Сергей Мещерский открыл глаза: ощущение было такое, словно что-то изнутри толкнуло его в грудь, заставляя стряхнуть дремотное оцепенение. Но веки были точно песком присыпаны – они существовали точно сами по себе, не желали просыпаться. Никак. Что-то вертелось, кружилось, мельтешило, мерцая радужными огнями… Искорки – теплые, золотистые…
Колыхаясь на лазурных волнах, проплыл мимо, заманивая и прельщая, кораблик-гондола – золотой, украшенный самоцветами и жемчужинами. На борту кораблика суетились маленькие фигурки – золотые, серебряные, рубиновые, изумрудные, янтарные – драгоценные, но живые. Живые… И вдруг все исчезло, пропало – брызнуло в сонные глаза золотой пылью, припорошило ресницы, упало, стукнулось о землю, зазвенело, покатилось, покатилось…
Мещерский вздрогнул, окончательно проснулся, сел на диване. Ну надо же, он не удержался, заснул – тупица, болван, слабак! В такое-то время! Он прислушался – да, он заснул, но что-то ведь его разбудило. Вот сейчас, всего минуту назад. Какой-то звук. Он вскочил на ноги. Снаружи?!
Но нет, кажется, это было не снаружи…
– Он нас не заметит? Волков нас не заметит?
На эти Катины вопросы Никита не отвечал, мотал головой – подожди, не до тебя! Они ехали по темной дороге с потушенными фарами – «Волга» Волкова была впереди.
– Он сворачивает. Тут можно по аллее прямо к дому, а он сворачивает, смотри!
– Никита, я ничего не вижу, тьма кромешная.
– Вон его машина. Останавливается. Стоп, – Никита заглушил мотор. – Значит, делаем так: я за ним, а ты оставайся тут. С рацией умеешь управляться?
– Раньше должен был спросить меня об этом. Умею, – Катя вглядывалась в ночь, как дозорный. – Ой, вон его «Волга», вот теперь я вижу!
– Тихо. А вон и он сам. Вылез. Идет назад к багажнику. Что-то достает оттуда, – Никита рывком скинул куртку, сдвинул пистолетную кобуру вперед. – А что, если там в багажнике та самая дубинка свинцовая, которой он головы проламывал…
– Никита, смотри, он идет не к дому, – шепнула Катя. – Я его вижу хорошо теперь – он идет совсем в другом направлении по аллее… По той самой аллее к пруду!
Никита выскочил из машины. Он старался двигаться как можно тише. Далеко впереди маячила еле различимая во тьме долговязая фигура в блестящем от влаги дождевике. Доктор Волков быстро шагал к раскопу. Он что-то нес в руках. Остановился, прислушался, снова торопливо зашагал. Никита последовал за ним, стараясь сократить расстояние до минимума.
У Кати в машине сработала рация:
– Вега-1, я – Вега-5, вижу Волкова у ямы. У него в руках лопата и еще какой-то инструмент.
Никита тоже видел Волкова, правда, не так ясно, как вооруженная прибором ночного видения законспирированная Вега-5. Волков наклонился над раскопом, подныривая под брезентовый навес. Постоял, затем тяжело, с усилием спрыгнул вниз. Его садовая лопата глухо звякнула о кирпичную кладку. Он поплевал на руки и с силой ударил лопатой, как заступом, по кирпичам.
Источник звука был не снаружи – он находился в доме! Мещерский бросился к двери, выскользнул в темный холл. Ему показалось – там, наверху, на втором этаже, осторожно клацнула притворенная кем-то дверь. Он взбежал по лестнице на второй этаж. Где комната Изумрудова? Ага, вон туда, направо. В темноте так легко сбиться с пути, даже и не в лесу, а в доме, в чужом доме…
Он поспешил вперед и вдруг остановился. А что, если… вот будет дело… Если это ошибка? Может, ему все показалось спросонья? Ведь он заснул – позорно заснул! Может быть, это Салтыков сейчас там, в комнате Изумрудова, – решил навестить близкого друга. Может быть, они там в постели и… Черт, вот будет скандал!
Он стоял в нерешительности посреди коридора. Внезапно его пронзила мысль – коридор-то больничный, а эти комнаты – бывшие палаты для умалишенных. Они как тени бродили, слонялись по этому коридору. И кто знает, какие видения открывались их бедным, съехавшим набекрень мозгам в этих старых, очень старых стенах…
ХРИПЛЫЙ ВСКРИК…
Мещерский вздрогнул – нет, это не видение, не слуховая галлюцинация, это реальность. Он кинулся к двери комнаты Изумрудова, рванул ручку на себя. Темнота – еще гуще, еще чернее, чем в коридоре, – ослепила его. Хриплые сдавленные стоны, возня…
На кровати судорожно извивались, боролись яростно и страшно два человека. У одного в руках была подушка. И он, навалившись всем телом сверху, душил ею другого.
Михаил Платонович Волков последним ударом, достойным Голиафа, пробил в каменной кладке отверстие как раз в тот момент, когда Никита, включив фонарь, направил в его сторону яркий луч света. Катя напрасно беспокоилась – фонарь не только нашелся, но и пригодился в деле, в отличие от табельного оружия.
– Зря стараетесь, Михаил Платонович, – сказал Никита.
Ошеломленный Волков уронил лопату. Он болезненно моргал – свет бил ему прямо в глаза.
– Выбирайтесь оттуда, инструментик свой прихватите, не забудьте.
– Вы?! Вы здесь? Как же это? – Волков отпрянул от края ямы. – Ах ты, боже мой, ну конечно же… Вы и должны быть тут. Как это я сразу не подумал… Не догадался… Я же видел вашу коллегу. Вы не подумайте ничего плохого – я не делал ничего противозаконного. Я просто решил…
– Решили тайком откопать бестужевский клад? Ловко. Только никакого клада там нет.
– Как? Как это нет? А как же тогда… ЛЕГЕНДА?! А электроника, кладоискатель портативный? Он же наличие драгметаллов показал!
– Там нет никакого золота. Все это фантом, миф, – Никита наклонился, протянул руку. – Неужели вы тоже поверили легенде? Эх, Михаил Платонович… Ну, давайте выбирайтесь, поживее!
Но Волков не подчинился. Бормоча: «Нет, не может этого быть!», он снова со всего размаха ударил лопатой по кирпичам, сокрушая древний свод – подземелья, погреба, тайника, сокровищницы…
И почти сразу же в образовавшийся пролом снизу мощным потоком хлынула вода. Раскоп начал быстро заполняться: грунтовые воды, по поводу которых столько тревожились в Лесном, нашли себе новый путь наверх.
– Откуда потоп? Черт побери, я тону… Помогите мне! – испуганно крикнул Волков.
– Хватайтесь за мою руку, я вас вытащу!
Чего только не случается в оперативной практике! Закон подлости всегда начеку, тут как тут. В то самое время, когда Мещерский лицом к лицу столкнулся в доме с убийцей, Никите Колосову пришлось выручать не его, а заниматься у ямы срочным спасением утопающего кладоискателя!
Катя в машине была одна. Вертелась как на иголках. Ночь. Не видно ни зги. Вроде какой-то шум со стороны пруда?! Бежать туда, на помощь Никите? Но он строго наказал оставаться в машине – тут рация, связь.
– Вега-1, я – Вега-3, – услышала Катя позывные «охранников», прикрывающих дом и Мещерского. – На первом этаже есть движение. Мы направляемся туда.
– Колосов взял на себя Волкова, – сообщила Катя. – А я… я иду к вам!
Она тут же забыла все приказы – движение в доме! Что там происходит? Выскочила из машины и помчалась к флигелю. «Охранники» были уже там. Бесшумно и профессионально в течение двух минут справились с запертым дверным замком. Проскользнули в холл. Запыхавшаяся Катя отстала. Внезапно она увидела, как на втором этаже в одном из боковых окон вспыхнул свет и мгновенно погас. Послышались сдавленные крики, грохот…
– Он там! В комнате Изумрудова! – крикнула Катя и следом за «охранниками» устремилась через холл к лестнице.
Мещерский, еще не понимая толком, кто перед ним, бросился к кровати, ударил душителя по голове кулаком и рывком сбросил его на пол. Сдернул подушку – полузадохшийся Леша Изумрудов, давясь рвотой, судорожно хватал воздух ртом. Мещерский приподнял его, поворачивая на бок, чтобы не дать захлебнуться, и внезапно ощутил сильнейший удар в спину. Тот, кого он сбросил с постели, с яростным воплем запустил в него керамической лампой с ночного столика. Лампа грохнулась на пол, абажур с треском раскололся. При ударе, видимо, был задет переключатель: в комнате вспыхнул свет. И тут же погас. Но этого мгновения было достаточно, чтобы Мещерский наконец смог разглядеть нападавшего. Валентин Журавлев! Рядом с ним на полу валялась подушка, испачканная рвотой Изумрудова.
– Ты что, взбесился?! Опомнись, что ты делаешь? – крикнул Мещерский.
Но Журавлев, истошно визжа, вскочил, швырнул в него стулом. Кинулся к двери – бежать. Но ушел недалеко.
Мещерский слышал топот шагов на лестнице. Крики: «Стоять! К стене! Руки!» Звуки борьбы – явно неравной.
Он распахнул дверь. В доме горели все лампы. Внизу творилось невесть что – все обитатели флигеля, разбуженные шумом ночной схватки, выскакивали в холл – испуганные, полуодетые, сонные, потрясенные происходящим.
А на лестнице в руках крепких «охранников» бился, вырывался, визжал как припадочный Валя Журавлев. На его белой футболке спереди виднелись следы крови и рвоты.
К Мещерскому, расталкивая всех, уже спешила Катя. По ее взволнованному лицу он понял: все кончилось.
ЭПИЛОГ
Близился Новый год. В туристической фирме «Столичный географический клуб» наступили самые горячие дни. Сергей Мещерский буквально разрывался на части: горнолыжные туры в Альпы для экстремалов, ралли на снегоходах, зимняя финская сказка «В гостях у гномов».
Друг детства Вадим Кравченко изъявил желание на новогодние праздники проехаться с Катей «куда-нибудь». Мещерский предложил на выбор: Марокко, Словения, Финляндия. Катя захотела в гости к гномам – в Лапландию.
Они улетали в Рованиеми через три дня. Сам Мещерский с удовольствием тоже махнул бы вместе с ними любоваться на северное сияние, кататься на лыжах, на снегоходах, париться в сауне. Но в Москве его цепко держало важное дело. Точнее, даже два дела, тесно связанные друг с другом.
Во-первых, его продолжали вызывать в прокуратуру области в качестве одного из главных свидетелей по делу об убийствах в Лесном.
А во-вторых, вот уже почти месяц он был занят устройством дальнейшей судьбы своего родственника Ивана Лыкова.
Лыков подъехал в офис турфирмы к Мещерскому в обеденный перерыв.
– Все, документы готовы, – объявил ему Мещерский. – Они тебя берут, ты им вполне подходишь. Можно ехать получать снаряжение, оформляться. Ты сам-то не передумал, Ваня?
– Нет, не передумал, – Лыков прикурил сигарету, поискал глазами пепельницу. В офисе «Столичного географического клуба» пепельницами обычно служили половинки расколотых кокосовых орехов или морские ракушки. – Сколько, ты говоришь, там полярная ночь длится?
Мещерский вздохнул. Иван Лыков покидал Москву, станцию «Автозаводскую», Тюфелеву Рощу, Южный порт, трибуны стадиона «Торпедо» и свою сестру Анну – уезжал далеко и надолго. То, что ехать следовало непременно, посоветовал ему по-дружески, по-родственному сам Мещерский. Они возвращались вместе после одного из допросов в прокуратуре. Говорили о случившемся. Но об Анне Мещерский не спрашивал, язык как-то не поворачивался. Лыков сам начал: мол, живу сейчас один – снимаю комнату в коммуналке в Кожухове. Коммуналка – сплошной зоопарк, кого только нет: и алкаш Витя, и два малолетки-близнеца – нацбол со скинхедом, и некто по имени Филипп – теневой дилер по подержанным японским тачкам.
– А как Аня? – не выдержал Мещерский.
– Ничего. Наверное. Живет, работает.
– Салтыков уезжает, Ваня, – Мещерский делал вид, что целиком поглощен поисками ключей от машины в карманах собственного пальто. – Мы с ним разговаривали недавно. Он уже билеты на рейс в Париж заказал. Он берет с собой Изумрудова. Они с ним теперь стали просто неразлучны… Может, они когда-нибудь и вернутся в Лесное, но это будет точно не в этом году. Ты слышишь, что я говорю?
– Слышу. – Лыков кивнул.
– Мне кажется, тебе тоже лучше уехать. Ненадолго. На время.
– Куда?
– Мало ли мест?
– Ну если только на другой конец земного шарика. Я только на такое путешествие, Сергун, согласен. А иначе, – Лыков усмехнулся, – ничего из этого не выйдет.
Мещерский эти невеселые слова Лыкова запомнил. И вплотную занялся «вентилированием» внезапно осенившей его идеи. Идеи свои он обожал претворять в жизнь. И вот вскоре все справки были наведены, вопросы прояснены, согласие Лыкова – принципиальное – получено, анкеты заполнены, документы оформлены.
Из надежных дружеских источников Мещерский знал: на постоянно действующей научно-исследовательской станции «Восток» в Антарктиде предстоит кардинальная ротация кадров. Полярники набирали новую экспедицию, новую команду – научный и, что самое главное, обслуживающий персонал. Охотников торчать два контрактных года на Южном полюсе по нынешним неромантическим временам находилось не так уж много. Мещерский предложил этот вариант Лыкову: не слабо? И тот согласился. В полку полярников прибыло.
– Так сколько там длится полярная ночь? – переспросил Лыков.
– Полгода, – ответил Мещерский.
– А день?
– Тоже полгода. Тебя это не устраивает?
Лыков хмыкнул. Забрал папку с документами.
– Ну что, теперь на вокзал ехать, билеты до Питера брать, а там и на корабль, – он посмотрел на Мещерского. – Ты скажи ей, когда я уеду. Пожелай ей от меня счастья.
– Сам даже не позвонишь, не простишься? – спросил Мещерский. – Иван, ну как же так? Это же самый родной тебе человек, твоя сестра!
Лыков снова усмехнулся – как-то виновато.
– В том-то и беда, Сергун, что она моя сестра. Была б… Эх, ладно. Проехали. Забили.
– Я тебя все спросить хотел, да не решался, – Мещерский даже вспотел от волнения. – В ту ночь, когда мы этого гаденыша поймали, Вальку Журавлева, – ты ехал в Лесное. К ней, к Ане?
– Пьяный я был в дым. Вышел из бара, сел в тачку. Бах – смотрю, уже пилю куда-то на всех парах. Дорога сама ведет, стелется, стерва, – Лыков пожал плечами. – Может, и к ней я ехал, к Аньке, а может, и… Не хочу тебе врать, Сережа. Ненавижу врать тем, кого люблю. Одно скажу – то, что менты меня там, у деревни, тормознули, это к лучшему. Я бы вам там не помощник был в ваших ментовских хитрых делах, а наоборот. Ну что таращишься на меня так печально?
– Ничего. Так. Все утрясется. Я верю – все образуется. Удачи тебе, Иван.
– Где, среди пингвинов? – усмехнулся Лыков.
Мещерский смотрел из окна офиса, как он садится в свой раздолбанный «Форд».
Гуд бай…
От Лесного, от которого за эти месяцы отслаивалось, отпочковывалось, отрывалось с мясом и кровью немало составляющих, отделилась еще одна частица – гуд бай…
Из всего происшедшего Катя решила извлечь для себя максимальную пользу. Как только расследование по убийствам было закончено, она тут же засела за масштабный репортаж для «Вестника Подмосковья».
Никита Колосов зашел в пресс-центр в конце рабочего дня. Катю он застал наедине с компьютером. Вид у нее был ужасно сосредоточенный и забавный – она писала. Пальцы так и прыгали по клавиатуре. На столе царил невообразимый хаос: дискеты, компакт-диски, блокноты, разноцветные листки-памятки, пачка фотоснимков.
– Ты мне звонила? – спросил Никита.
– Где тебя носило? – Катя не отрывалась от текста.
– В Пушкино выезжали. Там убийство – бытовуха банальная, ничего интересного для тебя. По пьянке один другого ножом пырнул. Пишешь? Много уже написала? Говорят – ты в отпуск собираешься?
– Да, – Катя с гордостью посмотрела куда-то мимо него – на календарь, где были красными кружками обведены последние дни декабря. – С Вадиком. К северным оленям, в Лапландию.
– А что твой Вадик – выпить не дурак?
– Почему это? – Катя нахмурила брови. – С чего ты это взял?
– Ну раз в Финляндию едете, да еще под Новый год. Там на это время у финнов сухой закон отменяется. Пьют все поголовно. И местные, и туристы. А потом в бане отмокают, детоксикацию проходят. Так что гляди в оба там за своим… Вадиком.
– Спасибо за совет, – Катя покачала головой: ну надо же, а? И это называется – товарищ, напарник, единственный и неповторимый Фокс Малдер для Даны Скалли! Нет чтобы пожелать счастливого пути, приятного отдыха – не дождешься ведь. – А ты где Новый год собираешься встречать?
Никита пожал плечами: а вам-то что? Раз уезжаете со своим драгоценным Вадиком, ну и уезжайте. Скатертью дорога.