь — мертва? Язык отсохнет.
— Померла? А кто сказал, что померла? Разве ж Боги умирают?
— Она человек.
— Иной человек, превыше Богов встать сподобится, да не каждный удержится. Иным блазнится тепло местечко, а не дается. А иным и не надобно, а для него рожены.
`Ох, и витиевата бабулька', - вздохнул Шерби.
— А ты меня шибче слухай, ежели б не она, что род наш бережила, ежели б не ты пришел, а Стынь — слова б не молвила. Хлебнешь ты аще лиха, ежели полезешь — с Мораной-то шутки плохи. А и выбор небогат: тебе токмо и дадено дело-то поправить.
— Какое дело, как? — нахмурился, ничего не понимая.
— А по чести живи как жил. Светел ты да чист, вота свет к свету-то и притянется, да хмарь наведенную разведет. Морок сымет. А коль черной злобе уступишь, Морана-то через то, душу твою и вынет.
— Простите, бабушка, не понимаю я, о чем вы.
— А не время, вота и не мерекаешь. Погодь чуток, оно и откроется. Завтрева в путь тронетесь, так Халену не берите — не ваша она.
Кирилл вздохнул: поговорили…
— Я про Анжи… Халену спросить хотел: как она погибла?
— Боги забрали.
Ясно. Новость.
— Дома она, в небесном тереме Грома поджидает.
— Угу. Но они не встретятся.
— Отчего ж? Дай срок.
Мужчина потер затылок: голова заболела загадки разгадывать, да клубок из мыслей, что бабулька накрутила, разматывать. Извилина за извилину уже заходит.
— Спасибо, — поднялся. — Пойду.
— Иди. Свидимся аще, — усмехнулась беззубо.
Это вряд ли, — покосился на нее, но промолчал.
Кирилл шел в лагерь, поглядывая по сторонам — тишина, безлюдно, такое чувство, что вымерло городище… ели б не парень за спиной, картину не портил.
— Ну, что ты ходишь за мной? — развернулся к нему.
Молчит, смотрит, а в глазах и испуг и решимость — дикарь-дикарем. Шерби пугнуть его решил, пошел на него, но тот даже шага в сторону не сделал.
— Ты побратимом был, да? — остановился перед ним. — А что ж ты побратим сестру свою бросил?
— Своих упредить должон был, — голос глухой, зябкий.
— А-а, упредил? — разозлился мужчина. — Ты-то жив бугай, а она?!
— А ты меня не позорь, не за что! — расправил плечи, исподлобья в глаза Кирилла уставился. — Она б не хаяла.
— Она? — отвернулся, злость теряя, посмотрел с тоской в сторону холма, где тело Анжины лежало. — Она — нет, — согласился. — Ей всегда было легче самой погибнуть, чем близкого потерять.
И пошел, а парень опять за ним:
— Не забирай ее! Не по чести то!
Кирилл остановился:
— Ты в своем уме? Как не забирать?
— Не отдам! — кулаки сжал, того и гляди, на мужчину кинется, не убоявшись, что Бог. Шерби внимательно посмотрел на него и понял:
— Любил.
— Люблю!
Кирилл задумался: вот как? Не любил, а — люблю. Словно нет смерти и быть не может. А ведь прав, нет ее, потому что любовь есть. Она сохранит Анжину живой в душе и сердце, так и обойдет любимая Морану…
Кирилл положил ладонь на плечо парня, сжал, сопереживая и благодаря за то, что он ему открыл. Не велика истина, а сам не догадался.
— Обещать не могу. С Громом говорить надо. И извини — ни в чем ты не виноват. Тошно мне, вот и кидаюсь.
Парень кивнул, с пониманием глядя на Кирилла, и понял тот — не дикарь Миролюб, это он от горя одичал, в человеке человека не видит.
— На лютичей пойдете, меня возьмите, — попросил парень.
— Я б взял, да вопрос — возьмут ли меня, — поморщился. — Гром смерти ищет и другим ее не уступит.
— Его смерти здесь нет.
— Хорошо, — посмотрел внимательно на него. Подумал и достал из кармана телефон. — Возьми, — протянул. — На память. Анжина видно любила, раз за вас умереть готова была… Ее друзья — мои друзья.
Парень растерянно повертел маленькую плоскую штуку с какими-то знаками и разноцветными кругляшками, не понимая, что это, зачем.
— Нажмешь красную кнопку, — показал Кирилл. — Это связь со мной. Сможем поговорить. Если, что понадобится и вообще… Не стесняйся. Нажмешь кнопку, поговорим.
— Как поговорим? — парень даже побледнел от страха.
— Как сейчас.
Хлопнул по плечу и пошел к своим. И услышал в спину тихое, но твердое:
— Я ее все едино, не отдам.
Эх, парень, — вздохнул Кирилл, сморщившись, зубы до хруста сжал, слезы сдерживая. В небо посмотрел: я бы тоже не отдал, никому не отдал… да кто б меня спрашивал?
Друзья вместе с королем сидели на склоне холма спиной к мертвой королеве. Ричард судя по лицу не понимал где он и кто — смотрел в одну точку голову свесив. Пит травинки жевал с видом голодного аллигатора, а Крис нервно вокруг них расхаживал, землю попинывал, шипел:
— Дикари, что с них возьмешь!
— Они не дикари, — влез Шерби, останавливаясь рядом с Питом. — Они уважали и любили ее не меньше нас, хоть и знали всего ничего. Ты посмотри на городище, Крис, загляни в лицо каждому мирянину — скорбь в их лицах. У всех. Они как по родной скорбят. А разве дикари могут чувствовать боль от потери?
— Много ты понимаешь! Они оставили ее, они…
— У них война шла, Крис. Знаешь, что это такое? Напомнить?
Граф зубами скрипнул и отвернулся. Кирилл же сел рядом с Питом и посмотрел вдаль на небо, лес, крыши изб.
— Она здесь счастлива была, — тихо сказал Пит. — Уверен.
— Да, — согласился Шерби. — Люди здесь хорошие, с честью и совестью. Анжина таких всегда привечала.
— У нее лицо безмятежное… Значит ни о чем не жалела, — еле слышно сказал Ричард.
— Воины гибнут. Она всегда была воином.
— Кто ее просил?! — взвился Крис. — Она могла тихо, мирно жить как любая баба! Лежала бы на печи да нас ждала!
— Если б она совершила подвиг не на поле брани, а в избе, готовя обед и не высовываясь — она была бы не Анжиной, — бросил с презрением к Войстеру Кирилл.
— Она не баба! — грянул Ричард, уставившись на графа так, что тот сник и словно усох. — И не воин, — добавил тише. — Она мать и жена. Я… Я мужчина должен быть воином, биться и умереть вместо нее!
Высказался и смолк, отвернувшись. Кирилл с Питом переглянулись:
— Один на лютичей не пойдешь, — отрезал тот. — У меня тоже к ним счет.
— У всех, — заверил Кирилл.
— Втроем собрались? — спросил Крис. — Герои! Они как узнают от кого вызов, всем составом прибудут, весь свой древний металлолом с собой притащат.
— Замечательно, — пожал плечами Пит.
— Идиот! Тебя положат на раз, два, три!
— А может на четыре?… Плевать.
— Не пойдете, — глухо приказал Ричард.
— Попробуй, останови, — угрожающе насупился Пит. — Или с нами или свяжу и в планер кину!
— Как гонцы с ответом вернуться будем собираться? — спросил Кирилл, уводя разговор в сторону. — Делать здесь больше нечего.
И подумал: больно. Куда бы от этой боли деется, на какой край галактики улететь? И как жить дальше? Чем, и зачем?
Ричард встал и пошел к Анжине. Друзья посмотрели ему в след и отвернулись: горько видеть сильного человека раздавленным, сгорбленным, шагающим тяжело и словно через силу.
Ричард застыл над телом жены, вглядываясь в любимые черты, и не устоял на ногах, рухнул на колени.
— Не верю, — прошептал, уткнувшись лбом в ее плечо. — Почему?… Почему девочка моя, почему милая?…
Над головой заклацало. Он посмотрел в небо и увидел огромную птицу, парящую над ними. Орел?… А крылья Ричарда здесь, под рукой — холодные… мертвые. И не воспарить больше в небо, не глотнуть воздуха полной грудью — тесно, больно. Ладонь мужчины стиснула каменное уже плечо жены, взгляд упал на меч: билась. Его любимая билась с бывалыми воинами. Ее теснили, зажимали… зарубили… А он в это время изображал загулявшего ловеласа выманивая Паула.
— Прости, — провел по волосам. Но даже они были прохладными — мертвыми, и отбирали надежду на ошибку — Анжина не спит, она действительно умерла, и больше не встанет… не встанет, не вздохнет, не улыбнется, не засмеется, не обнимет…
Это не укладывалось в голове, не воспринималось.
Ричард гладил пальцами ее лицо и чувствовал, как проникает ее холод в его душу и она леденеет. Если б можно было поменяться, забрать ее смерть себе, отдать свою жизнь ей. Почему он должен жить? Почему она должна была умереть?
— Прости… прости, — прижался щекой к ее плечу и накрыл своей ладонью ее ладонь. И тихо стало в душе — мертво — мрачно и холодно, и только где-то очень глубоко, за завесой пустоты бродили надежда и отчаянье, любовь и ярость. И память молчала, отдавая дань скорби хозяина, и сердце билось через раз, не желая разгонять кровь по венам — она никому не нужна, в ней яд ошибок, боль потерь и прах надежд.
Крис, видя, что Ричард не шевелится, смотрит в одну точку не моргая, испугался, рванул к нему, желая оторвать от тела, но наткнулся на мертвый взгляд друга и замер.
— Рич… Пойдем, а? Пожалуйста.
Подошли Пит и Кирилл и, стараясь не смотреть на Анжину, силой оторвали от нее короля, подняли. Ричард стряхнул их руки, нехотя пошел вниз:
— Гонец вернулся?
— Нет еще.
— Поторопи, — кинул Крису, с каменным лицом. Тот набрал номер, выслушал доклад и бросил в спину королю:
— Возвращаются. Нужно пообедать и собираться…
Ричард словно наткнулся на стену, остановился, повернулся у другу:
— Что сделать?
— Пообедать, — растерялся тот.
— Пообедать?! — мужчина недобро усмехнулся. — Пообедать!
Лицо исказила гримаса: Анжина мертва, а они будут обедать…Жизнь продолжается? К чертям!! — сжал кулаки.
— Удачи, друг мой. Не подавись, — развернулся и пошел к палатке, скрылся в ней.
— Что я сказал? — пожал плечами Крис. — Путь долгий, нужно подкрепиться.
Пит и Кирилл встали по бокам не спуская изучающе неприязненного взгляда с графа:
— Он действительно не понимает? — озадачился Шерби.
— Угу, — заверил Пит.
— Да чего?! — разозлился Крис.
— Приятного аппетита, — буркнул Пит.
— На здоровье, — кивнул Кирилл. Оба развернулись, выказывая презрение Войстеру, и потопали к палаткам — собираться.
Палатки и технику сложили за два часа. Упаковали и забросили в планер. Осталось загрузить тело королевы, но тут и возникли трудности. Во-первых никто не мог найти в себе силы подойти к святилищу и положить тело в приготовленную для транспортировки гробницу, во-вторых к холму начали подтягиваться мужики. Здоровущие, с мечами за спинами, кулаками с арбуз и красноречивыми взглядами. Они окружали холм, беря в кольцо плотной живой стены свою погибшую богиню-воительницу.
Друзья хмуро наблюдали за их передвижением. Почти сутки они здесь провели, а не подозревали что у мирян столько воинов и настолько сплоченные, решительно настроенные. Тихо безлюдно в городище было, будто вымерло оно, а тут — здравствуйте, вышло воинство из подполья?
Мирослав поглаживал морду коня, из-под насупленных бровей наблюдая за своими людьми, но поперек и слова им не молвил. Ричард оглядел толпу и пошел к ней, друзья двинулись за ним, на всякий случай — гостеприимством-то мирян в миг куда-то делось и лица мужей как у готовых вступить в бой, кинуться с мечом на первого кто к святилищу подойдет.
Но те с места не двинулись, когда Ричард подошел. Миролюб вперед выступил, преградил ему дорогу. Померился с мутным взглядом короля:
— Не отдам, — бросил решительно, хоть и видно — не по себе ему Богу перечить.
Ричард прищурился, решая силой его отодвинуть или просто обойти?
— По чести прошу, отступись!
— Ты кто? — спросил глухо Ричард.
— Побратим Халены, Миролюб. Наша она, Гром, нас сама выбрала, за нас полегла, у нас и останется. Сама так хотела… Ты тело ее заберешь, на небо возвернешься, она тебя живая встретит, а нам токмо память и останется? Не твори неправду, Гром, не по чести то, не сироть мирян. Мы вам верой за то века дары приносили и приносить будем. Оставь Халену Солнцеяровну нам, хоть так оставь, — сжал кулаки.
Что-то было в глазах мальчишки, что-то необъяснимое, но заставляющее слушать его и уважать. Ричард посмотрел на ряды дружников, кольцом обступивших святилище с телом Анжины и подумалось ему, что прав парень: нужно им ее оставить. Правильно это. Она так решила. И самому легче — нет тела в усыпальнице Ланкранцев, значит можно как-то жить, заставить себя верить и уверять, что еще жива, живет на другой планете, дышит, смеется, скачет на лошади и греет рукой рукоять своего меча…
Да и больно до безумия видеть ее мертвой, а не видишь, и вроде нет смерти для Анжины.
— Сохраните?
— Святилище сделаем. Каменюк вона натаскали ужо. Морана канет, сладим, — поспешил заверить короля Миролюб, еще не веря, что своего добился, но уже надеясь.
Ланкранц с минуту рассматривал парня, пристально вглядываясь в голубые глаза — чистые, честные — такие не обманут, не предадут. К тому жеон побратим Анжины.
— Будь по-твоему. Береги посестру. А не позволишь память ее или тело осквернить — вернусь и со всех спрошу. С тебя первого.
— Голову ложу, Гром, покуда хоть один мирянин жив будет, будет жить и память о суженной твоей, о чести рода, что она сберегла себя не жалея.
Ричард сразу поверил, и защемило сердце от единственной теплой мысли: была здесь его любимая счастлива, обогрета, любима, уважаема. А это дорогого стоит.
Обвел взглядом ряды мирян, и понял, иначе они Анжину принять не могли — по чести живут, ни себя, ни других не марая. И как не уважать доблесть тех, кто против Богов встал за одну единственную уже мертвую и даже не соплеменницу? Чем же отблагодарить добрых людей?
Вытащил телефон, протянул парню.
Миролюб смущенно улыбнулся:
— Ужо дарено, — покосился на Кирилла. Тот затылок погладил, отводя взгляд: как взгреет сейчас король…
Нет, часы с опознавателем, маячком и сканером местности с руки отстегнул, молча парню подал и пошел к Мирославу:
— Людей оставлю. Они за пару дней крепкую ограду поставят — мышь не проскользнет. И что еще надо — сделают, только скажи.
— Добре, — поклонился. — Халена про камену ограду сказывала, да я не слушал.
Ричард подал ему телефон:
— Красная кнопка — связь со мной в любое время. К уху приложи — услышишь меня, скажешь, что надо. Сделаем.
И вскочил на коня:
— Сам не провожай и людей за нами не шли. Я вам тело жены оставляю, за то ответ за смерть Анжины с лютичей и росков получаю.