— Выходит, и Коста отказался от меня? Я ничего не понимаю. Что произошло? Что происходит? Почему я… а где я? — нахмурилась, сообразив, что это не ее спальня.
— Это моя спальня. Мои комнаты. Места немного, но… Может, начнем вставать? Я, конечно, делал тебе массаж, но мышцы нужно постоянно держать в тонусе, нужно двигаться, иначе они слабнут.
— Какие мышцы? Какой массаж? — сжала руками виски. — Кирилл ты можешь объяснить, что происходит? Что произошло?
— Ты не помнишь? Ты убила Герхана…
— Я убила Паула! Викерс! Викерс Герхана, но под маской — Паул!
— Этого не может быть. Ты не знаешь, что каждого служащего, каждого находящегося не то что во дворце, на территории дип миссий, проверили.
— Сделайте вскрытие, снимите викерс и вы сами убедитесь!
— Это тоже невозможно. Герхана, как и остальных убитых, кремировали.
— Без вскрытия?
— Зачем? Ты свернула им шеи.
— Я убила предателей, Кирилл! Я убила Паула! Он хотел, чтобы я забрала детей у Вирджила и передала ему. Мои слова можно проверить: возьми записи за те дни, что вы отсутствовали…
И сникла, сообразив, что Паул наверняка или уничтожил их или вообще не вел.
— Где же вы были? Где был Ричард? Он был так нужен здесь…
— Мы летали за Анжиной…
— Но Анжина я! — она не понимала, кто из них неадекватен. Что за абсурд: лететь куда-то за той, что остается за спиной?!
— Ты клон.
Женщина замерла: второй раз она слышит обвинение в том, что она клон. Но разве это может быть правдой? Галокен по ее разумению — бездушная машина созданная на основе живой и искусственной клетки с чипом вместо головного мозга.
— Разве я клон?
— А разве нет?
— Нет, — пожала плечами, растерянно заглядывая ему в глаза: ты ведь не думаешь об этом всерьез?
— Извини, но ты клон. Тебя создал Паул. Видимо… травмы повредили программы памяти.
Анжина потерянно прикрыла глаза ладонями: а с памятью у нее правда — плохо. Часть помнит, часть нет. И все перемешано, дефрагментированно.
— Ты творила такое, что никто не желает тебя знать…
— Когда?
— Да буквально два месяца назад.
В туманах памяти хранилось пару странных фрагментов то ли сна, то ли яви, но ничего отвратного она в них не находила: летящие наперегонки с грозовой тучей кони и два парня, что, вздыбливая лошадей, радовались вместе с Анжиной и кричали в небо: И-й-ееуху-уу!! А еще битва, страшная, кровавая сеча и безысходность и понимание, что их предали и крик ненависти и боли, животный рык ярости. Смерти. Серые тона неба и серые камни и снова дикая скачка… И как эхо — сожаление.
Может она действительно клон? Жила в том мире, что кажется теперь сном, а потом ее переместили сюда, в мир, который уже не сон, а кошмар? А тот Ричард, которого она любила все еще живет и любит и ждет ее, но там, на просторах духмяных полей и пьянящего воздуха свободы?
Этот мир — вывертышь. Искаженно отражение, превращающее настоящее в фальшь, а фальшь в настоящее. Здесь наказывают за любовь и верность, а мертвых предателей ценят больше живых друзей. И то, что зовется честью там, и ценится больше собственной никчемной жизни, здесь презирается. То, что там предательство, здесь норма, то, что там любовь, здесь ненависть. Тот, кто там друг, здесь враг.
Но как же Кирилл?
Глаза Анжины стали желтыми и смотрели на Шерби, словно видели в первый раз.
— Ты что? — забеспокоился он.
— Не знаю, — призналась честно. — Ты всегда был моим другом, и по логике должен сейчас быть врагом, но ты по-прежнему друг…
И вспомнилось — он был врагом, во всяком случае, вел себя как враг, но вдруг, поменялся. Может и Ричард сможет поменяться? Да, ему нужно все объяснить, поговорить и тогда все встанет на свои места.
Женщина откинула одеяло и спустила ноги на пол.
— Ты куда Анжина? — обеспокоено нахмурился мужчина.
— Мне нужно поговорить с Ричардом.
— Плохая идея.
— Почему?
— Потому что он убьет тебя.
— За что?! — не выдержала и сорвалась на крик, встала. — Я его жена!
— Ты клон.
— Кто это определяет?! Как?!
— Успокойся, — усадил, сжал ее ладони в своих. — Не надо нервничать, пожалуйста, ты только пришла в себя, я не хочу, чтоб тебе вновь было плохо.
— Тогда объясни, почему я не могу поговорить со своим мужем и лежу в постели наместника Энты, а не короля Ланкранц Эштер?!
— Ричард приказал…Ты не королева, я не капитан и не наместник. Ты не можешь покидать эти покои по приказу короля. Если это случится тебя… убьют.
Анжина окаменела, и хоть ничего не поняла, осознала, что не нужна Ричарду. Абсолютно. Это не укладывалось в голове, и тревожило больше остального. Тело вдруг ослабло и подвело — женщина пошатнулась и была уложена обратно в постель.
В тот день она больше не сказала ни слова, и на следующий молчала. С трудом и без аппетита пожевала овсянки, побродила по комнате и долго сидела на диване у окна, глядя, как по парку гуляет северный ветер.
Кирилл не знал чем ее развлечь и отвлечь, и чувствовал себя отвратительно. Глядя на худую фигурку в его большой длинной футболке, видя растерянное, несчастное лицо женщины, встречаясь с потерянным, то ли умоляющим, то ли вопрошающим взглядом, у Шерби сжималось сердце от жалости и страха. Страха за девочку, что волею жестокости Паула была вмешана в ужасные, перемоловшие и судьбы и жизни всех попавших под маховик событий, людей. И не было для него больше прошлого, в котором клон куражится и скупает шмотки, тащит любовников в постель и издевается над капитаном, служанками.
А ночью он проснулся от тихого, еле слышного всхлипа и похолодел, сообразив, что Анжина плачет. Клон — плачет!
Он рванул к ней, развернул к себе и, заглядывая в заплаканное лицо, готов был расцеловать припухшие губы, осушить слезы поцелуями.
— Извини, что разбудила, — прошептала она, пытаясь улыбнуться и отвернуться.
— Почему ты плачешь?
Анжина посмотрела в глаза старого, верного друга и тот потерялся. Всего лишь на минуту, но самую прекрасную, самую счастливую за последние месяцы он всерьез поверил, что все еще будет и Анжина… Анжина жива. В желтых глазах женщины был целый мир, в них кралась печаль и гладила ласка, в них была невысказанная, глубокая боль от потерь и всепрощение, в них была милость королевской особы и нежность хрупкой слабой женщины, мужество отважного воина и скорбь брошенной, преданной жены. Одного в них не было — ненависти, даже оттенка ее, будь то злость или обида.
— Ты совсем осунулся, а еще и спать тебе не даю, — улыбнулась грустно Анжина, провела по небритой щеке Шерби, и тот зажмурился, чувствуя, что сейчас расплачется как пацан, прижмется к Анжине, стиснет крепко в объятьях, чтоб никогда и никто больше не смог ее обидеть, причинить хоть толику зла. Отобрать у него.
Иллюзия? Но как желанна и прекрасна!
Мужчина отвернулся, чтоб она не заметила влажного блеска в его глазах, подал сок:
— Попей и спи. Тебе нужно восстанавливать силы.
Анжина кивнула, пряча печальный взгляд:
— Конечно…
И тишина в ночи. Только два сердца бьются в тишине, не вместе и все же вместе, оба брошенные и отвергнутые и все же не одинокие.
`Мы справимся', - подумал Кирилл, глядя на силуэт женской фигурки лежащей на постели.
Утром он отвел ее ванную:
— Сама сможешь помыться? — спросил, видя, что она еще слаба. Анжина вымучила улыбку, присев на край ванны:
— Конечно. А можно… одежду какую-нибудь, а то в твоей футболке…
— Да, вот шкаф, — он отодвинул створку встроенного в стену шкафа, показывая женщине стопку мужских футболок.
— Я о своей одежде.
Кирилл смущенно потер затылок.
— У меня ничего нет? — догадалась она. — Неужели Ричарду жаль для меня даже старых брюк? Моих.
— Извини… Это я не подумал, но как только выберусь в город, обязательно куплю все что нужно. Ты не переживай, у меня есть гало, проживем, — улыбнулся бодро. — Потом устроюсь куда-нибудь. Не пропадем. Ты не будешь ни в чем нуждаться, и все будет хорошо, вот увидишь, — присел перед ней, видя, как ее голова клонится все ниже. — Не расстраивайся, наладится. Главное сейчас, чтобы ты выздоровела.
Анжина смотрела на него и словно видела впервые:
— Господи, тебя-то за что? За то, что помогаешь мне? — ее глаза стали огромными, желтыми. — Как же он мог?
— Ерунда. Не бери в голову.
— Я всегда считала, что зло наказуемо, но оказывается наказуемо и добро.
— Неправда, — пожал ей ладонь, улыбнувшись. — Зло наказывается добром, и ему от этого очень плохо, а добро, как не наказывай оно останется добром, и ему все равно на все зло мира.
Анжина улыбнулась и взъерошила волосы Кирилла.
— Идеалист…Спасибо тебе.
— На здоровье, — поднялся. — Купайся. Я пока завтрак принесу.
Анжина сидела в ванне, смотрела на воду и вдруг, ей показалось, что она не в ванне, а в карьере. Под ней камни, покрытые тиной, над головой парит огромная птица, и кто-то кричит, надрывая горло: Халена!
Она почувствовала слабость и головокружение, легла, прислонившись головой к краю ванны, и посмотрела в зеркальный потолок. И никого не увидела — ни птицы, ни неба, ни крикуна, только странную женщину, слабо напоминающую ей себя. И в тумане зеркала ей привиделся бой, послышался лязг мечей, и боль разлилась по ребрам. Она посмотрела на себя, увидела рубцы. Откуда?
Но вместо ответа поплыли кадры давнего и недавнего прошлого: взятие Бель-Теля, Паул с аккуратной дырочкой во лбу, а потом Танжер, одаривший ее выстрелом в сердце… Ричард…
И замелькали картинки, казалось бы, длинных, безмятежных лет рядом с ним, но как оказались, коротких на деле…
Ричард. Ему она поверила безоговорочно, его любила, боготворила. И не было ему равных в благородстве и бескорыстии.
Синие глаза, мужественный профиль, сильные руки. Галоп коней по песку у кромки моря, тихий счастливый смех влюбленной пары. Его мягкая улыбка и взгляд, что не скрывает любви, сродной с обожанием…
Его нежность, ее смущение и страхи, которые он развеял своей любовью как дым. Его радость, когда родился сын, и тихий гнев, прикрывающий страх за нее, когда она решилась на второго ребенка…
Когда это было и было ли? С ней ли?
— Анжина? — деликатно постучал в дверь Кирилл. — Завтрак стынет.
— Сейчас, — с трудом стряхнула оцепенение от воспоминаний, которые были как будто не из этой жизни, не из ее.
Женщина высушила волосы, надела футболку Кирилла и горько улыбнулась: ну, не смешно ли? В собственном доме, королева не имеет даже своей одежды.
Что же с тобой произошло, Ричард?
Анжина села за стол и хмуро оглядела сервировку: овсяная каша, фрукты, хлеб с маслом, кофе с молоком. Очень интересно.
— Это завтрак? — уточнила.
— Да, — смутился Кирилл, и Анжина заподозрила, что и в питании им отказано. Но этого не может быть, это было бы слишком.
— Тебе хватает? Тебе нужно питаться плотно, ты здоровый мужчина… и овсянка?
— Мне хватает, — угрюмо заметил мужчина, пряча взгляд в тарелке с кашей. Анжина отодвинула свою порцию, чувствуя, как ее одолевает уже не непонимание, а злость. Нет, нужно срочно поговорить с Ричардом и выяснить, с какой радости он превратился в подобие своего брата. Хотя нет, конечно же, это не он, он просто не мог и не смог бы так поступить. Наверняка — Крис. О, этот милый циник и пессимист способен и не на такие действия.
— Почему не кушаешь? Не хочешь? — забеспокоился Кирилл. Она сунула в рот виноградину, задумчиво поглядывая на друга.
— Почему ты это терпишь?
— Что? — спросил сухо и принялся чистить яблоко.
— Отвратительное отношение к себе. Вот это, — ткнула пальцем в сторону тарелки с кашей. — Все что ты заслужил? Это плата за твою верность?
— Это мизерная плата за сохранение себя и своих принципов. А еще за твою жизнь, — разрезал яблоко на дольки и, положив на чистую тарелку, подвинул Анжине. Она принялась жевать плод, задумчиво разглядывая Кирилла.
— Спасибо, но стоит ли она того?
— Смотря с какой стороны смотреть.
— Или кому?
— Или, — кивнул.
— Не жалеешь?
Странный вопрос.
— Нет. А ты бы пожалела?
— Нет, — ответила не задумываясь, чем насторожила мужчину.
— Почему?
— Глупый вопрос. А ты почему не жалеешь?
Кирилл потер затылок:
— Долго объяснять.
— Торопишься? — улыбнулась с горчинкой.
— Оставайся такой как сейчас, — попросил Кирилл любуясь Анжиной. Его Анжиной, той, что он помнил и знал.
— Вряд ли я изменюсь, как и ты. Закостенели уже. Хотя… Ричард тоже не дитя и такие перемены… — и вдруг спросила. — Откуда у тебя шрамы на щеке?
Мужчина удивленно посмотрел на нее:
— Не помнишь? Ты оставила.
— Я? — пришло время изумиться и Анжине. — За что? Когда? Ты ничего не путаешь?
— Нет. Во мнениях разошлись, месяца два назад.
Она пыталась припомнить и поняла, что не сможет, потому что в принципе не смогла бы сделать больно Кириллу:
— Скажи, пожалуйста, у меня что-то с головой или у вас? Я ничего не могу понять, абсолютно.
— Верю. Я тоже давно ничего не понимаю. А с головой действительно может быть плохо. Ричард силы не рассчитывал.
— Ты словно винишь его.
— Я не виню, я обвиняю. Противное зрелище, доложу тебе, когда человек, которого ты уважал, превращается в животное и избивает женщину как… — у него не было слов, он сжал кулак, и разжал. Пододвинул Анжине блюдце с капсулами. — Пей витамины.
Она хмуро посмотрела на них и уставилась на Шерби:
— Я пока не могу найти оправдание поступку Ричарда, но он наверняка есть, поэтому не спеши его винить. Другое дело, что с тобой поступают несправедливо.
— Причем тут я?
— Притом что ты не должен страдать из-за меня. У нас проблемы, у нас с ним, с какой радости они достались и тебе? Ричард за что-то обижен на меня, именно на меня. Я не знаю, за что. Есть масса версий и все пока из разряда бредовых, впрочем, все происходящее иначе и не назавешь. Дурной сон, какой-то!… Я поговорю с королем, все выяснится и встанет на свои места…
— Не вздумай. Говорю же тебе, он не в себе и опять покалечит тебя. Тогда мне придется его… вразумить по-мужски без скидок на статус короля.
— Он думает, что я клон, правильно? Считает, что я убила Герхана, а не Паула, поэтому не в себе. Я скажу ему…
— Ты уже пыталась, что-то сказать…
— Значит, не четко выразилась.
Кирилл сложил руки на столе, отодвинув тарелку с недоеденной кашей, и уставился на женщину: ее речь тревожила его, возбуждая какой-то глубинный страх. Она вела себя как Анжина, но при этом была клоном. Что-то не связывалось. А может, клон задумала очередную хитрость и решила поиграть в благородство и всепрощение, чтобы добиться восстановления прав королевы? Но в ее глазах не было привычного и понятного ему плутовства, томной загадочности и ехидства. Анжина смотрела прямо, не флиртуя, не пряча за поволокой напускной лояльности самые низкие желания. Ее взгляд был чист, а такое не сыграешь.
Кирилл потер затылок: теперь и он готов был задавать вопрос женщины — что происходит?
— Давай остановимся сначала на твоем здоровье. Ты окрепнешь и тогда вернемся к разговору. Я сам постараюсь поговорить с Ричардом. Возможно, он разрешит тебе хотя бы передвигаться по дворцу…
— Я что, под домашним арестом? С чего? Кто мог отдать столь бредовое распоряжение? Не говори, что Ричард — не поверю.
— Это факт, — заверил сухо.
Женщина замерла во все глаза разглядывая капитана. Она не верила, не могдла поверить:
— Я не могу покидать твои покои? Ходить по собственному дому?
— Анжина, ты клон…
— Ты меня в этом убеждаешь или себя? И причем тут клон я или нет? Или клон у вас нечто среднее меж домашним животным и скотиной, которая должна сидеть в загоне, и знать свое место?!
Сколько пыла, сколько негодования и непонимания во взгляде, голосе?
Клон? Негодующий на несправедливость?
Кирилла перекосило на секунду в попытке понять, что та задумала, хитрит ли или он сам на воду дует?